Общество самоубийц

Она кивнула, не убирая ладони от носа. Впрочем, теперь, когда мужчина стоял рядом и запах стал сильнее, это ее почти не раздражало. Что-то первобытносладкое в запахе мяса боролось в памяти Лии с привычным для нее отвращением.

— Вам нравится джаз? — спросил мужчина и улыбнулся, словно намекая на известную им обоим шутку. Он разговаривал с Лией так, будто они знакомы давным-давно.

— А это джаз? — спросила она.

— Майлз Дэвис, — представил фронтмена мужчина. — Вы, наверное, про него никогда не слышали.

— Нет, — ответила Лия. — Это же…

Она умолкла. Насчет классической музыки еще были сомнения — оставались эксперты, уверявшие, что она оказывает благотворное, успокаивающее воздействие, — но с джазом-то все было ясно! А она тут слушала даже не запись, а живой концерт. На следующем сеансе ухода это почти наверняка будет заметно. На секунду Лия задумалась: может, заткнуть уши и убежать?

Но она осталась стоять, где стояла. Какая, в конце концов, разница? После всего, что случилось с Тоддом, ее, наверное, вообще никогда не вычеркнут из Списка. Теперь важно только найти отца.

Внезапно Лия почувствовала, как сильно по нему соскучилась. На этой вечеринке ей стало казаться, что они с отцом вовсе не так далеки друг от друга. Вот те самые люди, с которыми он связался? Вот образ жизни, так возмущавший Уджу? С близкого расстояния все выглядело совсем не так ужасно. Ну да, тут подают мясо, играют живую музыку, и алкоголь тут тоже наверняка есть, но Лия чувствовала, что эта атмосфера затягивает, что чары происходящего накрывают ее с головой, как волна. Ничего неестественного она тут не видела, скорее наоборот.

Мужчина все еще ел свой бутерброд. Теперь струйка сока текла у него по другой руке, но на этот раз Лия ничего ему не сказала. Она смотрела, как сок течет все быстрее, как тяжелая коричневая капля застревает в волосках на его запястье, замирает, но потом снова срывается и течет вниз.

Музыка все играла, так же громко и напористо, как и раньше, но теперь вокруг зашумели разговоры. Люди начинали скучать, они отворачивались от сцены и возвращались к прерванной беседе, словно в выступлении настоящего ансамбля из четырех музыкантов не было ничего необычного. Они чокались бокалами, полными сверкающей золотистой жидкости, смеялись и кричали, и глаза их блестели в лучах вечернего солнца.

Все, кто стоял на газоне, теперь двинулись к дому. Лия наблюдала за одной женщиной, каблуки которой при ходьбе погружались в мягкую землю. Когда женщина дошла до деревянного помоста, Лия с сожалением заметила, что ее васильково-синие шпильки сильно испачканы. Уровень грязи на них позволял понять, насколько глубоко женщина погружалась в землю, пока шла по газону.

Лия не могла не поддаться соблазну происходящего. Ее пьянил запах мяса, блеск белоснежных зубов привлекательного мужчины, а ритм страстной мелодии будоражил кровь. При этом все остальное — стильные наряды, элегантная обстановка — ничем особенным не отличалось от любой вечеринки долгоживущих. Этот мир был очень знакомым, но в то же время совсем другим.

Где же отец?

Ее унесло вперед в потоке веселой толпы, потом втиснуло между группой женщин в похожих платьях, то и дело заливавшихся пронзительным смехом, и крупным плотным мужчиной, которому, как подозревала Лия, в ближайшие два десятилетия не избежать проблем с сердцем. Сквозь большое окно в потолке лился солнечный свет, и его лучи отражались от потных лбов. Помещение заполнял многоголосый гомон, чувствовалось дыхание десятков людей.

И вдруг стало тихо, толпа — даже шумные дамы в похожих платьях, стоявшие рядом с Лией, — смолкла. Все с настороженным вниманием на лицах повернулись к сцене. Лия проделала то же самое.

