Обратная сторона смерти

Это была циничная шутка, в которой, вне всяких сомнений, была доля… циничной шутки.

Татьяна хлопнула дверцей, и автомобиль, мигнув на прощание фарами, покатил прочь.

Татьяна запомнила его номер, хотя и понимала, что это ничего не даст. Маньяк сам сказал, что машина из автопарка издательского холдинга, угнанная им у томившегося невесть где настоящего шофера.

Она обернулась — лимузина, где за рулем сидел маньяк, которого по определению не могло существовать, уже не было видно. И весь вопрос в том, был ли он вообще…

Писательница взглянула на два сиротливо стоявших около ее ног чемодана, потом раскрыла сумочку и извлекла ключи. При этом перетрясла содержимое, желая лишний раз убедиться, что тюбика алой губной помады там в самом деле больше нет.

Значит, маньяк существовал.

Конечно, существовал, как же иначе! Однако чего бы она только не отдала за то, чтобы психопат исчез… Чтобы произошедшее обернулось дурной шуткой, страшным сном, невероятным розыгрышем…

Но это не были ни шутка, ни сон, ни розыгрыш. Все намного страшнее и безысходнее. Это — суровая действительность.

Татьяна открыла парадную дверь, прошла в подъезд и через минуту оказалась около двери своей квартиры. В ее отсутствие тут бывала Антонина Ивановна, а также вездесущая Аллочка.

Ну и, как выяснилось, еще и Марк Шатыйло.

Вернее, маньяк, косящий под него.

Вздохнув, она воткнула ключ в замочную скважину и, чувствуя, что руки мелко дрожат, повернула его по часовой стрелке.

Раздался щелчок, потом еще один. Татьяна шагнула через порог и быстро включила свет, почему-то опасаясь, что маньяк притаился в темноте. Однако даже такой виртуоз кошмара, как ее Марк Шатыйло , не смог бы уехать на автомобиле у нее на глазах — и парой минут позднее оказаться в квартире раньше ее самой.

Писательница отключила сигнализацию, вкатила чемоданы в коридор и захлопнула дверь. Хотя, не исключено, створку надо было оставить приоткрытой — чтобы сбежать из квартиры, если вдруг выяснится, что маньяк все же поджидает ее в жилище.

Ей было страшно. В квартире стояла жуткая тишина, и только паркет в коридоре едва слышно поскрипывал под ногами. Странно, раньше малоприятные звуки издавала только одна половица, а теперь — почти все!

Наверное, у нее просто нервы расшатались, и она обостренно воспринимает любой шорох. И неудивительно…

Приказав себе не впадать в истерику, Татьяна прошла на кухню, когда вспыхнул свет, заметила записку от Антонины Ивановны, в которой сообщалось, что та приготовила ее любимый яблочный пирог.

Писательница и сама обожала готовить, но позволяла экономке, относившейся к хозяйке с благоговейным почтением, время от времени баловать себя различными вкусностями. Только вот откуда Антонина Ивановна узнала, что она сегодня прилетит? Ведь и малейшего понятия об этом не должна была иметь! Или домработница как-то связана с Марком?

Объяснение оказалось гораздо проще и прозаичнее: там же, на столе, обнаружилась и записка от Аллочки — ей сказали о ее прилете в издательстве. Помятуя о привычках хозяйки, секретарша заблаговременно ушла домой — Татьяна терпеть не могла, чтобы во время возвращения из отпуска или деловой поездки ее встречала дома подлинная делегация.

А вот Игоря не было. Ну его и не могло быть — наверняка неверный муж развлекается со своей «зайкой».

Журавская обернулась — и только сейчас заметила на холодильнике надпись. Кто-то при помощи помады — украденной у нее! — сделал на его белой дверце два слова: «Открой меня! »

Почерк был до боли знаком — буквы начертал Марк Шатыйло. Точнее, психопат, вообразивший себя героем последнего романа писательницы. Но самое ужасное заключалось в том, что у книжного Марка Шатыйло должен был быть именно такой почерк. Именно таким Татьяна его себе и представляла!

Она постаралась припомнить, описывала ли почерк маньяка. Кажется, да. Или все же нет? И решила, что надо бы проверить, имеется ли в романе соответствующий пассаж. Однако в данный момент это было не так важно.

Чувствуя, что у нее засосало под ложечкой, Татьяна открыла дверцу холодильника, которая тихо скрипнула. И увидела на одной из полок черную пластиковую коробку с прилепленной к ней запиской, начертанной опять же при помощи помады: «Съешь меня! »

Дрожащими руками извлекла из холодильника коробку и поставила ее на стол. Не отрываясь, смотрела на нее — а потом решилась. И сняла крышку.

Да, она знала, что ее ожидает. Потому что это было в манере Марка — ее Марка. И, судя по всему, этого Марка тоже.

На дне коробочки лежала бордовая печень. А около нее — человеческий глаз и отрезанный палец с изящным маникюром. Точной такой же маникюр был у секретарши австрийского профессора, у фрау Цепик.

Татьяна вздрогнула, быстро закрыла коробку, потом обернулась, желая достать из сумочки телефон и позвонить в полицию. Но еще до того, как взяла в руки мобильный, тот ожил, залившись светом и издавая переливы. Заметив, что номер не определился, приняла звонок. И услышала знакомый голос:

— Татьяна Валерьевна, на вас ведь лица нет! Неужели мой подарок так напугал?

Собравшись с мыслями, писательница сухо произнесла:

— Вы склонны к циничным шуткам.

— Но именно вы таким меня выдумали! — нагло заявил маньяк, явно над ней издеваясь. — Если бы написали, что я белый и пушистый, точно был бы белым и пушистым. В том, что я убиваю, виноваты исключительно вы, моя литературная мамочка!

Татьяна молчала, а маньяк продолжал:

— Хотите узнать, откуда мне известно, что на вас лица нет? Откуда я узнал, что вы только что извлекли мой подарок и успели полюбоваться на него?

— Совпадение, — пожала плечами Журавская. — Точнее, логическое мышление.

Она и думать не хотела о том, что псих-имитатор напичкал ее квартиру миниатюрными камерами и наблюдает за каждым ее движением.

— Совпадение и есть логическое мышление, — огрызнулся явно задетый ее словами убийца. — Просто хотел вам продемонстрировать, что высоко сижу, далеко гляжу. Поэтому никаких лишних телодвижений, никакой полиции, никаких частных сыскных агентств! Но, судя по вашему тону, мой подарок вам не понравился?