Обычный день
Шрифт:
Так все и шло, пока не приехала ее тетя. Она задержалась, что-то там случилось с самолетом, технические проблемы, и тетя Синтия опоздала на похороны. Я позаботилась о Вики, удостоверилась, что она надела темно-синее платье и черные туфли и аккуратно причесалась. Вот только этот ребенок так и не пролил ни слезинки, ни разу. Справедливости ради скажу, что проститься с Лэнсонами пришло довольно много знакомых. Можно подумать, их просто обожали в нашем городке, хотя мне кажется, многие пришли из жалости к Вики, да и поскольку все легло на наши с Говардом плечи, некоторые заглянули, чтобы поддержать нас. Во время церемонии Вики вдруг наклонилась ко мне и прошептала:
– Видите вон того мужчину, с лысой головой и в сером костюме? Он украл некоторую сумму денег, и скоро его посадят в тюрьму.
Я подумала: «Неуважительно
В тот день, когда приехала тетя Синтия, в центре города огромным пожаром уничтожило почти целый деловой квартал, выгорело много контор, поэтому мне не удалось представить гостью знакомым Лэнсонов, которые заходили к нам почти каждый день. Всю одежду Вики я аккуратно выстирала и выгладила (не могла же я отправить ее домой с мешком грязного белья) и упаковала в сумку. Должна сказать, мне вовсе не было жаль с ней расставаться, наоборот, трудно пришлось жить с ней рядом, видеть ее каждый день и знать, что она спит в комнате Дорри, а Говард вообще едва мог есть, глядя на нее каждый вечер за ужином, когда она буквально набивала рот всем, до чего могла дотянуться. За день до того, как приехала ее тетя, – они собирались пробыть в доме Лэнсонов буквально пару дней, чтобы разобрать вещи: часть продать, часть раздать или отправить на хранение и подготовить дом к продаже, и я все же надеялась, что тетя вспомнит обо мне, увидев те бокалы для вина, – за день до того я зашла к Вики в спальню, чтобы пожелать ей спокойной ночи, и она вдруг протянула мне блокнот в красной обложке.
– Возьмите, это вам. Вы были очень добры ко мне, и я хочу оставить его вам.
Другой благодарности я так и не дождалась. О бокалах никто и не вспомнил. Я знала, что красный блокнот ей очень дорог, и решила, что получаю в подарок что-то очень ценное, поэтому и взяла его.
– Пожалуйста, держитесь подальше от кораблей, – в который раз повторила Вики, и я рассмеялась, просто не смогла удержаться, а она велела мне сохранить красный блокнот, и, конечно же, я пообещала, что так и сделаю.
– Я буду вспоминать вас в Лондоне, – сказала Вики. – Попросите Дорри иногда мне писать.
– Конечно, Дорри обязательно тебе напишет, – ответила я. Дорри – чудеснейшая девочка на свете, и как только она узнает, что Вики ждет от нее письмо, сразу же сядет его писать. – А теперь – спокойной ночи, – пожелала я. Я привыкла целовать ее на ночь, однако никакой радости от этого не испытывала.
– Спокойной ночи, – сказала Вики и сразу же уснула, как всегда.
Ну вот, потом они уехали, дом, кажется, продали, и скоро у нас будут новые соседи.
Я заглянула в красный блокнот, думая, что найду там стихи, как в той книжке, которую мне однажды подарила Дорри, или, может быть, фотографии, но ничего подобного не обнаружила. На самом деле я расстроилась, потому что в блокноте оказались какие-то сплетни о соседях, о друзьях родителей Вики, хотя чего можно ожидать от девочки, которой приходилось выслушивать рассуждения Хелен и Дона? Были там и размышления об атомных бомбах и о конце света, и вообще, о таких вещах, о которых детям думать не стоит; мне бы очень не хотелось, чтобы такие мысли начали одолевать Дорри, и я бросила блокнот в камин. Должно быть, Вики была очень одинока, раз проводила время за такими грустными историями. Надеюсь, в Лондоне она будет счастлива, как и мечтала, а мы пока подумаем, куда поехать вместо сорвавшегося путешествия в Мэн. Заберем, пожалуй, Дорри на пару недель из школы, она все равно учится лучше всех в классе – пусть немного отдохнет от домашних заданий, и все отправимся в круиз.
Домой
«Дамский домашний журнал», август 1965 г.
Этель Слоун, насвистывая, вышла из машины и прошлепала по лужам к скобяной лавке. На Этель был новый непромокаемый плащ и прочные резиновые сапоги, и прожив в глуши всего один день, она рассуждала о погоде со знанием дела.
– Дождь скоро закончится, – уверенно сообщила она продавцу скобяных изделий. – В это время года дожди всегда быстро заканчиваются.
