Обреченные
Шрифт:
Еда показалась Анне не такой мерзкой на вкус, как вчера, похоже, начинает быстро привыкать к местному рациону. В общем-то, аппетита не было совсем никакого, хотя голод, который тоже уже становился привычным, чувствовался достаточно остро, но все же Анна предпочла подкрепиться, неизвестно ведь, когда представится следующий случай наполнить желудок хоть чем-нибудь съедобным. Гораздо больше постоянного недоедания беспокоила горящая щека после нового удара Халифа. Не страх перед следующим возможным наказанием, даже не чувство унижения, все это уже притупилось, только неприятные физические ощущения от пульсирующей боли.
Пока Анна поглощала кисловатую на вкус еду, черпая из чашки грязными пальцами, Дильназ ожидала,
Вслед за тем случаем в памяти вяло шевельнулись воспоминания о доме Генриха, своей тесной, но казавшейся тогда такой уютной, квартирке, о собственной семье. Ни горечи, ни сожаления о прошлой жизни, даже о сыне, будто все это произошло вовсе не с ней. Сейчас даже казалось странным, что всего лишь пару недель назад, или чуть больше, Анна так отчаянно боролась за жизнь своего ребенка. Что-то надломилось внутри и теперь заставляет смотреть на все совсем по-другому, не так, как раньше. То, что когда-то казалось очень важным, стало несущественным, то, что было дорого сердцу, теперь воспринималось как ошибка, самообман, в плену которого пришлось провести долгие годы. Так ли это на самом деле, или суровая реальность, принуждающая бороться за собственное выживание в неведомом жестоком мире, притупляет все человеческие чувства?
Чашка опустела быстрее, чем можно было ожидать. Утонув в своих размышлениях, Анна и не заметила, как запихала в себя кисло-сладкую мерзость. Может, и к лучшему, что мысли увели от реальности, а то можно было и проблеваться от такого запаха и вкуса.
Дильназ вывела подопечную на улицу. Сегодня дышалось легче, видимо, ветер уносил смрад помоек прочь.
— Прохладно, — заметила Анна.
Ветер и в самом деле обдавал холодом. Не настолько, чтобы замерзнуть, но все-таки достаточно чувствительно. Может, поэтому ее ночью знобило.
— Зима скоро, — отозвалась Дильназ.
Об этом упоминал и Леха. Что такое зима? Вряд ли азиатка сумеет толком объяснить, но, похоже, станет холоднее. Сейчас-то непонятно, как жить дальше, сумеет ли Анна пережить еще более суровые условия?
Послышался свист и улюлюканье. Анна оглянулась. У большого строения, расположенного рядом с резиденцией Халифа, стояли трое вооруженных азиатов, и громко переговаривались, указывая друг другу на пленницу. Анна не понимала ни слова, но по интонации и мимике несложно было догадаться, чем вызвано их оживление. В другое время такое внимание могло бы покоробить, сейчас же Анне было абсолютно все равно.
Из корявых пояснений Дильназ Анна кое-как поняла, что местные мужчины впервые увидели женщину из мегаполиса. Подумалось, что, если бы не авторитет Халифа, ее изнасиловали бы прямо здесь, на голой земле, всем скопом.
Строение, возле которого отирались охранники, оказалось складом. По словам Дильназ, здесь Халиф хранил все запасы, собранные для его банды мусорщиками и присланные из мегаполиса. На последнее Анна обратила внимание. Словоохотливая Дильназ не очень понятно, но все же достаточно доступно пояснила, что банда Халифа контролирует три больших общины мусорщиков, жители которых обслуживают его головорезов, а время от времени из мегаполиса прилетают грузовые дроны, сбрасывают провизию, боеприпасы, медикаменты, топливо. Видимо, прав был Леха, деятельность торговцев головами и в самом деле щедро оплачивается корпорациями. С какой именно корпорацией сотрудничает Халиф, Дильназ не знала.
