Обреченные на гибель (Преображение России - 1)
Шрифт:
– Посмотрите пристальней влево!.. Там что-то движется... Видите?.. Вон там!..
Ивану Васильичу приятно представлять такого зрячего человека, потому что сам он ничего не видит по сторонам.
Впереди обоза плотная масса двенадцатой роты, но она чуть чернее полей; ее больше слышно, чем видно, однако слышно только, как сплошной гул, как аккомпанемент для колесной арии, кругом добросовестно исполняемой.
Какие основательные, прочные эти обозные колеса, рассчитанные на долгие походы, и как они катятся звонко!.. Кухни же тарахтят совершенно
Обернулся с козел солдат; разглядел Иван Васильич, что голова у него пирогом и нос длинный.
– Вашескобродь, дозвольте спросить, - это мы спроти кого же идем?
– Не знаю, - удивился вопросу Иван Васильич.
– Говорили, будто матросня, - понизил голос солдат.
– Кто тебе говорил?
– еще больше удивился Иван Васильич.
– Я тоже думаю, - не должно быть... Болтают зря...
Какие-то солдаты, которым надоело трястись на подводах, идут сзади. Но они говорят о том, что знают:
– Корова, например, требушистая, а бы-ык, он, брат, кишков много не имеет, у него, брат, вес большой...
– Или возьми свинью... До чего важка, стерва!.. У ней мяса плотная, страсть!
Но вот кто-то растолкал их сзади.
– А? Кто?.. Кашевары?.. А доктор где едет?
И у повозки крепко сбитый подпоручик Самородов показал свое крупное круглое лицо с усеченным носом.
– Вот где вы?.. Покойной вам ночи!.. К вам можно?.. Ногу натер, понимаете, сапог жмет...
– Вы что, - догоняли, что ли?
– Вона!.. Догонял!.. Я - ваше прикрытие - у меня сзади взвод... А мудрец какой-то сказал: лучше сидеть, чем ходить... Правильно!
И вскочил на ходу.
Где и когда успел выпить Самородов, но чуть только он уселся рядом, сильно запахло спиртным.
Он еще молод, чтобы проявиться как следует, и пока пьет, впивается деловито, обдуманно, точно осенний крепкий огурец, вбирающий соляной раствор, чтобы достоять в бочонке до лета, чтобы хозяйка, вынув его в мае и подавая гостям, могла бы сказать с приятной улыбкой:
– Вы посмотрите только: как свеженький!
И гости чтобы ахнули и похвалили: "Вот это засол так засол!.."
– Что это мы, а?.. Куда именно?.. И зачем?
– сразу задал ему все свои вопросы Иван Васильич.
– "Куда"!.. И что это значит "зачем"?..
– усиленно задышал огурец рассолом.
– Их ведет, грызя очами... начальство, а они тут в обозе мыслями задаются!
И даже по плечу его легонько похлопал.
– Однако?.. Все-таки?
– поежился Иван Васильич, отодвигаясь.
Но огурец зевнул сладко и равнодушно:
– Наше дело детское, - мы обоз!
И так неожидан после этого сладкого зевка был орудийный выстрел спереди, верстах в пяти!.. И еще не успели опомниться и точно установить, что это выстрел из орудия, а не ружейный залп, - новый орудийный раскат.
Самородов
сказал:– Вот так штука!
– и спрыгнул на дорогу.
Кашевары почему-то поспешно уселись на свои места.
Спереди длинная команда:
– Стой-й-й!..
И оборвался гул шагов.
И сам затпрукал солдат его повозки, и лошадь стала.
Колесная ария кругом оборвалась раньше чьей-то команды:
– Обоз, сто-о-й-й!
Подошел фельдшер из лазаретной линейки Перепелица, - полковой фельдшер со жгутами на погонах, и сказал почему-то:
– Шпарят!
Голова у него была круглая, лицо тоже, нос маленький, чуть заметный, а шинель сзади стояла птичьим горбом, и Иван Васильич подумал невольно: "Какие меткие бывают фамилии!" - и повторил зачем-то:
– Шпарят?..
И еще пушечный выстрел, а за ним тут же команда спереди:
– ...рота ма-арш!
И солдаты, - теперь их лучше рассмотрел Иван Васильич, последняя двенадцатая рота, - пошли влево по кочковатой земле.
– Роты разводят!
– объяснил Перепелица.
– Зачем?
– А как же?.. В колонну снаряд попадает или в развернутый фронт, большая разница!
– Да скажите мне, наконец, что это?.. Откуда снаряды?.. Чьи снаряды?..
– нагнулся к нему с повозки Иван Васильич.
– Кто же их знает!.. Люди боевые патроны получили... по три обоймы...
– Дозоры усилить!
– скомандовал влево кто-то верхом, и только по голосу узнал Худолей батальонного Кубарева.
– До-зор-ных!
– повернулась в испуге голова пирогом.
– Патронные двуколки вперед!
– откуда-то спереди, и потом голос Кубарева:
– Вперед двуколки патронные!.. Жива-а!..
И сразу затарахтели колеса двуколок, устремляясь вперед, в бой, а солдат на козлах протянул горестно:
– Патронные!.. Э-эх!..
– и махнул левой рукой коротко, но совершенно безнадежно.
– Ничего не понимаю!.. А пулеметная команда наша?..
– опять того же Перепелицу спросил Иван Васильич.
– Пошла с первым батальоном...
И вдруг добавил Перепелица:
– Раз неприятель наступает, он по железной дороге должен наступать, а это ему зачем?.. Ему вокзал нужен.
– Может быть, вокзал защищает кавалерия?
– догадался Иван Васильич.
– Сколько же той кавалерии!.. Кавалерии - ей бы здесь место, а нас бы туда...
Но тут потянуло скверным запахом сзади, и Перепелица добавил:
– Бочки, должно быть, со свалок едут.
– Вот тебе на!.. А вдруг их остановят?
– Удовольствия мало...
Спереди еще грохнул пушечный выстрел...
Минут через десять, хотя и странно было это слышать, но ясно стало и Ивану Васильичу, один за другим два орудийных выстрела раздались дальше, чем первые; потом двинулись снова вперед солдаты, а обоз стоял еще минут десять, пока не подъехал ординарец и не крикнул передним подводам:
– Командир полка приказал медленно двигаться!