Образование, воспитание, наука в культуре эпохи Возрождения
Шрифт:
В информативном ядре, составляющем основное содержание этих источников, наряду с генеалогией, сведениями, относящимися к совокупному физическому телу семьи (беременности, рождения, браки, болезни и смерти), а также к экономическому состоянию фамилии, все большее значение приобретало социально-политическое поле, в рамках которого значительное место отводилось воспитанию коммунального патриотизма и гражданственности [49] . Вплоть до второй трети XV в. в семейных книгах преобладали наставления в том, как стать уважаемым и достойным гражданином коммуны, что определялось, по вполне конкретному признаку – степени участия в коммунальном управлении. При изучении «семейных книг полного титра» [50] складывается впечатление, что проявления личностного начала и саморепрезентации больше связаны с политическими делами и пребыванием на коммунальных постах, нежели с реализацией в профессионально-экономической сфере. Общественная деятельность давала возможность самовыражения и в публичных жестах, и в речах, требовала в ряде случаев отстаивать определенную политическую позицию и открыто демонстрировать гражданскую доблесть. Это понимали теологи и проповедники, тесно связанные с городской средой. Доминиканец Джованни Доминичи, составляя в начале XV в. для вдовы Бартоломеи дельи Альберти свою инструкцию по управлению семьей и воспитанию детей, уделял особое внимание их службе на гражданском поприще: «Видя в детях склонности к государственной деятельности, следи, чтобы они усердно изучали грамматику, историю, право, дабы они не выросли невежественными и обладали бы хорошей памятью… не давай им спать много; следи, чтобы они постоянно упражнялись в добродетели (virtu), поручай обязательно выполнять какие-либо обязанности, поскорее выводя их из сонного детства» [51] .
49
Mordenti R. Les livres de famille en Italie.
50
Термин итальянской исследовательницы семейных книг Э. Ираче; см.: Irace E. Dai ricordi ai memoriali: I libri di famiglia in Umbria tra medioevo ed eta moderna // I libri di famiglia in Italia. Geografia e storia. Roma, 2001. Vol. II. P. 150. К таковым относят «Домашнюю хронику» Донато Веллути, «Воспоминания» Джованни Морелли, «Хронику» Бонаккорсо Питти.
51
Dominici G. Regola del governo di cura familiari / A cura di D. Salvi. Firenze, 1860. P. 179.
Что могли узнать представители молодого поколения из семейных книг? В них приводились перечни всех коммунальных должностей, особенно старших постов в синьории, занимаемых предками и современниками автора. Такие сведения, обозначающие высокий статус фамилии в коммунальном обществе, как правило, сопровождались комментариями, выражающими гордость, удовлетворение и позитивные эмоции. Судья Донато Веллути указывал потомкам на законные преимущества, которые приносила государственная служба, помимо платы за исполнение должностей и дипломатических миссий: в 1346 г. он «получил большое удовольствие» участвуя в переговорах с Пизой, потому что имелось прекрасное содержание от коммуны. Послам оказали почтение и гостеприимство гвельфские фамилии Пизы, «в доме которых мы проживали на всем готовом, имея все, что бы ни пожелали» [52] . Несмотря на все сложности и опасности, какие дипломатическая служба доставляла Бонаккорсо Питти, она наполняла его гордостью и тщеславием, позволяя на равных разговаривать с германским императором и коронованными особами французского королевского двора, обманывать их в интригах, демонстрировать им собственное превосходство, быть причастным к самым важным событиям европейского масштаба [53] . Горо Дати отметил в своей «Секретной книге» избрание его гонфалоньером компании как большую честь для себя; с особой гордостью он фиксировал получение поста гонфалоньера справедливости в 1428 г. По поводу избрания его на должность приора он заявлял: «Теперь я мог гарантировать других, и мне кажется, что я заслужил большую благодарность и был удовлетворен каждым соглашением и договором» [54] .
52
Donato Velluti. La cronica domestica scritta tra il 1376 e il 1370 / A cura di I. Del Lungo e C. Volpi. Firenze, 1914. P. 182–183.
53
Питти Б. Хроника / Пер. с итал. З. В. Гуковской. Л., 1972. С. 51–56, 64–70, 74–75, 84–90.
54
Dati G. Il libro segreto / A cura di C. Gargiolli. Bologna, 1869. P. 71–72, 111–113. О том же см.: Luca da Panzano di Firidolfi. Ricordanze / Сarnesecchi C. Un fiorentino del secolo XVe le sue ricordanze domestiche. Frammenti della cronaca di messer Luca di Totto da Panzano dei Firidolfi // Archivio storico italiano. Firenze, 1889. T. IV. P. 154–155.
Признавая как свою слабость «ненасытный аппетит к исполнению должностей», Дати предостерегал сыновей от чрезмерного стремления к коммунальным постам в целях личной выгоды, коррупции, сведения счетов с недругами и прочих злоупотреблений. Стараясь избежать «великих соблазнов», он заключил с Богом своеобразный «контракт на всю дальнейшую жизнь»: «Если Господь предоставит мне должность в коммуне… то я не стану избегать никакого трудного дела, буду исполнять должность так хорошо, как смогу, не впадая в пороки гордыни и самонадеянности, и никому не буду служить по просьбе». Но, видимо, искушение было таково, что купец назначил сам себе очень высокие суммы штрафов: «Если я пойду против этого, то каждый раз я должен осудить самого себя на два золотых флорина и подать их в этом месяце в качестве милостыни» [55] . О силе желания победы над соблазнами от пребывания на постах красноречиво свидетельствует сумма штрафа: установленная Дати милостыня за любые нарушения религиозных предписаний не превышала 20 сольди.
55
Dati G. Il libro segreto. P. 72–73. Основная заповедь этого купца: «Не выказывайте ненасытного аппетита».
В стереотипных дидактических комментариях деловые люди наставляли потомков честно и ответственно исполнять общественный долг, избегая грехов коррупции, алчности, ярости, гнева и лжи. Паоло да Чертальдо тоже предупреждал своих сыновей, которые окажутся на коммунальной службе, против греха высокомерия и несправедливости: «Если доведется тебе участвовать в гражданских делах… то не позволяй враждебности овладевать тобой, если судишь того, кто нанес тебе обиду. Лучше отомстить ему другим способом, но не в суде… ведь разнесется молва, что вор осужден не за совершенную им кражу, а из-за твоей мести». В пример он приводил назидательную историю о царе Камбизе, приказавшем содрать заживо кожу с неправедного судьи и прикрепить ее к спине его сына, который должен был занять место отца [56] . Он призывал также к традиционной христианской добродетели судьи и правителя – милосердию: «Где можно добиться результата словами, не прибегай к пыткам, а если в них нужда, то применяй их с промежутками и без жестокости; … будь очень осторожен, чтобы о тебе не говорили, что ты любишь насилие» [57] . Аналогичные советы давал и Джованни Морелли, предупреждая о том, что любое злоупотребление, допускаемое при исполнении должности, «много раз обернется против тебя же» [58] .
56
Da Certaldo P. Il libro di buoni costumi. 323, 332. P. 189, 201–209.
57
Ibid. Р. 202–203.
58
Morelli G. Ricordi. P. 353.
Детей наставляли, что служба коммуне предоставляла шансы для получения кредитов, вспомоществований и компенсаций из казны [59] , возможности оказывать покровительство, способствуя удовлетворению прошений или петиций родственников и лиц, от связей с которыми зависело повышение престижа в обществе. Она открывала путь к достижению социального реванша и повышению статуса; давала доступ к прибыльным статьям государственных доходов – откупу налогов и пошлин, выгодным контрактам на поставки войскам и продажу зерна коммуне. Активные функционеры получали пожизненное звание мудрого, то есть постоянного эксперта-советника синьории, получающего жалованье не только из казны, но и от глав торгово-банковских компаний, тоже прибегавших к их компетенции. Донато писал с гордостью: «Правда, мне были предоставлены почести от коммуны очень выгодные, так как стал я по этой причине и благодаря моей ловкости «Мудрым», состоя почти непрерывно в синдиках» [60] .
59
Velluti D. La cronica domestica. P. 14.
60
Velluti D. La cronica domestica. P. 190. Синдик – пожизненный советник-эксперт коммуны.
