Очень быстро

Зато Миха сам, своими глазами видел, что Ильза совсем не трезвенница, так что тот сценарий аварии, который виделся сейчас, исключать никак не получалось. С другой стороны, если все было так, как пишут журналюги, почему Ильза не попала под суд, а раскатывает на своем Гуське, имея на руках никем не изъятые водительские права?

Ее отмазали? Так же, как отмазывают всяких там любовниц и сынков/дочек богатеньких папочек? Так же, как Княжич наверняка отмазан своего Антошу после той истории, когда тот лодыжку сломал?

Или права Ильзе просто уже вернули? Если никто в той истории не погиб, ведь, наверно, могли? Или она все равно должна была сесть, хоть и не оставила за собой горы трупов?

Миха опять полез в интернет и вскоре уже знал: если в аварии никто не пострадал (вообще не пострадал, даже царапины не получил!), а виновник нечто подобное совершил впервые, то да, могли ограничиться только административкой. Штраф и лишение прав от полутора до двух лет. Но ведь все писали, что пострадавшие были. В том числе и дети… Да еще и угон! Это ж тоже статья! Или хозяин суперкара по каким-то своим мотивам писать на Ильзу заяву не стал?

Где узнать ответ на этот вопрос, Миха не знал, а вот на предмет получения точной инфы о пострадавших в ДТП, про которое были известны место, дата и даже время, «потрясти деревце» было можно. Просто взять и позвонить мужикам на Скорую — кому-то, с кем раньше работал и сохранил дружеские отношения — и задать вполне конкретные вопросы…

Стало страшно. А вдруг все правда? Вдруг коллеги еще и раскрасят и без того мерзкую картину новыми подробностями? Теми, которые не попали в статьи просто потому, что были слишком кровавыми?.. Вой-то в прессе — дело святое, но даже самые желтые издания не позволяют себе совсем уж откровенное формата «кровькишкираспидосило». За такое ведь любого блокнуть могут по первой же жалобе.

Кстати, странно, что такой же громкий вой не был устроен, когда Ильза попала в новую аварию — уже в компании с сынком Владлена Корнеева. Или Миха его просто пропустил в силу общей незаинтересованности в подобной информации?

Подспудно позволяя себе соскочить с темы покалеченных детей на той остановке, Миха впечатал в поисковую строку рядом с именем Ильзы еще одно: Антон Корнеев, а следом слова «авария» и «мотоцикл». Экран взморгнул, и сеть вновь вывалила на Миху тонны ссылок. Правда, о той мотоаварии полугодовой давности, упоминания которой он и искал, не нашлось ни слова. Зато сочетание имен этих людей — бывшей фотомодели Ильзы Эргле и сына крупного бизнесмена Антона Корнеева вскрыло совсем иной жизненный пласт. Миха со странным чувством прочитал, что некоторое время назад эти двое были любовниками и вместе, парой, появлялись на разного рода гламурных вечеринках и мероприятиях. А вот после аварии — той, с суперкаром, — все как отрезало.

Машина принадлежала именно Антону? Могло быть такое? Могло. И именно во избежание скандала уже с вовлечением в него семьи Корнеевых дело могли замять целиком и полностью… Хм…

От нервов пересохло во рту. Миха сбегал на кухню попить, напоролся на ироничный взгляд Васьки, погрозил ей строгим отцовским перстом и вернулся к компьютеру. Дочь было двинулась следом, но Миха решительно захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

— А ничего, что это мой ноут и моя комната? — проорала Васька из коридора.

— Ничего, — отрезал Миха и вернулся к компу.

??????????????????????????Вот был бы он каким-нибудь хакером продвинутым… Или, сука, хотя бы не таким мудаком законченным, который умудрился столь бездарно просрать такую девушку. Единственную. Штучную. Не похожую ни на одну другую…

И при этом, вполне возможно, способную сотворить все то, что Ильза и сотворила. Там ведь были дети! Дети, которые после и попали на фотки, выложенные в сеть ушлыми журналюгами!

