Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Обвиняется в убийстве
Шрифт:

Вопрос: Вы говорили Шерри Джонс утром 3 августа: "Он разделся, лег в постель и заснул"?

Ответ: Нет, именно этих слов я не говорила.

Вопрос: Вы говорили Шерри Джонс: "Мне кажется, он вернулся домой между 12.30 и 1.00"?

Ответ: Я этого не помню.

Вопрос: Не хотите ли вы сказать, что, разговаривая с Шерри, вы были менее точны, чем сейчас, когда даете показания перед присяжными?

Ответ: Совершенно верно.

Еще в самом начале судебного процесса Доулен постановил, что присяжные не должны знать о том, что подсудимому

было отказано в праве быть освобожденным под залог. Вот почему обвинению не было разрешено упоминать об этом судебном заседании, состоявшемся через девять дней после убийства. Таким образом, обвинитель обязан был чрезвычайно осторожно формулировать свои вопросы, ссылаясь при этом лишь на "предыдущие показания" свидетельницы. Шэннон вел допрос на высоком профессиональном уровне и быстро установил, что по меньшей мере в трех случаях, когда судебные власти допрашивали Карин о событиях той ночи, она ни разу не сообщила, что просыпалась в 12.40 ночи и видела Каллена в постели. Своим подругам Розмари Мейб и Шерри Джонс она об этом, правда, сказала, но все же было весьма странным, что во всех трех случаях, когда ей представлялась реальная возможность восстановить доброе имя Каллена, она ни разу и словом не обмолвилась об алиби.

Шэннон переключил теперь внимание свидетельницы на события, происшедшие 4 августа, когда Карин беседовала с Калленом Дэвисом около больницы Шика в Форт-Уэрте. Шэннона интересовал характер этой беседы.

Вопрос: Вы говорили большому жюри, что хотели знать для себя, когда точно Каллен действительно вернулся домой?

Ответ: Нет, не говорила.

Шэннон зачитал выдержку из протокола допроса свидетелей перед большим жюри: "Каллен, конечно, в самом начале разговора предупредил меня, что адвокаты не советовали ему обсуждать со мной подробности дела. Но я все же спросила — просто для себя, — в котором часу он вернулся домой, на что он ответил, что приехал где-то около одиннадцати".

На это Карин ничего не сказала, но при этом и виду не подала, что очевидное противоречие потрясло ее.

Вопрос: Почему же вы хотели знать для себя время его возвращения? Не потому ли, что не просыпались до четырех утра, пока вас не разбудил телефонный звонок?

Ответ: Нет, это не так!

Вопрос: Не говорил ли вам Каллен во время вашего разговора около больницы Шика, что он работал у себя в конторе, затем ездил к психотерапевту, а потом снова вернулся в контору, где проработал еще два или три часа? Не говорил ли он вам, что поехал затем поужинать, а потом вернулся домой? Это было в одиннадцатом часу.

Ответ: Да, говорил, и я сказала об этом большому жюри.

Вопрос: Но теперь вы это отрицаете?

Ответ: Я все перепутала.

Вопрос: Когда вы впервые сказали одному из адвокатов Каллена Дэвиса, что в 12.40 тот находился вместе с вами дома?

Ответ: Это было примерно тогда же, когда я давала показания перед большим жюри. Точно я уже не помню. Шэннону очень хотелось задать ей несколько вопросов о слушаниях по поводу освобождения подзащитного под залог, но он знал, что нарушение запрета, наложенного судьей, может сорвать все дело. Получилось, однако, так, что необходимость в этом отпала сама собой, так как Карин, сбитая, по-видимому, с толку бесконечными ссылками Шэннона на "предыдущее судебное разбирательство", вдруг спросила: "Вы имеете в ВИДУ слушания об освобождении под залог?"

Едва она произнесла это, как Хейнс вскочил со своего места и попросил у судьи разрешения подойти к нему на совещание. Было уже далеко за полдень, и было видно, что присяжные устали. Прежде чем Доулен объявил перерыв, Шэннону была предоставлена возможность задать свидетельнице последний

вопрос.

