Обреченные невесты
Шрифт:
Она подошла к каталке.
— Извините меня, Птичка. Честное слово, если вам не по душе, давайте откажемся от этой затеи.
Брэд встал напротив. Элисон предпочла остаться на прежнем месте.
— Все нормально, мистер Рейнз. Просто я не совсем понимаю, чего вы от меня ждете.
— Вы сказали, что пару раз видели… ну… этих самых… призраков. Общались с телами покойных.
— Верно. Но должна предупредить: большинство призраков просто плод моего воображения. Голубые бабочки, порхающие за окном позади вас, парящие в воздухе, волшебно поющие… Не могу объяснить, что вижу или видела и почему.
— И
Она заколебалась, стараясь, видно, припомнить что-то.
— Видела призрак фельдшера, склонившегося над трупом и повторяющего, что все будет хорошо. Я видела его призрак.
— Или последнее воспоминание покойника о нем, — мягко заметил Брэд, явно заинтересовавшийся.
— Или воспоминание, — кивнула Птичка.
Неожиданно от этого обмена репликами ей стало лучше.
«Брэд Рейнз — красивый мужчина. Глупо это отрицать. Неудивительно, что он вызвал такие подозрения у Андреа. Кожа у него нежная, как у мальчика, хотя подбородок мужественный. Ему, должно быть, лет тридцать. Карие глаза похожи на темный янтарь, губы мягкие и волосы на вид — тоже».
Птичка ощутила неловкость: «Сколько можно смотреть на него? И почему он сам не отвернется? Может, удивляется смелости, с какой я гляжу на него? Или возмущается, что забываю о своем месте тряпки для чистки обуви?»
Молчание затягивалось, и Птичке опять захотелось убежать.
— Спасибо за помощь, — заговорил наконец Брэд. — Понимаю, насколько вам не по себе от всего этого, и хочу чтобы вы знали: ничего особенного я от вас не жду. Если сейчас ничего не видите, так тому и быть.
«Очень мило с его стороны, тем более сказано, кажется, искренне».
— Но если вы согласились прийти, почему не попробовать?
Птичка кивнула.
Брэд наклонился, взялся пальцами за край простыни и потянул ее на себя. Птичка не сводила глаз с его ногтей — до чего же чистые. Чистые, ухоженные — наверное, это важно для него. Она не знала, как последовать его примеру, и ненавидела себя за это.
— Ее зовут Мелисса, — сказал Брэд.
Птичка моргнула и вгляделась в красивое матово-белое лицо покойницы. Над правым виском виднелась царапина. Безупречные губы, безупречная кожа.
Она ненавидела Мелиссу.
«Смешно. Я ведь такого не испытывала, даже к отцу. Что это на меня нашло?»
— Она погибла вчера ночью, — сообщил Брэд.
В сознании ее замелькали образы, связанные со смертью этой женщины. Абстрактные образы, подсказанные воображением: танцующий влюбленный, обезьяна, впивающаяся в ее лицо.
Птичке сделалось страшно. Мнемофобия подразумевает почти неуловимую границу между страхом перед дурными воспоминаниями и страхом порождения новых дурных воспоминаний. И хотя они с Элисон много раз проходили это, Птичка вновь ощутила, как где-то внутри в нее впиваются старые когти страха.
«На ее месте следовало быть мне. Я должна была лежать мертвой. Я ведь даже не женщина, не настоящая женщина».
Но она здесь, а он ждет, и страх разочаровать его не меньше страха породить дурные воспоминания, если прикоснуться к этому прекрасному мертвому телу. И она протянула руку. Попыталась, безуспешно, унять дрожь в пальцах и мягко притронулась к белой щеке Мелиссы.
Почувствовала только холодную бескровную кожу. И никаких призраков.
Никаких видений. Даже ни намека на картину, порожденную воображением. Просто мертвая девушка на каталке, очень холодная на ощупь.«А чего ты ждал? Что при моем прикосновении у нее изо рта вылетит бабочка? Или из моей блузки выпрыгнет лягушка? Призрак внезапно явится? Я так и не заслужила права быть здесь, рядом с тобой, так что позволь уползу в свой угол».
— Жаль, — произнесла она.
— Что, ничего?
— Я же предупреждала.
— Совсем ничего? Даже… мысли никакой?
— Ничего. — Она убрала руку. — Право, мне так…
Но слова «жаль» Птичка произнести не успела, потому что в глазах у нее внезапно почернело. И во тьме прозвучал отдаленный, но к ней обращенный голос: «Я просверлю у тебя в подошвах дырки, совсем небольшие, примерно в сантиметр. Но ты не волнуйся. Как только кровь вытечет, я их заделаю. И красота твоя никуда не исчезнет. Сама безупречность. Договорились?»
«Договорились», — отозвался женский голос, голос Мелиссы. Только ощущение было такое, что исходит он от Птички, потому что сейчас Птичка и есть Мелисса.
Все в ней восстало против этого, и она принялась шарить руками в поисках какой-нибудь опоры. И наткнулась ладонью на теплую плоть. Плоть Мелиссы. Птичку охватила паника. Она чувствовала, что вот-вот упадет, — пришлось напрячься изо всех сил, чтобы удержаться на ногах.
— Мелисса? — Мужской голос заполнил весь ее мозг.
«Его голос. Он мне знаком? Я его раньше слышала, ощущала горячее дыхание на своей щеке?..»
Перед глазами покачивалось чье-то лицо. Его лицо. Красивый, четко вылепленный череп с острыми скулами, темные волосы… Вот он прикасается затянутой в перчатку рукой к ее щеке, слегка вдавливает в кожу большой палец, и лицо его освещает добрая улыбка.
«Ты так красива, моя дорогая. Ты избрана им, не забывай об этом. А потому ты и моя избранница. Ты была потеряна, но теперь нашлась. Я нашел тебя. Думай обо мне как о Боге, от этого тебе будет легче».
При звуке этого голоса Птичку поразил безотчетный ужас, стало нечем дышать. Она попыталась отдернуть руку, но пальцы прилипли к холодному телу, словно им было нужно что-то еще. И какая-то часть ее жаждала знать больше.
Птичка вскрикнула и изо всех сил рванулась в сторону. Рука освободилась, чернота рассеялась, теперь она пятилась назад, то и дело спотыкаясь. Наконец наткнулась спиной на камин и грохнулась оземь.
От падения перехватило дух, но крик боли застрял в гортани. Вся дрожа, она лежала на голом бетонном полу. Послышался спокойный голос Элисон. Она звала кого-то. Но Птичка уже хваталась за живот, пытаясь найти безопасное место, раствориться в белом тумане, куда не попадает ничего, что есть в мире дурного.
Медленно, дюйм за дюймом, она продвигалась в ту сторону в жажде обрести защиту, пока демоны не схватят ее за ноги и не утащат назад, во тьму.
«Спаси меня, о Боже милосердный. Не отдавай меня им. Прими меня в свои объятия, держи покрепче, убереги от зла. Прошу, не отталкивай меня!»
Птичка с трудом встала на колени и поползла вперед. Позади проплывали первые клочки белого тумана. Она извивалась на кухонном полу, меж тем как два голоса, мужской и женский, пытались ее успокоить.