Продавец тактично кивнул. Всего за один день жизни за городом Этель Слоун познакомилась почти со всеми местными жителями;
она несколько раз побывала в скобяной лавке – никогда не знаешь, что может понадобиться в старом доме – и на почте, чтобы оставить свой новый адрес, и в продуктовом магазине, чтобы рассказать, сколько всего собирается покупать у них, и в банке, и на заправке, и в маленькой библиотеке, и заглянула в парикмахерскую («…а завтра или послезавтра к вам зайдет мой муж, Джим Слоун!»). Этель Слоун приобрела старый дом Сандерсонов и очень этому радовалась, ей нравилось прохаживаться по единственной улице поселка, а больше всего ей нравилось знать, что всем известно, кто она такая.– Все такие гостеприимные, я чувствую себя как дома, как будто всю жизнь прожила здесь, – объяснила она Джиму.
Втайне она думала, что продавцы в лавках могли бы и с большим энтузиазмом запоминать ее имя, ведь она столько всего у них купит! «Наверное, они просто не слишком общительные», – говорила она себе. Им надо привыкнуть, ведь мы переехали сюда всего два дня назад.
– В первую очередь мне необходимо выяснить, кто здесь лучший водопроводчик, – сказала она продавцу в скобяной лавке. Этель Слоун полагала, что самые верные сведения можно получить непосредственно от местных жителей; водопроводчики, перечисленные в телефонном справочнике, может, и знают свое дело, но только местные жители расскажут, кто из них самый лучший; Этель Слоун не собиралась никого злить, приглашая водопроводчика, которого не любят соседи. – И еще мне нужны крючки, вешать одежду, – добавила она. – Мой муж, Джим, отлично управится с мелким ремонтом, ему что крючок прибить, что книгу написать, он писатель. – Всегда лучше самой рассказывать новым знакомым о том, чем вы зарабатываете на жизнь, тогда никому не придется ничего выспрашивать.
– Если что случится с водопроводом, стоит, наверное, позвать Уилла Уотсона, – ответил продавец. – Он почти у всех трубы ремонтирует. Вы в такой дождь приехали от Сандерсона?
– Конечно, – удивленно ответила Этель Слоун. – У меня много дел.
– Вода в речушке поднялась. А говорят, когда вода поднимается…
– Вчера мост выдержал наш фургон с мебелью, пожалуй, сегодня выдержит и мою машину. Этот мост еще постоит год-другой. – Она на мгновение задумалась, не лучше ли сказать «простоит чуток», чем «год-другой», а потом решила, что рано или поздно переймет местную манеру разговора, и это произойдет совершенно естественно. – Дождь? Ну и что! Нам и под крышей скучать не придется.
– Понимаете, – пояснил продавец, – никто вам не запретит ехать по старой Сандерсонской дороге. Поезжайте, если так хочется. Многие в ту сторону в дождь не ездят. Я-то считаю, что это так, предрассудки, хотя в ту сторону мне надо редко.
– Грязновато, ничего не попишешь, – твердо сказала Этель Слоун, – и, может быть, страшновато пересекать мост, когда вода высоко, но за городом всегда так.
– Я не о том, – возразил продавец. – Крючки? Интересно, где же у нас крючки для одежды?
В бакалейной лавке Этель Слоун купила горчицу, мыло, огурцы и муку.
– Вчера все это забыла, – объяснила она, посмеиваясь.
– Вы проехали в такую погоду по той дороге? – спросил у нее бакалейщик.
– А что такое? – пожала она плечами, снова удивляясь. – Дождь как дождь.
– Мы в такую погоду там не ездим, – заметил бакалейщик. – О той дороге ходят непростые слухи.
– Похоже, у моей дороги действительно не лучшая репутация, – воскликнула Этель и засмеялась. – Но я видела дороги и похуже.
– Ну, я вас предупредил. – С этими словами бакалейщик умолк.
«Обиделся, – подумала Этель, – я сказала, что, по моему мнению, их дороги плохие; эти люди очень высокого мнения о своем поселке».
– Наверное, дорогу в дождь действительно развозит, – проговорила она, извиняясь. – Но я очень аккуратно вожу машину.
– Вы поосторожнее там, – предупредил бакалейщик. – Неважно, что привидится…
– Я всегда очень осторожна.
Насвистывая, Этель Слоун вышла на улицу, села в машину и развернулась перед заброшенной железнодорожной станцией. «Милое местечко, – думала она, – и мы уже начинаем нравиться местным жителям, все так обо мне беспокоятся. Нам с Джимом здесь будет хорошо; нам не место в пригороде мегаполиса; мы настоящие. Джим будет писать книги, – подумала она, – и я попрошу кого-нибудь из местных женщин научить меня печь хлеб. Уотсон возьмется за сантехнику».