Образ жизни

Антон спал в костюме, при галстуке, в обуви. Пётр разул его, распустил галстук, прислушался к пьяному бормотанию, ничего не разобрал и лёг спать. Ночью он несколько раз просыпался от булькающего храпа. Утром, когда Пётр проснулся, Антон, всё ещё в костюме, сидел на кровати, свесив ноги, и не мигая смотрел на Петра.

— Я три семестра вел занятия у этой панночки. Пялился, как только мог, а она, значит, прынца ждала. Ну, ты даёшь! — и он снова растянулся на кровати.

Верный армейской привычке, Пётр почистил ботинки, навёл стрелки на брюках, поправил фуражку перед зеркалом и довольный собой пошёл на свидание. Каролина вышла улыбаясь, увидела Петра, остановилась, прищурилась.

— Здравствуй, воин. Ты опять при параде!

Пётр молчал. Пауза затянулась. Каролина почувствовала неловкость, взяла Петра под руку: — Пойдём, посидим у воды. — Они перешли по мосту на остров, пошли вдоль берега, увидели бревно на песке, сели. По дороге и здесь на берегу разговор не завязывался. Каролина прильнула к Петру, он обнял её одной рукой. Она повернула к нему лицо: — Что ты всё молчишь? Ты с девушками встречался когда-нибудь?

— Бывало и встречался. Никто не обижался.

Каролина густо покраснела: — Не сомневаюсь. — Попробовала зайти с другой стороны: — Тебе нравятся книги папы Хема?

— Никогда не слышал.

— Не слышал о Хемингуэе? Где же ты был последние десять лет, мой милый Маугли?

Пётр встал. Неприязнь, вспыхнувшая при встрече, вновь охватила его. Насмешливый тон, высокомерные нотки… Подошёл к воде. Постоял. Вернулся.

— Одна моя подруга детства в таких случаях говорила: «Во дурак! Чего уши развесил? На одежду пока не заработал, не успел — три месяца, как демобилизовался.

Каролина не отвела глаза, смотрела внимательно, спросила: — Тебе никто не помог? Родители…

— Некому помогать, — помолчал и добавил, — и никогда не было. Пойдём. Провожу.

Она послушно поднялась, молча дошли до проспекта.

— Здесь уже близко, сама дойдёшь, — Пётр улыбнулся на прощанье и повернул в свой проулок. «Этой улыбкой он из меня верёвки будет вить, — подумала Каролина и отметила, что к месту вспомнила подходящее выражение. — Грубоват, но до чего похож на моего героя. Чего я сунулась с Хемингуэем?»

Каролина Збыровская училась на третьем курсе. Возвращаясь после летних каникул, проведенных в Варшаве, она сразу же начинала мечтать о следующей поездке, и так её жизнь превратилась в долгое ожидание и мотыльковый миг короткого лета. Невысокая, худенькая, стройная фигурка, шатенка со светлыми карими глазами, живое лицо, озарённое внутренним светом. За два прошедших года никто не стал перед ней на колени и не был сражён сиянием её лучистых глаз.

В вестибюле общежития Пётр спросил у вахтёрши, уткнувшейся в книгу: — Кто такой Маугли? — Женщина сняла очки, убедилась, что он не шутит. — Мальчонка такой дикий, у волков в лесу воспитывался.

— Вроде Тарзана?

— Да, да. Вроде того.

В среду Пётр возился с заезженным армейским грузовиком, на котором студентов обучали вождению.

— Эй, механик, — услышал он знакомый голос с приятным акцентом. Пётр открыл калитку. Каролина помахала тоненькой книжкой:

— Почитай. «Старик и море». Пошли в кино.

— Приоденусь — тогда и пойдём. Хочешь прокатиться? Машину надо проверить. — Он помог ей подняться в кабину. — Здесь недалеко мастерская. Токарь требуется. Заедем на минуту.

Она ждала его у двери. Смотрела, как он подошёл к рабочему, как тот остановил станок, поговорили, пожали руки, сейчас вернётся… Нахлынули желания, терзавшие её уже не первый год, и она решилась дать им волю.

— Поезжай за город. — «Голос чужой», — отметила она про себя.

Пётр посмотрел в зеркало, увидел её лицо и всё понял. В роще она опустилась на сухие листья и позвала: — Ну, иди же!

