Общество самоубийц

Отдать дань памяти. Хотя через окно на потолке продолжало сиять солнце, у Лии вдруг замерзли руки.

— В коротком существовании Доминики было больше смысла, чем в жизни любого из так называемых Бессмертных, которые хотели высосать из нее всё! Кто-то однажды сказал, что смерть — это самое лучшее, что придумано в жизни. Я знаю, что вы и так в это верите, но об этом всегда полезно вспомнить.

Аплодисменты. Но женщина в ящике — Доминика — аплодировать не стала. Она вообще не шевелилась.

Неужели мертвые так выглядят? Такими мирными и такими живыми? Может быть, она все-таки жива и все это кошмарная шутка, антисанкционный протест, зашедший слишком далеко? Со своего места Лия видела, что шеки у Доминики свежие и округлые, а пальцы лежащей вдоль тела руки слегка согнуты.

Но когда на сцене появился мужчина в смокинге, Лия поняла, что все это правда. Мужчина больше не улыбался.

— Доминика, — сказал он. — Милая. Как мне жаль, что вышло вот так.

Женщине в красном платье явно неловко было это слышать, однако она взяла мужчину за руку и легонько придержала ее.

— Мы с твоей матерью будем по тебе скучать. Но сегодня мы чествуем твой выбор, который послужит источником вдохновения для всех тех, кто живет своей собственной жизнью и ищет смерти на своих условиях.

В толпе многим явно было не по себе. Лии показалось, что собравшиеся не привыкли к подобной демонстрации печали; они пришли сюда, ожидая, что хорошо проведут время.

Помолчав, мужчина высвободил руку. Выражение его лица поменялось: в глазах зажглась улыбка, на щеках появились ямочки. Он едва заметно кивнул. Послышался щелчок, и ящик начал наполняться водой, которая целиком накрыла тело.

— Что они делают? Что они собираются делать? — Лия осознала, что вцепилась в руку дамы, которая отчитала ее чуть раньше. Дама снова посмотрела на Лию с раздражением, но, заметив ее волнение, смягчилась.

— Ох, милая, у тебя это впервые? Кто тебя пригласил? — теперь в ее глазах читалось сочувствие. Она успокаивающе сжала дрожащую руку Лии. — Не волнуйся, процесс хорошо отработан. Они используют только проверенные химикаты. Сейчас он просто нажмет на кнопку, и ты ничего не увидишь.

Зал снова заполнил голос женщины в красном платье:

— Не так-то просто будет заменить Доминику на посту руководителя Общества. Но мы счастливы — и для нас это большая честь, — что эту работу возьмет на себя необыкновенный и очень способный человек. И, как многим из вас уже известно, очень талантливый музыкант. А вот и она! Встречайте!

Лия не сразу узнала вышедшую на сцену женщину. Анья? Или просто похожа? Золотистое платье делало ее белое, как мел, лицо прозрачно-восковым. Она держала скрипку словно новорожденного младенца. И только когда Анья коснулась смычком струн и зазвучала музыка, которую они вместе слушали три дня назад, Лия поняла, что это она.

Мать Доминики подняла свой бокал с вином над открытым ящиком. Она посмотрела на тело дочери, потом, словно ей только сейчас это пришло в голову, свободной рукой погладила ее по щеке. Горя в ней не чувствовалось, только что-то, что Лия сочла гордостью. Одним движением женщина выплеснула содержимое бокала в ящик. Долю секунды темно-бордовые капли плавали в прозрачной жидкости, потом смешались с ней. Жидкость в ящике становилась все темнее и темнее, пока тело совсем не исчезло из виду.

Ты ничего не увидишь. У Лии не шли из головы слова женщины, которая стояла с ней рядом в толпе.

Легкая дымка поднялась из стеклянного ящика, когда Анья доигрывала пьесу, — маленькое красное облачко, готовое пролиться дождем над игрушечным морем. Последняя нота повисла в воздухе. И затихла. Через несколько секунд раздались оглушительные аплодисменты.