— Это верно, — спросил он, — что, хотя ваши адвокаты и знали, что у вас имеется такая информация, вы все же не изъявили желания доложить о ней суду?

— Да, верно, — призналась Карин.

— Но почему?

— Мне она казалась несущественной.

Утром 31 октября, в понедельник, Шэннон вновь сосредоточил внимание Карин на ее показаниях перед большим жюри через девять дней после убийства. И вновь она сказала, что ей показалось несущественным докладывать большому жюри о том, что она просыпалась в 12.40. Кроме того, добавила она, "большое жюри меня об этом и не спрашивало".

Шэннон зачитал еще одну выдержку из протокола допроса свидетелей перед большим жюри.

Вопрос: Вы не помните, что и когда именно произошло в промежутке между 12 часами ночи и 4 часами утра?

Ответ: Я не помню точного времени. Мы оба спали, когда раздался телефонный звонок. Тогда мне показалось, что вопрос был сформулирован так: "Что произошло сначала из того, что вы помните?"

Шэннон продолжал мучить Карин Мастер настойчивыми вопросами о ее показаниях перед большим жюри, а та продолжала настойчиво утверждать, что говорила одну только правду.

"В то время, — говорила она, — тот факт, что я просыпалась в 12.40, совсем не доказывал ни виновность, ни невиновность. Он был несущественным. Тогда казалось, что он не имеет никакого значения".

Вопрос: Вы сказали большому жюри правду?

Ответ: Да, я сказала правду.

Вопрос: И 12 августа вы не знали, когда именно были совершены убийства?

Ответ: Нет, не знала.

Вопрос: А может быть, вы не сказали большому жюри, что этот человек, Томас Каллен Дэвис, лежал с вами в одной постели, именно потому, что просто не знали, какое время указать?

Ответ: Нет, это неправда.

Вопрос: Почему же тогда вы не сообщили детективу К. Р. Дэвису эту весьма важную для дела информацию?

Ответ: Как я позже узнала, К. Р. Дэвис был нанят Присциллой для выполнения ее личных поручений. Поэтому я подумала, что говорить ему об этом не следует.

Шэннон сообщил присяжным, что Карин была неправильно информирована и по этому вопросу. Присцилла действительно наняла нескольких бывших полицейских в качестве своих телохранителей, но К. Р. Дэвис в их число не входил.

Оставалось рассмотреть последний вопрос, имевший отношение к алиби Каллена. Защита вызвала в суд Джеймса Мейба, у которого были деловые и личные связи с Калленом. Тот показал, что в ночь, когда были совершены убийства, Каллен позвонил ему домой, чтобы обсудить предполагаемую поездку в Мексику, которую Мейб и его жена Розмари планировали совершить вместе с Калленом и Карин. Мейб вспомнил, что телефонный звонок раздался в 12.15 ночи. Он не мог утверждать, что Каллен действительно звонил из дома Карин Мастер. Но он помнил, что Каллен сказал ему, что звонит именно оттуда. Позже Джо Шэннон заметил, что звонок к Мейбу был не только подозрительно "удачным" по времени, но и представлялся ему явным надувательством. По словам Мейба, Каллен позвонил ему, чтобы навести кое-какие справки о необходимых для этой поездки визах. Но Каллен Дэвис был, можно сказать, экспертом по всяким заграничным визам и поэтому хорошо знал, что для въезда в Мексику достаточно иметь при себе паспорт, свидетельство о рождении или даже просто регистрационную карточку избирателя штата Техас. Поэтому возникал вопрос: зачем же ему понадобилось звонить Мейбу среди ночи? Не затем ли, чтобы создать алиби? Произведенный Шэнноном допрос Карин Мастер и Джеймса Мейба если и не разбил окончательно алиби Каллена Дэвиса, то, уж во всяком случае, пробил в нем большую брешь.

Поделиться с друзьями: