Обреченный десант. Днепр течет кровью

Сергею Шабанову и его бойцам передали три пулемета (оставив себе один), в том числе трофейный МГ-42. На носилки уже погрузили тяжелораненых. Федор перехватил взгляд старого товарища. Тот пытался улыбнуться:

– Прощаемся, Федор. Вряд ли когда свидимся.

– Как получится, – обнял его Морозов. – Не обессудь, что на тебе выбор остановил.

– Кому-то надо оставаться…

Начальник штаба Леонид Бондарь тоже протянул руку попрощаться. Ладонь другой руки была перевязана. Рана, полученная в первый день, заживала плохо.

– Ударь как следует, а потом догоняй нас. Все будет нормально.

– Чего ты его, как девку, утешаешь, – оборвал Бондаря Морозов. – Сереге фрицев не меньше часа надо держать, чтобы мы хоть на пару-тройку километров оторвались.

– Сколько смогу, столько и будем держаться.

И зашагал вразвалку во главе трех десятков бойцов своего взвода.

Уходили быстро, почти бегом. Позади уже вовсю шел бой. Сильно задерживали отход тяжелораненые на носилках. Один из них не выдержал и крикнул:

– Все. Кладите меня на траву.

Это был лейтенант из другого батальона. Из рук он не выпускал пистолет, затем достал гранату. У лейтенанта была перебита и сильно воспалилась нога. Он хорошо понимал, что с таким грузом рота от преследования не оторвется.

– Кто не трясется от страха, оставайтесь со мной. Я смерти тоже боюсь, но с нами ребята все погибнут. Им бежать, а не плестись надо.

Морозов и Бондарь промолчали. Санинструктор Воробьев вздохнул и торопливо свернул самокрутку. Когда закурил, протянул руку другой раненый:

– Оставь курнуть напоследок. И винтовку дайте. Я хорошо стреляю. Обойму-другую успею выпустить.

Из девяти тяжело раненных (каждого несли четыре человека) шесть приняли решение остаться. Двое сделали вид, что находятся без сознания или не понимают ситуацию. Никто не упрекнул их. Непросто решиться на добровольную смерть. Немцы с ними возиться не станут, перебьют всех. А украинским полицаям лучше вообще живыми не попадаться. Легкой смерти от них не жди.

Один из раненых, боец лет тридцати пяти, не захотевший остаться, с вызовом проговорил:

– Ничего, донесете. У меня четверо мальцов. Ради них меня потащите. А я через неделю на ноги встану, тоже кого-нибудь спасать буду.

Санинструктор Воробьев буркнул:

– Никто тебя не упрекает.

– Ну и молчи!

Боец очень хотел выжить. А взвод младшего лейтенанта Сергея Шабанова и шестеро тяжело раненных бесследно исчезли. Свидетелей их гибели не было.

Отряд еще сутки прорывался из кольца, вступая в бой то в одном, то в другом месте. Те, трое, хотевшие выжить, погибли от пуль преследователей или истекли кровью.

Около пятидесяти десантников, пробившихся из окружения, без сил свалились на хвою, не обращая внимания на мелкий дождь.

На ночь построили несколько шалашей. Павел Чередник вместе с помощником набрал грибов и сварганил горячее варево, добавив в грибы несколько оставшихся пачек пшенного концентрата.

Подсчитывали боеприпасы. К автоматам ППШ осталось по десятку патронов, трофейные автоматы были пустые. По обойме или чуть больше имелось к немецким карабинам. Гранаты израсходовали полностью. По нескольку патронов осталось в пистолетах и наганах.

Начали было обсуждать, что делать дальше. Водили пальцами по карте, спорили. Морозов подвел черту:

– Всем спать. Якушев, обеспечь посты. Утром думать будем.

Шуршал по хвойной крыше дождь. Холодные капли надоедливо шлепали рядом. Федя Морозов думал о семье, матери. Был он родом из небольшого хутора Громки, расположенного километрах в сорока ниже Сталинграда, в Волго-Ахтубинской пойме.

Лес, Волга, озера и протоки (в здешних местах их называют ерики). В половодье и ледоход люди жили в Громках, как на острове. Создали здесь и колхоз в двадцать девятом году, но посевных земель почти не было. Распаханные поляны давали слабенький урожай, который часто выгорал из-за отсутствия дождей.

Нижняя Волга – засушливый край. За полосой пойменного леса, по обоим берегам реки, тянулись на сотни верст степь, солончаки, полупустыня. Не стихают ветра, лишь изредка принося дожди, а зимой немного снега.

Теплилась на хуторе небольшая животноводческая ферма. Выращивали помидоры, капусту, арбузы. Жили в этих глухих местах посвободнее, чем на Большой земле. Меньше начальства, парткомов да райкомов.

В захиревшем колхозе людям почти не платили. Надежда на огороды и рыбу. Здесь каждый пацан лет с шести занимался рыбалкой. Весной били острогой щук и сазанов на мелководье. Ловили и солили в бочках знаменитую селедку-черноспинку. Хорошая рыба, только долго не держалась – ржавела. Иногда попадались осетры и крупные сомы.

Но рыбой не прокормишься, а зерна на трудодни выдавали всего ничего. Как-то выкручивались, смеялись, песни пели, на танцы ходили, хотя жизнь была нелегкая. В семье три сестры и два брата. Федор – старший. Отец еще в тридцать шестом в полынью провалился и утонул. С тех пор Федя главным кормильцем стал, хотя ему тогда всего шестнадцать лет было.

В сороковом должны были призвать в армию, но дали на год отсрочку в связи с воспалением легких. Встречался с девушкой, однако родители ее согласия на свадьбу не дали. Семья зажиточная была, а у Морозовых одни дети, дед с бабкой и дом покосившийся. Чего с нищетой родниться!

Не от большого ума повторила невеста услышанную от родителей фразу. И добавила, вздохнув:

– Я бы не против, но тятя с мамкой ни в какую.

– Ну, ищите тогда богатого!

И зашагал прочь. Связался от огорчения с вдовой-соседкой, а бывшая невеста вскоре вышла замуж. Переживал Федор, затем боль прошла.

Война обрубила прежнюю жизнь в один момент. Федю Морозова призвали в армию на третий день. Осенью ушел на фронт младший брат и погиб под Ростовом. Федора пока судьба хранила, хотя побывал после ранений и в санбате, и в госпитале. Может, эта ранняя самостоятельность научила Федора рассудительности и четкому принятию решений?

Воевал неплохо, закончил шестимесячные курсы младших лейтенантов. С весны сорок второго служил в воздушно-десантных войсках, имел орден и медаль.

Дважды в составе диверсионных групп забрасывался за линию фронта. Случались разные ситуации. Однажды их отделение в составе семи человек прижали к речке, где уже начинал таять лед. Облава висела на хвосте, надо было срочно перебираться на другой берег. Товарищ, тоже младший лейтенант, заменявший выбывшего командира, показал направление:

– Вот здесь перемахнем, место узкое, всего два десятка шагов.