Глава девятнадцатая

Когда церемония закончилась, снова заиграл джаз. Кто-то начал танцевать. Музыка была такой же зажигательной, как раньше, но Лия уже не слушала. Час назад от этих звуков у нее по коже бежали мурашки, а теперь они раздражали, казались фальшивыми и неуместными.

Она чувствовала себя измученной, словно обескровленной. Глупо. Так глупо было сюда прийти, а соблазниться блеском и гламуром еще глупее. Она попала на вечеринку Общества самоубийц. Лия вспомнила те видео — крупного безымянного мужчину, женщину с соломенными волосами, наследника Масков — и оглядела толпу гостей. Неужели кто-то из них организовал эти смерти? Кто-то снимал их на видео? Ее передернуло.

И все равно Лия не ушла.

Анья спустилась со сцены. Что-то в ней изменилось: несмотря на прежнюю бледность, теперь она держалась прямее, двигалась увереннее. Скрипку свою Анья держала за гриф, как оружие. Лия отметила, как выступают у нее ключицы, не давая лямкам платья прилегать к коже, и как под ними собираются глубокие тени.

К Анье стали подходить люди. Лия наблюдала, как ее окружают, пожимают ей руку, похлопывают по плечу, обнимают. Анья, как обычно, была молчалива, но улыбалась и выглядела счастливой. Ее лицо светилось гордостью.

Наконец поздравляющие разошлись по сторонам, не выпуская из рук бокалов с вином, устремились навстречу музыке или солнечному дню за стенами дома. Лия продолжала издали наблюдать за Аньей. Сначала та стояла одна, рассматривая толпу, но это продлилось недолго. Вскоре к ней подошла высокая темноволосая женщина, выглядевшая одновременно лощеной и вульгарной. Кожа у женщины была очень бледная, на шее выступали зеленоватые вены. Водянисто-голубые глаза казались мутноватыми, а темные губы издали напоминали раскрытую рану. Когда она заговорила, Лия обратила внимание на то, что ее белоснежные, но излишне крупные зубы будто норовят вырваться из небольшого изящного рта.

Чтобы говорить с Аньей, женщине пришлось чуть нагнуться. С того места, где стояла Лия, ей видно было, как женщина быстро, лихорадочно и безостановочно шевелит губами. Анья слушала, склонив голову набок, иногда кивала или что-то спрашивала. Поток речи ее собеседницы не прерывался. Теперь она помогала себе еще и жестами — ее длинные пальцы напряженно и настойчиво царапали воздух между ней и Аньей. Наконец она умолкла и опустила руки. Анья тоже молчала. Она смотрела в какую-то точку над головой женщины и явно размышляла. Прошло несколько секунд, Анья перевела взгляд на женщину и покачала головой. Это был отказ, быстрый и твердый. Лия думала, что высокая женщина снова заговорит, но вышло не так — та просто поджала изящные губы, поиграла пальцами и сжала их в кулак. Потом пожала Анье руку и ушла.

Только она скрылась, как подошел мужчина, довольно грузный, смуглый, с блестящим, будто смазанным маслом, черепом. С этим собеседником вышло то же самое — он говорил, Анья слушала, иногда задавала вопросы, потом следовала пауза, пока она думала. Но на этот раз после долгих размышлений Анья посмотрела на собеседника и кивнула. Мужчина тоже кивнул неторопливо несколько раз подряд, пожал ей руку, потом ушел, так и продолжая кивать.

Так продолжалось какое-то время. Лия наблюдала за тем, как к Анье по очереди подходили разные люди — та слушала излияния незнакомцев, уточняя что-то, потом замирала в задумчивости, а они ждали ответа, — как в завершение она кивала или отрицательно качала головой. Скоро Лия стала играть сама с собой, пытаясь угадать, «да» или «нет» получит в ответ очередной Аньин собеседник. И постепенно поняла, что результат мало связан с обликом посетителя — в «да-собеседниках» не прослеживалось никакого общего параметра, который отличал бы их от «нет-собеседников», — а подсказки следовало искать на лице Аньи. Когда та определенным образом складывала губы, слушая очередного просителя, определенным образом склоняла голову набок и молча застывала в характерной позе, глядя в никуда, это значило, что она скажет «да».