Работа в небольшой мастерской, обслуживающей горздрав, оказалась очень удобной. Петру оставляли чертежи, чаще эскизы, никто не контролировал его время, он выполнял работу, раскладывал детали на столе, утром их уносили. Около десяти Пётр закрывал мастерскую, шёл к общежитию и встречался с Каролиной. Ближе к зиме мест для уединения не осталось. Их встречи начались с телесной близости, теперь они нащупывали пути к близости душевной — бродили по тёмным улицам, разговаривали и обменивались жизненным опытом, таким разным, что обоим было интересно. Позже начались первые совместные покупки. Костюм решили шить. В маленьком ателье на проспекте Каролина остановила свой выбор на тёмно-синей ткани в редкую белую полоску и занялась фасоном. Пётр неумело выполнял указания пожилого закройщика, когда тот обмерял его и вертел перед зеркалом. На все вопросы Каролины закройщик отвечал одной фразой: «Ви мне говорыте?», меняя интонации и ударения. Пётр не понимал: спрашивает он или соглашается, но Каролину беседа, похоже, устраивала.

На первую примерку Пётр пришёл один. Закройщик возился у него за спиной, наносил мелом какие-то метки и говорил сам с собой.

— После всего, что было, идише бухер приводит сюда полячку. Ему нужна шикса. — И вдруг обратился к Петру: — Фун мазл биз шлемазл из эйн шпан. Вы понимаете, Зисман? — Пётр смущённо улыбнулся. Закройщик сокрушенно покачал головой. — Ну конечно… Всё-таки я вам скажу, Зисман. От счастья до несчастья всего один маленький шаг. Вы понимаете, что я говору?

Сокурсница дала Каролине ключи от комнаты в коммунальной квартире. Поздно вечером, когда жильцы уже спали, они пробрались в эту комнату и провели вместе целую ночь. Рано проснулись и долго шептались, пережидая утреннюю суету многолюдной квартиры, и решились выйти, когда парадная дверь хлопнула последний раз и наступила тишина, — короткий промежуток между уходом спешащих и первым шарканьем шлёпанцев стариков. Обстановка располагала к доверительной беседе и Пётр поделился мыслями, посещавшими его с недавних пор. Возня с тремя старыми танками и выполнение простеньких заказов в мастерской уже начали надоедать ему. Он согласился работать на кафедре, чтобы как-то закрепиться в большом городе, но теперь он немного осмотрелся и узнал, что на заводах требуются станочники, желающим обещают хорошую зарплату и место в общежитии. Можно подучиться и податься в дальнобойщики, там вообще сулят золотые горы. Он ещё ничего не решил, надо походить, расспросить поподробней. Каролина слушала и по мере того, как он говорил, таяла её хрупкая надежда избавиться от одиночества и «сносно прожить оставшиеся два с половиной года». Она понимала, что если он уйдёт в заводское общежитие, расположенное чёрт знает где, она потеряет его. Услужливая память тут же выдала ей подходящие выражения: «с глаз долой — из сердца вон; поминай, как звали…», но легче ей от этого не стало.

Вечером Каролина стояла в коридоре у окна, всматривалась в слабо освещённую улицу и ждала Петра. Она успокоилась, почти смирилась с неизбежным и подумала, что будь Пётр студентом… Каролина выбежала на улицу, пошла навстречу Петру, с каждым шагом обретая уверенность, что ещё не всё потерянно. Она спешила поделиться своим открытием и не успела подобрать верные слова.

— Петрик, ты должен поступить в институт.

— Должен?

— Да. Ты станешь инженером, и мы будем вместе.

Пётр немного отстранился. — А как же Варшава? — Каролина осеклась, спонтанный ход мыслей прервался. Какое-то время шли молча.

— Я целый день сама не своя. После чудесной ночи эти твои планы… Удар ниже пояса. Обрадовалась, что нашла хорошее решение для нас обоих. — Она прижала его руку к себе и ждала ответа.

— Я уже думал об этом. Даже узнал, какие сдают экзамены. Потом бросил эту мысль. Мне надоела жизнь на виду. Пора уже начать зарабатывать и обзавестись своим углом.

— Своим углом?

— Выражение такое. К тому же диплом ничего не даёт. Длинный путь к маленькой зарплате и койке в общежитии ИТР. Это я уже видел.

— Понимаю. Я ужасно скучаю по своей комнате, она мне снится. Хорошо знать, что она у тебя есть, но ты же не крот, чтобы сидеть в норе, а образование позволит тебе всю жизнь встречаться с интересными людьми.

Пётр почувствовал, как закипает раздражение. «Ничего она не поняла. Своя комната. Крот, нора. Какие-то интересные люди». Он остановился, взял её руки в свои.

— На самом деле твоё хорошее решение хорошо только для тебя.

Каролина сникла, сказала вяло: — Образование ещё никому не вредило.