Впрочем,
даже сама Анна не знала, какие, собственно, существуют корпорации. Почему-то раньше это казалось вполне естественным и не требующим каких-либо пояснений, а вот сейчас вдруг подумалось, что никто и никогда не говорил, как называется корпорация, которой принадлежит мегаполис, какое название носит сам город и есть ли оно вообще. В теленовостях все звучало обтекаемо — вот наш мегаполис, где всегда все хорошо, вот один из мегаполисов нашей корпорации, где тоже все хорошо потому, что все это города именно нашей корпорации, а вот есть мегаполисы других корпораций, и так далее… И никогда никаких названий, номеров, вообще ничего. Почему? Хотя, это совсем не тот вопрос, на который стоит искать ответ прямо сейчас.Азиатка повела Анну дальше вдоль неказистых хибар, собранных из разного хлама. Попутно Анна продолжала расспрашивать спутницу. Леха много рассказал ей о жизни во внешнем мире, но, как оказалось, недостаточно для того, чтобы выжить самостоятельно. Анна не знала слишком многого: где эти люди добывают одежду, пищу, воду… Кстати, о воде, кажется, пересохло не только в горле, но вообще во всем организме. Так и до полного обезвоживания недалеко.
Услышав, что Анне хочется пить, Дильназ повела ее за собой к одному из строений, возле которого сидел на куске бетона охранник с дробовиком. Выражение лица азиата, закрытого по самый нос серым платком, невозможно было понять, но, судя по сердитому взгляду и окрику, первым его желанием было — двинуть обеим прикладом. Дильназ затараторила в ответ, указывая на Анну, охранник что-то проворчал уже менее недовольным тоном. Из всего их диалога Анна смогла только понять прозвучавшее имя Халифа, видимо, Дильназ сослалась не распоряжение главаря банды или его авторитет. Как бы то ни было, объяснения не затянулись надолго, охранник позволил Дильназ пройти.
Жестом попросив спутницу подождать, Дильназ юркнула внутрь строения. В отличие от всех прочих мужчин поселения, Анна не вызвала особого интереса у охранника, он сидел, держа на коленях дробовик и не обращая на нее никакого внимания.
Взгляд Анны скользнул по дробовику, вспомнилось, как Леха учил ее пользоваться оружием. На слух тогда казалось все очень простым. Но вот если взять конкретно эту штуку, даже не понятно, куда тут засовывать патроны.
Размышление прервало возвращение Дильназ. Азиатка протянула Анне маленькую пластиковую фляжку. Анна тут же сорвала крышку, но Дильназ схватила ее за руку.
— День, — сказала азиатка. — Один день.
— День? — недоуменно переспросила Анна.
Не сразу до нее дошло, что имеет в виду Дильназ. Похоже, содержимое фляжки следовало растянуть на день, новую порцию Анна получит только завтра.
Крохотный сосуд можно было бы опустошить в один присест, с большим трудом Анна смогла ограничить себя лишь двумя маленькими глотками.
Дильназ повела Анну дальше. Из объяснений азиатки Анне удалось понять, что воду здесь собирают дождевую, затем очищают реагентами, процеживают, отстаивают — словом: подвергают слишком сложному и долгому процессу, чтобы сделать пригодной для употребления. Пить без ограничений могут лишь члены банды, жителям поселения выдается порция на день.
Дильназ привела Анну на окраину поселения, где сидели на корточках не менее трех десятков женщин, громко переговариваясь. Тут же лежали кучи тряпья. Одни женщины разрезали тряпки ножницами, другие растеребливали их на нитки, которые сматывали в клубки, третьи сшивали лоскуты.
При появлении Анны и Дильназ, все разговоры разом смолкли. Дильназ что-то громко сказала, указав на спутницу. Анна смогла лишь догадаться, что азиатка представила ее женщинам последней и собственностью Халифа. Кто-то что-то спросил, Дильназ ответила, после чего разговоры возобновились, видимо, оживившись новой темой.