Очень Добрый Мир (Книга 1)

– Естественно, - сказал демон.
– Все равно это какой-то неправильный маг!

– А ты его разве не уничтожил?

– Собирался, как только ты освободил мою ярость. А он вместо этого ткнул тебя ножиком и смотался неизвестно куда, причем руки его так тряслись, что он даже не попал тебе в сердце. Ха! Но зато его душа при мне! Это же надо заставлять меня, известного еще в Вавилоне под именем Грааазмагорл, воровать души, ничего не отдавая взамен, и к тому же - заряжать ему кристаллы, чтобы он тратил их на всякие фейерверки! Кстати, держи, - он протянул мне когтистую лапу, в которой сверкали пять заново заряженных кристаллов.

Превозмогая боль, я потянулся за ними, но демон наклонил лапу, и кристаллы один за другим скатились под кровать.

– Ой, упали!
– рассмеялся демон.
– Ладно, мне пора! Если понадобится помощь - зови Грааазмагорла.

– Нет уж... Не надо, - прошептал я.

– Ну, как знаешь, - сказал демон и провалился под землю, оставив после себя невыносимую вонь.

"Что-то я не помню, чтобы в вавилонском пандемониуме присутствовали Грааазмагорлы," - подумал я и снова погрузился в беспокойный сон.

10

Наутро я попросил Ванду достать кристаллы, которые действительно оказались заряженными. Выложив их крестом на груди, я сконцентрировался на центральном, а как только тот откликнулся, активизировал и четыре крайних, на случай, если первого мне не хватит, и начал Тотальное Исцеление. Это была уже настоящая магия. Казалось, будто я заново рождался на свет - каждый орган, каждая клетка омывались волной энергии, обретая прежнюю силу. Срастались, не оставляя следов, раны, новые и старые, а мне оставалось следить за тем, чтобы не переборщить. Некоторые маги, используя Тотальное Исцеление, не хотели вовремя остановить заклинание, и превращались в грудных младенцев, доходя, таким образом, до предела оздоровления. Но вместе с болезнями теряли и все свои знания.

"Но чего стоят все знания мира по сравнению с этим?" - подумал я, купаясь в ощущении переполнявшей меня силы.
– "Врял ли больше."

Опомнился я, когда услышал радостные крики, доносившиеся из-за окна, и, тут же остановив исцеление, поспешил узнать, что случилось.

Вдоль по улице ковыляли несколько крестьян, считавшихся пропавшими в лесу. Точно я не скажу, но были, наверное, среди них и те, от кого мы убегали четыре дня назад. За ними толпой следовали родственники и любопытные.

Я вышел наружу. Добрыня, Глеб и Ванда были уже на улице.

– Ну что, вернулись, разбойнички?
– гаркнул воин.

– Да не разбойники мы, местные!!
– испуганно ответил один из них.

– Да? А кто в меня стрелял?
– продолжил Добрыня.
– Уж не ты ли?
– и указал на другого вернувшегося.

– Да я его знаю!
– заступился первый оборванец.
– Он и мухи не обидит!

– За грибами пошел, занесла в болото нелегкая, чую - смерть близка, быстро заговорил второй.
– Уж и грязь засосала по пояс - помню, а там что было - так хоть убей.

– Ну, это мы можем, - вставил Добрыня.

– На поляне утречком очнулся, - продолжил второй.- Домой пошел. Как вылез - и не упомню!

– А ты вообще - кто?
– вступил в разговор еще один вернувшийся.
– Меч нацепил и все можно? Мы люди вольные, нам князь лишь - указ, и то, если пожелаем.

– Постой, - рявкнул жрец.
– Вы ушли в разное время, пропали, теперь же вместе воротились. Как такое возможно?

– И правда...
– удивленно подтвердил грибник.
– Ты же, Селиван, незнамо где целую неделю был.

– Да не неделю, - задумался тот, кому князь не указ.
– С месяц пропадал...

– Словом, никто не помнит, что случилось?
– спросил я.

– Всего не помню, но кое-что сказать могу,- произнес вышедший из толпы низенький мужичок в кое-как заштопанном плаще из плохо покрашенного в черный цвет льна.
– Я у них за десятника вроде был, мне без памяти нельзя, вот и оставили.

– Прочесть сможешь?
– спросил меня Глеб.

Я кивнул жрецу.

Десятник некоторое время отпирался, но потом, когда Добрыня наполовину вынул меч из ножен, сдался, и взглянул мне в глаза.

Как выяснилось, колдун ловил людей, зашедших в лес, и действительно с их помощью собирался захватить и ограбить город. Некоторых он околдовывал, некоторых - запугивал, вытягивая заодно жизненные силы для того, чтобы охватить все больше и больше людей. К моменту моего прибытия влияние простиралось уже на всю округу, и многие, уже сами того не осознавая, шли к нему в отряд.

"Ты выжил, но ненадолго!" - уловил я краешком сознания, и тут мне показалось, будто у меня под ногами разверзлась пропасть, а я - туда падаю. Если бы не остаток энергии кристаллов, я не выкарабкался бы из ловушки, установленной в мозгу десятника. Видимо, остатки воспоминаний были приманкой. После этого я долго еще не мог заниматься магией.

То же повторилось и с остальными. Ловушек у них не было, но после нескольких обрывочных воспоминаний я натыкался на непреодолимый барьер.

– Он и он отдали душу колдуну, - указал я на десятника и на первого из вступивших в разговор.

– Добить их?
– предложил Добрыня.

– Нет, - ответила Ванда.

– Поче..
– удивился было я, но тут же осекся.
– Действительно, не надо. Так у нас еще есть шанс, а иначе - души навсегда останутся у колдуна.

– Я присмотрю, чтобы не натворили чего, - добавил жрец, и Добрыня спрятал меч в ножны.

К концу недели вернулись все те пропавшие, что остались в живых.

Сильные заклинания всегда исполняются. Демону приказали: "Забери душу", чтобы он попытался это сделать, лишив меня энергии. Мой же фокус состоял в том, что я навел на демона ярость, на которую наложились старые обиды, и он обратил ее против своего хозяина. Тот испугался и отдал демону душу в обмен на свою жизнь. Таким образом, он изменил Смерти и лишился ее поддержки. Добив меня, колдун куда-то телепортировался, оставив себе несколько чужих душ.

Не знаю, что обещал маг тем, у кого он их отбирал, но душа - это не вещь, которую можно украсть. Даже боги вынуждены ждать согласия или хотя бы смерти владельца души, чтобы получить ее.

Дни и ночи проводили я, отец Пафнутий и жрец в попытках исцелить мозги уцелевших. Но, думаю, привычная работа по уборке урожая помогала вернувшимся гораздо больше.

А когда урожай собрали, жрец предложил мне быть распорядителем в приношении даров Живе. Все знаки благоприятствовали и предвещали добрую зиму, и праздник окончательно вытравил грязь из людских сердец.