В XIV в. из-за усиливающихся тенденций разделения общества на фракции особую актуальность приобрели заповеди коммунального единства, вступавшие в противоречие с традициями консортерии и обычаями семейного права. Выше речь шла о том, что в XIII в. вендетта считалась скорее добродетелью, нежели пороком. Но ощущение того, что файда разорительна и несовместима с гражданским миром, идет вразрез с сентенцией об удовольствии, получаемом от мести, заметно уже в наставлениях Паоло да Чертальдо, предостерегавшего потомков: «Никогда не вступай в вендетты, ибо они опустошают душу, тело и имущество; если тебя оскорбят, то постарайся победить гордость и обратись к разуму» [61] . Кроме того, он видел трагические последствия невозможности выйти из бесконечно возобновляющихся циклов файды: «Вендеттой ты достигнешь того, что впадешь в грех перед Господом, мудрые люди будут порицать тебя, ты вызовешь еще большую ненависть от врага своего, потому что почти невозможно осуществить вендетту полностью, но лишь в большей или меньшей степени: если отомстишь больше положенного, обидишь врага своего и усугубишь его вражду, а люди скажут о том, что плохо поступать столь жестоко; если отплатишь меньше нанесенной тебе обиды, люди скажут: “Было бы лучше, если бы он даже и не пробовал, чем так опозориться”. Так что ты всегда старайся прощать, если хочешь выходить победителем» [62] . В этих случаях Паоло да Чертальдо исходил не только из позиций здравомыслящего горожанина, но следовал убеждениям популярных во Флоренции проповедников,
подобным сентенциям Джованни Доминичи: «Научи детей… не наносить обид другим, а нечаянно причинив их, немедленно просить прощения. Если же их обидят… пусть не стремятся мстить другим. Более всего пусть остерегаются вендетт… чтобы не стать рабами оружия, страха, времени и места» [63] . Донато Веллути повествовал о трех случаях вендетты в его семье. Самой длительной – с 1267 по 1295 г. – была кровная вражда со знатной семьей грандов Маннелли, которая завершилась серией убийств и последующим примирением в 1295 г. по настоянию коммунальных структур. От двух последующих вендетт та ветвь семьи, к которой принадлежал Донато Веллути, отказалась [64] . Донато одобрял своего отца за отказ от вендетты с семьей Бериньялли: «Хватит нам Господнего отмщения и Божьей кары, нельзя допускать вендетту, из-за которой прежде добрая и большая семья может оказаться лишенной имущества и персон» [65] . Джино ди Нери Каппони в своих предсмертных записках учил сыновей: «Никогда не затевайте никакой вендетты или большой вражды ни с гражданином, ни с соседним синьором, если это не необходимо для его обуздания» [66] . Учитывая, что все социальные и межпартийные противоречия во Флоренции тесно переплетались с враждой кланов, воспитание миролюбия и терпимости, связанных с отказом от вендетт и изживания файд, способствовало сплоченности городского населения.61
Da Certaldo P. Il libro di buoni costumi. 119. Р. 102–103.
62
Ibid.
63
Dominici. G. Regola. P. 174.
64
Velluti D. La cronica domestica. P. 63–69, 77–79, 128–129.
65
Ibid. P. 65, 70.
66
Capponi G. Ricordi // Miscellanea di studi offerta a Antonio Balduino e Bianca Bianchi. Presso di seminario di filologia moderna dell’ universita. Padova, 1962. P. 35.
Воспитание коммунальной идентичности не исчерпывалось только участием в управлении. Большое значение имел такой атрибут, как внушение потомкам их принадлежности к старинной городской фамилии. С этой целью начиная с XIV в. стремились отнести все далее вглубь времен дату, знаменующую начало истории рода внутри городских стен, поскольку в иерархии социального престижа «новые граждане» неизменно стояли ниже представителей старых городских родов. Новые фамилии со временем старались сконструировать собственные родословные, следуя стереотипной схеме мифологизации истоков рода и сроков его переселения в город. Процесс творения гражданской и коммунальной идентичности характеризовался также тенденцией к укоренению индивида, его семьи и рода в определенной части города, которая присваивалась и объявлялась «нашей» посредством строительства или скупки домов, сооружения церквей и капелл с семейными усыпальницами и гербами, фамильными наименованиями улиц, дорог, ворот, перекрестков.
Но вплоть до середины XV в., когда появились настроения политического абсентеизма, ухода от сферы государственной службы в область гармоничных семейных отношений или интеллектуальных занятий, главным показателем общественного статуса, как явствует из тех же семейных книг, являлась публичная жизнь, сводимая к участию в делах коммуны, к исполнению обязанностей на государственных постах. Постулируемый богатым купцом и банкиром Джованни Ручеллаи принцип отказа от коммунальной деятельности, имел весьма существенную оговорку: «Не советую вам, Пандольфо и Бернардо, искать и желать государственных должностей. Никакое другое дело не ценится ниже и не дает меньшей чести, чем служба коммуне. Я не говорю, что буду недоволен, если ваши имена попадут в сумки и вы будете отмечены, как другие достойные горожане. Но это нужно лишь для того, чтобы правительство не относилось к вам с презрением и чтобы вас ценили и уважали сограждане. Любой другой путь, любой другой вид деятельности – лучше, чем служба государству» [67] . Даже при полном отрицании участия в управлении Ручеллаи настаивает на необходимости признания уважения в обществе, главным доказательством которого остается в его глазах наличие имени в избирательных списках.
67
Rucellai G. Il Zibaldone // Giovanni Rucellai ed il suo Zibaldone / А cura di A. Perosa. L., 1960. P. 343. Подобные настроения высказывали современники автора, в частности Леон Баттиста Альберти. Вышеприведенный фрагмент касается той части труда Ручеллаи, которая была написана под сильным влиянием трактата Маттео Пальмиери «О гражданской жизни». См: Краснова И. А. Ручеллаи // Культура Возрождения. Энциклопедия. М., 2011. Т. 2. Кн. 2. С. 98–99.
