Образ жизни

Проголосовали единогласно.

На этом роман с прутками иссяк, остались приятные воспоминания о прожитом времени и о людях.

В семьдесят пятом году родилась Танечка. Бытовала версия, что девочку назвали в честь Татьяны Михайловны. Я тоже так думал, пока однажды Ирина не призналась: «… толком я её рассмотрела, когда принесли кормить. Серьёзная и такая деловая, ну, точно Татьяна». Нянек у Танечки хватало. Так, сменяясь, они дотянули её до садика. А поскольку няньки были не простые — образованные, к этому времени Танечка была развита не по годам.

После многих лет работы в детском доме за весьма скромное вознаграждение, выйдя не пенсию, Татьяна Михайловна оказалась за чертой бедности. На шестьдесят два рубля пятьдесят копеек, по словам самой же Татьяны Михайловны, «можно как-то прожить, но нельзя жить». Под жизнью она понимала лекции в музеях, абонемент в филармонию и книги о жизни, творчестве и судьбе Александра Сергеевича. Заботу о духовном деликатно взяли на себя Ирина с Петром.

Я уже не помню, как стеклись обстоятельства, и почему я поехал в командировку с директором, Смолиным и Германом, но саму поездку запомнил хорошо. Состав ещё не тронулся, когда директор раскрыл портфель и достал первую бутылку «Столичной». Сидевший рядом Герман хлопнул себя по бёдрам: — Блин! Стаканы забыл! — Смолин порылся в своём портфеле, вынул складной стакан с крышечкой, складной нож с вилкой и ложкой, банку сайры и бутылку. Выставил всё на стол со словами: — Джентльменский набор.

Пили по очереди. Я вежливо отказался, принёс бельё для всех и забрался на верхнюю полку.

Поселили нас в квартире, приспособленной под гостиницу для чиновного люду. Директор взял у Германа командировку и втроём мы направились на завод. Договорились встретиться в четыре у главного металлурга и разошлись по своим делам. «Постучишь», — предупредил меня Смолин. В четыре я ткнулся в запертую дверь, вспомнил и постучал. Бригада трудилась. На столе стояли мензурка со спиртом и графин с водой, закусывали пирожками из столовой. Протокол уже составили, ждали только моих предложений. Выпили на посошок и всей компанией отправились в гостиницу.

Очевидно, разыгрывался давно обкатанный сценарий, где каждый хорошо знал свою роль. Посреди стола дымилась большая кастрюля картошки. На плоской тарелке покоилась селёдка, укрытая кольцами лука и политая подсолнечным маслом, там же — вскрытые банки консервов, зелень пучками и, пожалуй, всё. Герман сиял, доставая из холодильника запотевшие бутылки и припасённую баночку маслят, маленьких, один к одному, собственного приготовления. Я выпил с полстакана водки, хорошо поел и незаметно удалился — дабы не торчать случайной занозой. Кроме того, мне было неловко: мы оккупировали кухню, и солидные дядечки вынуждены были бочком протискиваться к плите с чайником в руках. Переоделся, раскрыл книгу и мирно уснул, не прочитав ни строчки.

Поднял меня Смолин. Мне показалось, что ночью.

— Пойдём. Поможешь.

Выпили они прилично. Пустых бутылок было больше, чем людей. Директор подпирал голову рукой, а второй тормошил Германа: — В каком классе? Помнишь? Девок напоили… и в бане…, - он пытался изобразить что-то рукой. — Ну, Герка… — Герка мычал и норовил устроить голову в тарелке. Смолин ловко убрал тарелку, голова ударилась о стол и затихла. Мы подхватили директора с двух сторон, и он послушно пошагал спать, сбросил туфли, лёг на бочок и подложил сложенные ладони под голову, как мальчик-паинька. Герман тоже удобно устроился на половике под столом, храпел, подвывая при каждом вдохе. Мы пытались поднять его, но он отчаянно упирался. Поднаторевший в таких делах Смолин предложил отволочь его на половике. Я и сейчас, когда вспоминаю, как мы волокли его по коридору и через два порога, не могу удержаться от смеха, а тогда мы оба смеялись до слёз.

