Общество гурманов (сборник)

Коллиер едва дышал, сердце его лихорадочно билось. Он пытался заставить себя не думать об Элис, но не мог думать ни о чем другом. Наконец он слез на землю, одержимый желанием броситься с края утеса.

— Дальнейшее — молчание, — сказал он вслух, но даже эти слова прозвучали эгоистично. Что есть самоубийство — акт воли или следствие ее отсутствия? Это не имело значения; Коллиеру не хватало смелости покончить с собой. Однажды он уже пытался, безуспешно. Истина ясна: все дороги ведут к проклятию, кроме одной.

ГЛАВА 19 НА КЛИФФ-РОУД

Элис сидела в окутанном туманом фургоне перед мебельной лавкой Клейтона на Нортдаун-роуд в предместье Клифтонвилла. Ей казалось, что она покинула Бродстейрс неделю назад. В дверном проеме лавки показались тележка с двумя креслами, а за ней умопомрачительно неторопливый мальчик по имени Гилли, который минут пятнадцать как пытался вывезти их на улицу. Кресла оказались слишком широкими и застряли; Гилли снял одно с тележки, а второе развернул и, протиснув его наконец в дверной проем, поставил на тротуар, а после отправился в лавку за вторым.

В фургон уже погрузили два небольших деревянных стола, причудливую вешалку с крюками в виде горгулий и две скамеечки для ног с обитым тканью верхом и шарообразными ножками; все это стояло на куске сухого брезента, наполовину свисавшего наружу, чтобы надежно упаковать груз, дабы обивка не размокла в сырую погоду.

Элис в который раз подумала, как было бы хорошо, если бы Финн помог ей с мебелью, но он сейчас, конечно, уже в Пегвелле, охотится на жаб… Однако не успела эта мысль до конца оформиться в ее голове, как из тумана с грохотом возник омнибус и резко остановился посредине дороги. Из омнибуса выпрыгнул Финн, а за ним Табби Фробишер, насквозь мокрый, с головой, обмотанной окровавленным платком, поверх которого был нахлобучен котелок. Лошади тронули с места, и омнибус унесся дальше.

Финн вскочил на спицу колеса и воскликнул:

— Профессор! Контрабандисты схватили его полчаса назад. Они на пароходе, идут на юг вдоль берега, мы так думаем.

— Гилли! — крикнула Элис мальчишке, выносившему из лавки второе кресло. — Отбой! Все быстро выгружаем из фургона! — юный помощник мебельщика уставился на заказчицу, оторопело хлопая глазами. — Нельзя терять ни секунды, Гилли, — мягко сказала Элис, выбираясь из экипажа, чтобы поторопить паренька. Она повнимательнее осмотрела Табби: — Ты ранен.

— Ничего страшного, Элис, но надо торопиться. Неси кресло обратно, мальчик, — велел Фробишер-младший Гилли. — Мигом! И возвращайся с тележкой.

Элис тоже поспешила в лавку, вспоминая кузена Коллиера — его дикий страх перед тайным обществом, байки про дом с привидениями, его нелепые предупреждения: это уже совершенно не казалось ей театральным. Она провела ладонью по своей сумочке, ощутив сквозь ткань контуры пистолета, и подумала о Клео и Эдди: слава богу, дети остались дома.

— Мне надо немедленно уехать, — сказала она Полли, продавщице, смотревшей на нее из-за прилавка. — Вы доставите мои покупки в Мористое завтра утром?

— Да, мэм, мы все сделаем, — ответила Полли направившейся к двери Элис. Фургон уже разгрузили, мебель стояла на тротуаре, а Финн устанавливал на место съемную стенку. Табби влез внутрь и уселся на брезент, накинув излишек ткани себе на плечи. Элис забралась на козлы, Финн устроился рядом, и вскоре фургон, набрав хорошую скорость, покатил к Норт-Форлэндоктороуд и дальше, на Клифф-роуд.

Элис вкратце и без утайки передала своим спутникам разговор с Коллиером Боннетом, не забыв ни про врученный ей пистолет, ни про ужас кузена перед людьми, собирающимися в старом особняке на холме над Дикенс-Коув. Табби рассказал о Паддингтоне, упоминавшем этот самый дом, якобы гастрономический клуб, и об исполненной отчаяния записке Боннета, заманившей их в коварную ловушку в гавани. Похоже, преступники осуществляли свой план, когда Элис беседовала с кузеном в таверне «Корона», что заставляло задуматься.

Неужели ее кузен Боннет за эти годы превратился в двуличного монстра? Даже сейчас Элис казалось, что он сам слишком сильно переживал по поводу своей истории; вряд ли она полностью выдумана. Оставалось единственное возможное объяснение: за непослушание Коллиеру угрожали смертью, он действовал как марионетка секретного общества.

— Он дал мне вот это, — Элис передала записку Боннета Финну, и тот прочитал ее вслух Табби: «Если дойдет до самого худшего, помни про дом с привидениями, но одна не ходи».

— Что, черт возьми, это значит, Элис? — спросил Табби. — Что за «худшее» он имеет в виду?

— Понятия не имею, — ответила Элис, — нам придется выяснить самим. Думаю, они привезут Лэнгдона в старый особняк, прежде чем пароход отплывет во Францию. Молю, чтобы привезли, хотя это убогая молитва.

Они уже ехали по Клифф-роуд, миновав поворот к бухте Лазаря, и приближались к Дикенс-Коув. Элис пустила лошадь шагом. Поворот улицы пока скрывал их от любого, кто мог подниматься от бухты или спускаться из дома на утесе, но очень скоро их фургон окажется на виду, и враги могут его заметить, лишив их последнего преимущества — неожиданности.

Финн ткнул пальцем на видневшуюся впереди заросшую тропу, уводившую куда-то в лес, и Элис повернула туда. Под колесами зашелестела трава, по кузову заколотили ветки; в конце концов экипаж полностью скрылся в зелени. Они привязали лошадь к молодому ясеню и гуськом пошли дальше под прикрытием деревьев вдоль Клифф-роуд; Табби сжимал свою дубинку, Элис опустила руку на рукоятку лежащего в сумочке пистолета, а Финн держал наготове большой складной нож. Элис захотелось попросить парнишку убрать его, но она знала, что тот не послушается.

Очень скоро они вышли к дороге, поднимавшейся от бухты к старому дому. Вокруг не было ни души. Прикрытое легкими облаками солнце уже наполовину опустилось в море, слышались лишь шум прибоя и крики чаек. Финн направился к краю обрыва, откуда открывался вид на океан. Табби собирался последовать за ним, но, заметив развевающийся на придорожном столбике носовой платок и издалека узнав герб, остановился.

ГЛАВА 20 ГИЛБЕРТ ПРИХОДИТ В ЧУВСТВО

Фробишер проснулся в кресле с тяжелой головой, помятый, со смутными воспоминаниями о чудовищной порции съеденного жаркого. Паддингтон исчез, исчезло амонтильядо — целых две бутылки! — и сервировочный столик тоже. Услышав голоса, Фробишер выпрямился в кресле, одернул одежду и потянулся за носовым платком, чтобы стереть со щеки слюну. Тут он вспомнил, что платок остался висеть на столбике у дороги, и вынужденно воспользовался тыльной стороной ладони.

— Мистер Гилберт Фробишер, я полагаю, — сказал кто-то невидимый.