Обретение Энкиду

Через полстражи в офисе появился менеджер с пачкой заказов на текущую неделю. Изумленно поглядел на спящего на диване Бэлшуну. Никак не комментируя наличие в офисе окровавленного человека, Ицхак забрал заказы и ушел с ними в кабинет. Менеджер пошел с ним вместе.

Луринду понесла им туда кофе.

Начиналась обычная трудовая неделя.

Мы с Мурзиком проводили Циру и взяли с нее слово, что она ляжет в постель. И позвонит нам вечером и скажет, как себя чувствует. Цира велела нам убираться.

Мы взяли рикшу и поехали к себе, в квартал Литаму.

Всю дорогу мы молчали. Мурзик просто наслаждался поездкой, а я был придавлен смертельной усталостью и мечтал только о своем диване.

Моя маленькая квартира была, казалось, оставлена нами тысячу лет назад. Уютный забытый, почти несбыточный островок прошлого.

Я открыл дверь. Пустил кошку - она уже куда-то дела своих котят и теперь терлась с вполне независимым видом. Нашел на столе и разорвал записку, которую оставлял матушке.

В комнате было пыльно, очень обжито и спокойно.

Я лег на диван, вытянулся, закрыл глаза.

Я был ведущим специалистом фирмы "Энкиду прорицейшн". Бывшим рабовладельцем, а ныне свободным гражданином. Я был Аххе-Даяном, для одноклассников - "Баяном". И все. Больше я никем на данным момент не был.

Ну, еще я был полутрупом, сонно грезящим, лежа на диване.

В кухне шуршал мой бывший раб Мурзик, то есть Хашта. Вокруг него вилась кошка. Лязгала складная кровать - Хашта устраивался отдыхать.

В немытое окно бесполезно светило солнце.

День был полон суетных вещей, мелких проблем, несущественных забот. За окном догнивал печальный Вавилон, павшая Возлюбленная Царств. Неяркая весна медленно входила в Город, гнала по Евфрату тающий лед. Завтра я возьму пива и пойду смотреть на ледоход.

И со мной будут Хашта и Цира, эта строгая и бесполезная стерва. И Цира будет трахаться со мной и с Хаштой. И мы с Хаштой купим Цире мороженого.

В этих мыслях я заснул.

И - ничего не произошло.

Ровным счетом ничего.

Каждое утро мой бывший раб Хашта поднимался на три часа раньше меня, наспех жарил яичницу на двоих, съедал свою половину и убегал в офис "Энкиду прорицейшн" производить утреннюю уборку.

Я вставал с постели, съедал оставленный Хаштой холодный завтрак и шел на работу. Сидел над своими вычислениями. В день Иштар посещал массажистку. Работал над подготовкой к дню Мардука, когда мне предстояло взойти на крышу обсерватории. Диссертацию пописывал.

Кроме того, в мои обязанности теперь входили инструктирование и подготовка частных клиентов. Ицхак клялся взять на должность инструктора специального человека, а пока что поднял мне зарплату.

Все мы разговаривали друг с другом только по работе. Луринду поставила себе на стол второй компьютер, соединила их в локальную сеть и вообще выключилась из общения.

С Мурзиком-Хаштой я почти не виделся. О его присутствии в доме свидетельствовали только помытая после меня посуда и остывшие завтраки по утрам.

Кошка перебралась спать ко мне и по ночам шумно мурлыкала. Иногда я просыпался оттого, что она холодным мокрым носом обнюхивает мое лицо.

Так минула седмица.

В день Нергала ко мне явилась матушка. Я вытряхнул ее из гигантской шубы и провел в комнату. Матушка была разгневана. Я понял это сразу - по тому, как она отводила глаза, как поджимала губы. Даже по цвету ядовито-фиолетовой помады.

– Чаю?
– предложил я.

– Где твой раб?
– спросила матушка.

Я не нашел ничего умнее, как ответить ей правду.

– По бабам пошел.

Мурзик и вправду оставил мне в этот день записку: "БУДУ ПОЗДНА, ПАШЕЛ ПА БАБАМ".

– И ты дозволил!
– взорвалась матушка.
– Ты!.. Ты распустил его, да ты распустил его... Я подарила тебе хорошо вышколенного... квалифицированного... И вот результат!.. Ничего сам не можешь!.. Только портить можешь!..

– Я его испортил?
– неожиданно заорал я на матушку.
– Я? Да вы хоть знаете, КОГО мне подарили?

Матушка не слушала.

– Любую хорошую вещь, попади она тебе в руки, ломаешь!.. Тебе ничего доверять нельзя!..

– Мне нельзя?!.
– ревел я.

– Поясок я тебе в детстве дарила - сломал!.. Пряжку оторвал!..

– Это не я!.. Его собака погрызла!

– И веер мой взял с туалетного столика и сломал!..

– Какой веер?

– Он даже не помнит! Испаганский, вот какой! Из перьев! А сверху домики на шелке!.. Сломал!..

Я вспомнил этот веер. Я им своего друга, дворницкого сына Кадала огрел по башке, когда мы подрались. Мне было тогда шесть лет.

– Думала, он вырос!.. Думала, он большой!.. Раба ему подарила!.. По бабам пошел!.. Надо же!.. И ты позволяешь!.. Испортил!..

– Матушка!
– возопил я на октаву выше. Визг проник в матушкины уши, и она на мгновение замолчала.
– Матушка, вы хоть знаете, кого вам всучили на бирже?

Пауза. Потом матушка совершенно спокойно спросила:

– Кого?

– Беглого каторжника - вот кого.

– Да?
– почему-то не удивилась матушка.
– Так давай его обратно сдадим. Гарантия еще не закончилась.

– Поздно, - сказал я с неприкрытым злорадством.
– Я его отпустил. Он теперь вообще вавилонский гражданин. И реализует свои гражданские права на полную катушку. В частности, шляется по бабам.

Матушка на миг задохнулась. Я видел, как она быстро произвела необходимые расчеты: почем нынче стоит отпустить раба, какой жилплощадью я его, скорее всего, обеспечил...

Я приготовился...

– Вот как ты обращаешься с материнскими подарками!
– закричала матушка с новой силой.
– Тебе ничего дарить нельзя! Ты все портишь, все ломаешь!..

Эти разговоры я веду с ней всю жизнь. Я никогда не понимал, почему должен отчитываться перед ней за каждый ее подарок. Ведь это теперь МОЯ вещь, МОЯ!

– И паровозик сломал, я тебе дарила!..
– начала матушка свой обычный поминальный список.

– Это был мой паровозик!
– завопил я как резаный.
– МОЙ! Вы мне его УЖЕ подарили! В СОБСТВЕННОСТЬ!.. Я мог делать с ним, что хотел!.. Вы же сами сказали: теперь он ТВОЙ!

– И компьютер уронил, - продолжала матушка.
– И чашку разбил, синюю с золотым цветком на донышке!..