Воленс-ноленс, а честь мундира обязывает — я вернулся на кухню и принялся заметать следы пребывания научного десанта.

— Пойдём, Герман заперся в сортире, храпит, всех разбудит, — Смолин устал, сам еле держался на ногах, но роль свою помнил. На стук сиделец не реагировал. Я подёргал дверь, понял, что она на крючке, и пошёл на кухню. Нашёл нож с тонким лезвием, изогнул его и, после нескольких попыток, открыл дверь. Герман спал на унитазе, прислонившись к трубе, он даже не сделал попытки использовать его по назначению. Крючок я на всякий случай вывернул. Вдруг директор вполне членораздельно произнёс: — Недоперепил бедняга, — и сочувственно вздохнул.

— Как это? — спросил я Смолина.

— Выпил меньше, чем хотел, но больше, чем мог, — ответил, со стоном облегчения упал на кровать и затих. А я пошёл на кухню заметать следы. Из сна я выбился окончательно. Заварил чай и устроился читать на кухне. Немного погодя приполз Смолин с флаконом соды. — Не могу заснуть. Изжога. — Он выпил свою соду, уселся напротив и стал ждать, когда подействует. — Не удивляйся, — сказал он, зевая, — мужики на свободу вырвались.

Меня давно занимал вопрос: что объединяет эту троицу? Обстановка располагала, Смолин сам напрашивался на разговор. Откровенничать я не стал. Пётр как-то заметил походя: «Косит под серого кардинала.» Спросил осторожно: — Директор толковый человек, с полуслова понимает, что к чему, зачем ему Герман нужен?

— Ну, это понятно, — ответил Смолин, не колеблясь, — они из одного помёта. Он ему доверяет. С тобой ведь не поговоришь по душам.

— Это почему?

— Потому, что души у вас разные. А Герка — он свой.

— «Мы с тобой одной крови…»^[16], — подумал я и спросил: — А вы?

Смолин ответил не сразу: — Стараюсь сохранить статус кво, по возможности. Зачем мне другой директор? И тебе тоже.

Утром дама с кобурой, глядя в помятое лицо директора, приказала:

— А ну, дыхни! — Он показал ей свой красный пропуск, и она отступилась.

Протокол должен был утвердить главный инженер завода. Директор начал читать, руки его подрагивали, и язык местами заплетался.

— Я лучше понимаю, когда сам читаю, — сказал главный инженер и протянул руку за протоколом. Прочитал, утвердил и сразу встал. — Спасибо. Хорошо поработали, и город наш, я вижу, понравился.

На Петра мой рассказ не произвёл впечатления. — Выйдешь на пенсию, будет что вспомнить. — Как в воду глядел.

Глава 20

Почту, обычно, вынимала Ирина. Большой конверт из Челябинска она положила на письменный стол. Вечером смотрела, как Пётр читал, отметила недовольную гримасу и не уходила, чтобы быть рядом, если он захочет поделиться. Пётр протянул ей письмо. Издательство «Металлург», идя в ногу со временем, предложило шефу подготовить монографию о производстве фасонных профилей. Шеф подобрал авторский коллектив, поставил Петра вторым автором и прислал договор на подпись. Ирина опустила листок на колени.

— Чем ты недоволен?

— Мы не хозяева своего времени: я же не могу отказать ему. Всё, что может заинтересовать кого-то, уже опубликовано, а это… суета.

— Так ведь почти всё суета.

— Верно. — Пётр сел рядом. — То суета, а это суета сует. — Посмеялись.

— Больше всего я хочу быть рядом с вами и ничего не пропустить. Ладно. Надо — значит надо. Сесть, сделать и забыть.

Дебаты по поводу иллюстраций и расположения текста, согласования и разъяснения тянулись больше года. Наконец книгу издали, и Пётр получил два авторских экземпляра.