Глава 17

— Покаж предмет страданий-то, — сказал, немедленно оживляясь, старик Бляхер, когда Миха на следующий день, все-таки не справившись с собой, посреди дежурства вместо столовой поперся в морг. То ли душу изливать, то ли совета просить.

Ну Миха и показал, благо теперь его смартфон был под завязку забит найденными в интернетах фотками Ильзы.

— Ойц! — выдал Яков Натанович и надолго замолчал, листая «странички».

— Вот тут… — Миха перегнулся ему через плечо и быстро отыскал ту фотку, которая нравилась больше всего — где Ильза, одетая в узкие кожаные штаны и белоснежный топ-облипучку, с видом задумчиво-романтичным полусидела на своем Гуське. — Смотрите…

— Ой, да не надо меня уговаривать, я и так соглашусь, — отмахнулся Яков Натанович и опять надолго замолчал.

И молчал бы еще дольше, зависнув на фотке, где Ильза была, прямо сказать, не очень одета. Но Миха сопнул носом у него за спиной так выразительно, что пришлось от созерцания оторваться.

— Боже ж мой, Иисусе Христе, блядь! — Бляхер покрутил головой, откинулся на спинку скрипнувшего стула и воззрился на нависшего над ним Миху. — Юноша, я не могу! Да возьмите ж ви уже глаза в руки: у этой девочки, дай ей бог здоровья, такая тазобедренная композиция, шо я не могу понять, почему ви все еще здесь, со мной, а не там, с ней. Я же ж вижу, как ви на нее смотрите! Будто она тюлечка на черном хлебушке, а вы, я извиняюсь за интимные подробности, ее не кушали так давно, шо мине больно думать уже не за ее, а за ваше здоровье.

Миха с нарастающим раздражением глянул на старика, отобрал у него телефон, обошел стол и уселся в драное кресло, всегда, сколько он его помнил, стоявшее в углу напротив. Уселся, хлопнул себя по коленям и уточнил, передразнивая вечный одесский прононс Якова Натановича:

— И таки шо?

— Шо-шо! — тот вскинул лохматые брови. — Ви сейчас чего от меня услышать хотите, я не понял?

— Она не тюлечка, как вы, уважаемый Яков Натанович, изволите живописать, а щучка распоследняя, способная устроить все то, что она, если верить тому, что пишут, и устроила.

— Щучку вкусно фаршировать…

— Яков Натанович, давайте без пошлостей!

— Так это вы, юноша, о чем-то о своем, а я-то, как человек порядочный и пожилой, о традиционном еврейском блюде — фаршированной щуке.

Старик Бляхер закурил, иронично поглядывая на схватившегося за лоб Миху, а потом посерьезнел. Настолько, что даже на время забыл про свои шутки-прибаутки и одесский прононс.

— Миш, вот скажите мне. Только честно. Нет, для начала представьте: вы совершили грандиозную глупость, ошибку, которая закончилась скверно не только для вас, но и для кого-то еще. Как бы вы хотели, чтобы к вам после относилась ваша женщина? Вы бы предпочли, чтобы она плюнула на вас и растерла, после еще и сказав, что с таким моральным уродом и срать на одном поле не сядет, не то что в койку ложиться? Или может, хотели бы, чтобы она любила вас и таким вот: оступившимся?

— Ну-у-у…

— Все мы совершаем ошибки, а иногда и подлости. Кто нет — тот пусть первым бросит и все такое… Разница лишь в том, что кто-то свои подлости хранит в строгом секрете, молчит о них или и вовсе считает, что его подлости — на самом деле не подлости совсем. А кто-то осознает, мучается, пытается искупить.

— Я понятия не имею мучается она или нет…

— Тогда просто иди и найди ее, — внезапно соскакивая с неизменного «вы», на куда более близкое и понятное «ты», рявкнул Яков Натанович. — Найди, задай ей эти свои вопросы и уже не тошни мне на нервы! Их и без тебя есть кому портить!