Оценки ситуаций, передаваемых семейными книгами, в отличие от биографий и апологетических хроник, были далеки от идеализации: граждане рассказывали о реальных трудностях, с которыми им приходилось сталкиваться на коммунальной службе, сетовали на скудное жалованье или вознаграждение за исполнение дипломатических поручений, выражали недовольство своим социальным статусом, обвиняли коммуну в неблагодарности и недостаточном признании их заслуг. Среди всех противоречий обыденной жизни, которые в них отражались, наиболее распространенным было несоответствие между образом честного «должностного лица» и ролью «доброго купца». Из этого противоречия рождались методичные наставления о том, как урвать от государства ту часть дохода, на которую оно претендует, – целая наука притворства и лжи, как следует укрывать доходы от коммунального фиска, какие петиции надо подавать в синьорию, чтобы снизили квоты обложения, простили или скостили задолженности по уплате налогов, уменьшили сумму очередного государственного займа [68] . Но до середины XV в. проповедь коммунальной идентичности, высшей справедливости республиканского строя и превосходства Флоренции над другими городами-государствами преобладала на страницах семейных книг.
68
Mazzei ser Lapo. Lettera XXVII (15.09.1392); Lettera XXXVI (2.03.1393) // Lettere di un notaro a un mercante dal sec. XIV / Per cura di C. Guasti. Firenze, 1880. Vol. 1. Набожный нотариус госпиталя Санта-Кроче сер Лапо Маццеи, почитаемый современниками за честность и бескорыстие, проповедовал в письмах к своему богатейшему клиенту Франческо Датини заветы коммунального патриотизма, побуждая раскошелиться на крупную сумму ради победы над миланским правителем Джан Галеаццо Висконти. В то же время он пускался во все тяжкие, чтобы избавить от обложения флорентийское палаццо Датини: доказывал в синьории, что палаццо служит не частной наживе, а общественным нуждам коммуны, потому что в нем часто останавливались высокопоставленные лица и венценосные особы.
«Заповеди» коммунальной идентичности, образы единства общества, позитивные установки, нацеливающие на публичную деятельность во имя общего блага, утверждения превосходства республиканского строя над любыми формами единоличного правления, наставления в практиках толерантности и миролюбия являлись своего рода ответом на вызовы городской повседневности, чреватой во Флоренции нескончаемой борьбой между социальными слоями, партийными фракциями, клановыми группировками. Город, на улицах которого около 200 лет постоянно воздвигались баррикады, гремел клич «К оружию!», а политические заговоры и попытки переворотов чередовались с репрессиями и изгнаниями, вопреки всему действовал как единый организм, о чем свидетельствовали бесспорные достижения в области экономики и культуры, расширение государственной автономии и успехи территориальной экспансии. Это вряд ли дает основания видеть в общественных ритуалах, апологиях и нормах семейного воспитания только риторические формулы и речевые стереотипы.
А. В. Топорова
Женское воспитание в проповедях Бернардино да Сиена
В проповедях Бернардино да Сиена (1380–1444), проповедника, по праву считающегося реформатором средневековой проповеди, проблема женского воспитания занимает совершенно особое место. Ученик и последователь Бернардино Джакомо делла Марка видит новизну метода своего учителя в переходе от ученой проповеди университетского типа, подчиняющейся строгим правилам и представляющей собой скорее диспут, чем собственно проповедь, к конкретному воспитанию своей аудитории, к разговору о насущных проблемах слушателей; он отмечает четкую ориентацию на широкую аудиторию и умение привлечь ее как самой темой, так и способом ее раскрытия [69] . Забота об аудитории и близость к ней приводят Бернардино к радикальному изменению понимания самой проповеди. Традиционно проповедь представляла собой толкование отрывка из Священного Писания, ее экзегетический характер был определяющим. Бернардино отступает от этого правила. Во вступлении к своему латинскому трактату «О вечном евангелии» (De evangelio aeterno) он предлагает обоснование своего нового метода свободной проповеди, не зависимой от евангельского чтения [70] . Бернардино готов отказаться от толкования Священного Писания и тем самым от богословского подхода к проповеди в пользу доверительного разговора о конкретных проблемах своих слушателей. Францисканское предписание (зафиксированное в Правиле ордена – Regula bullata) говорить о пороках и добродетелях, о наказании и славе, Бернардино умело приспособливает к анализу повседневной жизни внимающей ему аудитории.
69
Цит. по: Zafarana Z. Bernardino nella storia della predicatione di Bernardino da Siena // Bernardino predicatore nella societa del suo tempo. [Convegni del Centro di studi sulla spiritualita medievale]. Todi, 1976. P. 44–45.
70
Ibid. P. 55–56.