Обожженные языки (сборник)

Потом мы несколько недель ходили в кино, поужинать. Я познакомился с ее родителями и понял: они гордились тем, что их дочь встречается с кем-то неполноценным. Отец расспросил про колледж, сказал, что слышал – голова у меня варит и, возможно, мне доверят произносить на выпускном речь. Во время этого разговора Джули от гордости стиснула мою руку.

Она любила при всех держаться за руки, любила читать и любила книги. Мы уже встречались шесть недель, когда Гленн спросил меня, обращаясь поверх гриля, на котором жарились гамбургеры, сделал ли я, наконец, это самое, стал ли, наконец, одним из них.

Это случилось в подвале дома ее родителей. Джули расцеловала мои шрамы и, положив руку на изуродованную часть лица, прошептала, что любит меня всего. В темноте раздались щелчки: расстегнулись джинсы, расстегнулся бюстгальтер. Я слышал, как расцепляется каждый зубчик на ее молнии. Она спросила, хочу ли я ее. Потом мы занялись любовью, и хотя мои ожидания не оправдались, я все равно сказал ей, что люблю, потому что так и было.

Гленну я ответил, что да, теперь я один из них.

– Похоже, твоя жизнь и вправду начинает налаживаться, – сказал он таким тоном, словно у него все было наоборот, но при этом улыбался.

Он гордился тем, что дружит со мной, будто я передавал ему часть своего ума, словно бы и он встречался с такой же красоткой, как Джули. Я это знал. Но еще знал, что отчасти он был отравлен тем, что я никогда ему не рассказывал, что на самом деле произошло. Не разрешал ему стать моим другом.

Джули я любил. Но дураком не был и понимал, что надо сделать. На наш юбилей – в шесть недель – я купил ей серебряную закладку для книг и выгравировал ее имя. Мы целовались на кушетке в подвале, и я поинтересовался, почему она меня любит. Для начала она сказала «ты симпатичный», словно подчеркивая это. Умный. Милый. Искренний. Отличный парень.

А потом спросила меня о том же. И я сказал, что не могу ответить, потому что не люблю ее. Вторая большая ложь в моей жизни, такое вот жирное, благородное семя, которое так и не проросло в то, на что я рассчитывал. Я попытался поцеловать ее на прощание, просто в щечку, но она залепила мне пощечину по онемевшей стороне лица. Я до сих пор это чувствую, словно инструменты стоматолога вонзаются в щеку, накачанную лекарствами.

Той ночью я уехал и больше в родной городок не возвращался. Сбежал в соседний город в часе езды – только туда смогла доехать на половине бака моя «корсика». Но это был город с громадным торговым комплексом и забегаловками раза в три больше, чем «У Гари». С таким же успехом я мог улететь на Луну.

* * *

Узнав о смерти Эрика, я выбрал себе новый книжный, не такой раскрученный, без огромной секции «для детей» и полок с видеодисками. Меньше народа, больше пыли и сырости, на книгах цена проставлена вручную, синими чернилами на крохотных белых этикетках.

В первый же день меня обозвала чудовищем маленькая девочка. Она еще не знала, что молчание – золото. Не имела понятия о невинной лжи, в отличие от низкой лжи, которая лишь провоцирует смущение и злобу. Девочка, уставившись на меня, держала за руку свою мать, и я улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. У девочки были каштановые кудряшки, неполный комплект молочных зубов и огромные голубые глаза. Мы молчали – девочка, ее мама, я – и безумно долго смотрели друг на друга. Выражение лица девочки напомнило мне о Джули: ее имя застряло в горле, так и не вырвавшись наружу, воткнулось как лезвие бритвы. Ребенок спросил у матери, чудовище я или нет. Та пробормотала «извините» и словно нашкодившего щенка вытащила дочь из прохода, а потом на улицу.

Я был уверен, что стою, обернувшись изуродованной стороной в угол магазина. Но, похоже, мои шрамы выбрались из своего укрытия, а я и не заметил, старательно отгораживаясь от правды, которая окончательно заставила меня повзрослеть. Дети обычно режут правду-матку. Возможно, эта девочка увидела перед собой чудовище и сразу его узнала.

Я смотрел в книгу, не понимая ни единого слова, не замечая ни единой картинки и снова ощущая на себе проницательный взгляд. В плоти лица нарастал зуд, настоящий зуд, будто от зреющего фурункула или от укуса комара на потной лодыжке под носком во время игры в ночные салки. Я зачесался до хруста под ногтями и поразился, когда капельки крови закапали на книгу у меня руках.

В магазине был только продавец. Он писал что-то за прилавком, погруженный в свое занятие. А я перелистывал страницы, пока не перестала капать кровь.

Брендон Тиц Диета [22]

По пятницам подколки еще терпимы.

(9:37) Доктор Варден:

– Скажи-ка, Притчард, если я соберусь с духом и потянусь у тебя под носом за печенюшкой, мои пальцы будут в очень большой опасности?

(13:03) Доктор Гринт:

22

Dietary. Brandon Tietz, copyright © 2014. Перевод Юрия Балясова.

– Будешь налегать так на «Биг Монтана», сама станешь как сэндвич.

(13:55) Медсестра Фаулер:

– Отлично, звоните в бюро патентов. Я всегда мечтала о телефонном аппарате за три сотни баксов, от которого воняет картошкой фри.

Сегодня ровно три недели с тех пор, как по почте пришло приглашение.

Восемнадцать дней назад я оформила заказ, который потребовал переводить с испанского и пересчитывать песо в доллары, – и вот впервые за долгие годы улыбаюсь, услышав в трубке противный голос моего квартировладельца.

– Мисс Миранда, вам пришла посылка.

Меня обдает волной облегчения: слава богу! Потому что ни номера отслеживания, ни кода подтверждения, ни горячей линии по работе с клиентами – ничего не было.

– Два сэндвича «Биг Монтана», две большие картошки фри, – заказываю я с кредиткой наготове.

– О-о-очень странно пахнет, мисс Миранда, – нудит он по телефону, с подозрением принюхиваясь. – Как уборная.

– А вообще, добавьте еще «Монтану», – подмигиваю я кассирше, не в силах сдержаться. – Вдруг муж вторую захочет.

Тощая оборванка переводит взгляд с моего лица на живот и явно не клюет на отмазку. Надо было ехать в автокафе.

– Тут все по-мексикански, – продолжает квартировладелец. – Вы говорите по-мексикански?

– Да, мой сладкий, я уже скоро, – отвечаю я и захлопываю телефон.

(13:59) Медсестра Фаулер:

– Ну, есть и хорошая новость: я сэкономлю на диетическом тотализаторе. Честно говоря, я думала, ты четыре дня на Аткинсе протянешь, но доктор Кесслер, жулик такой, заказал в приемную французскую сдобу. – Она недовольно стонет. – Как ты могла купиться на сконы?! Ты, если подумать, должна мне полсотни.

Это не шутка.

И далеко не первая моя попытка.

(14:01) Медсестра Фаулер:

– Хотя между нами, девочками, я даже рада, что ты завязала с той ерундой.

Она имеет в виду нелепую попкорновую диету.

Другие минималистские режимы питания включают йогурт, чернослив, салат и сырные кубики. Выбери один вид еды и держись его – до конца своей жирной, ничтожной жизни.

«Объявляю вас мистером и миссис Грейпфрут».

Доказано, что все эти методики не срабатывают в девяноста семи случаях из ста.