И только тогда там, где прежде играли музыканты, заметила ящик. Он стоял на столе, украшенном листьями и дикорастущими цветами. Длиной ящик был примерно в рост Лии, а шириной с журнальный столик. Судя по всему, он был сделан целиком из стекла.

— Просто красавица, правда? — прошептала одна из дам. Остальные негромко согласились.

Они обсуждали женщину, которая лежала в ящике, аккуратно сложив руки на животе. Она и правда была очень хороша. Лия со своего места прекрасно видела ее профиль: маленький скругленный нос, полные губы, кожа цвета осенних листьев. «Когда она откроет глаза, — подумала Лия, — они окажутся темными».

— Я слышала, нелегко все прошло, — продолжали болтать рядом.

Шепот стал тише, но толпа стояла так плотно, что Лии удалось уловить, о чем беседуют женщины.

— Они сами сделали… Это. Вернее, она сама, — сказала та, что восхищалась красотой женщины в ящике. — Так, во всяком случае, говорят.

В ответ ахнули так громко, что обернулась не только Лия.

Женщины негромко извинились, но перешептываться не бросили, только на этот раз склонились поближе друг к другу, и Лия больше не могла разобрать ни слова.

На сцене появилась женщина в длинном красном платье, усеянном блестками.

— Здравствуйте все, и спасибо, что пришли к нам сегодня, — сказала она.

Стало совсем тихо.

— Сегодня здесь много знакомых лиц, я вижу среди вас дорогих для меня — и, конечно, для Доминики — людей, — женщина помолчала немного и поставила бокал на поверхность ящика. Стеклянное дно бокала нежно звякнуло. — Но я вижу и новые лица, незнакомые, полные любопытства. И хотя я вас не знаю, я рада, что вы здесь. И Доминика была бы рада. Некоторые из вас знают, что она организовала все это сама, принимая участие во всем, вплоть до оформления приглашений, которые вы получили. Музыка, убранство, угощения — всё выбирала она. Доминика хотела, чтобы этот вечер стал лучшим из всех мероприятий, которые она устраивала, а вы знаете, что таких вечеринок для Общества ей довелось организовать немало.

Толпа согласно загудела. Кое-кто захлопал, но большинство собравшихся погрузились в задумчивую, благоговейную тишину. Под потолком негромко шумели электрические вентиляторы.

— Доминика воплощала в себе лучшее, что есть во всех нас. Ветеринар, преданный своему делу, активный член Общества, замечательная дочь. Как вы знаете, по своим показателям она первой вошла в список на новую экспериментальную стадию обязательных процедур по продлению жизни. Так называемые жизнелюбы бьются за доступ к подобным процедурам — но, конечно, только после того, как эти процедуры будут проверены и отработаны. А отрабатывает их Министерство на подопытных добровольцах вроде Доминики. Они называют это Третьей волной. Именно сегодня Доминика должна была через это пройти. Кто знает, чем бы это закончилось для нее — как минимум рассогласованием, а возможно, увечьями. И даже если бы обошлось без побочных эффектов, ее ждали тысячелетия — а то и больше — принудительной жизни в качестве потенциальной Бессмертной, с постоянной бдительной охраной и обслуживанием.

Люди, обступившие Лию, изумленно покачивали головами, скрещивали руки на груди.

Ей вдруг стало трудно дышать. В комнате было очень жарко, и эта жара накрывала ее, давила своей тяжестью. Лия оглянулась в поисках выхода, но толпа была плотной, а она — в самой ее середине. Ее охватила паника.

— А кто это — Доминика? — нервно спросила она одну из женщин рядом.

— Не смешно, — сердито прошипела та в ответ. — Может, это и вечеринка, но мы все-таки пришли сюда отдать дань памяти! — она демонстративно отвернулась от Лии.