Очерки о традиции и метафизике
Шрифт:
Традиционные науки выполняют две взаимодополняющие функции. С одной стороны, они выступают в качестве особого приложения доктрины, обеспечивая тем самым связь между различными уровнями существования, объединяющую эти уровни в универсальном синтезе манифестации; с другой стороны, они представляют собой (по крайней мере для определенного типа людей с соответствующими индивидуальными способностями) что-то вроде подготовительной стадии и пути к тому, чтобы получить высшее знание. При этом в соответствии с их расположением в общей иерархии знания эти науки образуют собой ступени, по которым можно подняться к высшему уровню чистой духовности, чистого интеллекта. Здесь можно вспомнить о символизме лестницы, ступени которой в различных традициях соответствуют определенным наукам и одновременно определенным состояниям бытия. [81] Такое соответствие с необходимостью предполагает, что эти науки понимались не чисто профанически, как в современном мире, но подразумевали возможность их вполне определенного истолкования, при котором каждая из наук приобретала инициатическое значение. Совершенно очевидно, что современные науки таким значением ни в коей мере не обладают. Поэтому все они не представляют собой ничего, кроме различных видов знания для профанов, тогда как традиционные науки благодаря их связи с метафизическими принципами действительно
81
«Семь свободных искусств», например, изображаются часто как семь ступеней лестницы, каждая из которых соответствует определенной планете. Грамматика соответствовала Луне, логика — Меркурию, риторика — Венере, арифметика — Солнцу, музыка — Марсу, геометрия — Юпитеру, а астрономия — Сатурну.
Наличие этих двух функций в сакральных науках не предполагает никакого противоречия между ними, как это может показаться на первый взгляд; тем не менее данный вопрос требует некоторых дополнений. В него можно внести определенную ясность, если обратить внимание на существование двух различных подходов, один из которых можно назвать «нисходящим», а другой «восходящим». Первый подход предполагает, что процесс познания, отталкиваясь от фундаментальных принципов и удаляясь от них, движется в сторону более частных и обусловленных уровней существования. Второй подход строится на постепенном приобретении знаний, на движении от низшего уровня к высшему, или от внешнего к внутреннему. Поэтому вообще не следует переоценивать дилемму, согласно которой следует двигаться в познании либо сверху вниз, либо снизу вверх, а наука должна основываться либо на знании принципов, либо на знании чувственного мира, так как подобные противопоставления вообще не имеют смысла. Данная дилемма могла возникнуть лишь в «профанической философии», где она впервые и была выражена еще у древних греков. [82] Однако такой дилеммы не существует в «сакральной науке», которая основана исключительно на универсальных принципах. Причина заключается в том, что «сакральная наука» исходит из интеллектуальной интуиции, которая является самой непосредственной и самой высшей формой знания, поскольку совершенно не зависит от каких-либо видов чувственного восприятия, равно как и от чисто рационального мышления. Сакральные науки, если они действительно являются таковыми, должны создаваться людьми, в полной мере обладающими знанием принципов и поэтому имеющими право применять это знание в любых обстоятельствах пространства и времени в строгом соответствии с традиционной доктриной; но когда эти науки уже созданы, их постижение может проходить и в обратном порядке. В таком случае они могут рассматриваться как «иллюстрации» самой доктрины, которая тем самым становится более понятной людям, обладающим соответствующими способностями. Уже сам факт, что сакральные науки относятся к миру множественности, предполагает в них неопределенно большое количество разных подходов соответствующих различным врожденным индивидуальным способностям существ, ограниченных этим миром множественности. Пути, ведущие к высшему знанию, могут сильно отличаться друг от друга на низших уровнях реальности, но эти пути все более и более сближаются друг с другом при движения к высшим уровням. Но это ни в коем случае не означает, что все без исключения промежуточные этапы этого движения в равной мере необходимы, так как они представляют собой только средства движения, которые не имеют общей меры с конечной его целью. Некоторые люди, обладающие врожденной наклонностью к умозрению, способны достичь уровня интеллектуальной интуиции не прибегая к подобным средствам; именно поэтому индуистская доктрина утверждает, что брахманы должны постоянно обращать свой разум непосредственно на высшее знание, тогда как кшатриям следует скорее следовать к этой цели постепенно, от уровня к уровню.
82
Парменид ввел различие между путем истины и путем мнения, и эта оппозиция сохраняет свое значение у Платона и Аристотеля.
Но все-таки эти люди являются исключениями, и в обычном случае следует признать необходимость постепенного восхождения от одного уровня к другому. Эта ситуация находит свое объяснение в традиционном символе «космического колеса»: окружность реальна только благодаря существованию ее центра, но существа, находящиеся на этой окружности, должны начинать именно с нее самой, а еще точнее, с той точки, в которой они пребывают в данный момент, чтобы затем двигаться к центру по радиусу. Более того, благодаря закону соответствий, существующих между всеми уровнями реальности, истины низшего порядка могут рассматриваться как символы истин высшего порядка и служить «опорами» для постижения этих высших истин. Вот почему любая наука может стать сакральной, приобрети высшее, «аналогическое», измерение — более глубокое в сравнении с тем, которое она имеет сама по себе; этим обстоятельством, кстати, можно объяснить и частое использование астрологического символизма в различных традиционных учениях, что проливает свет на истинный смысл древней астрологии.
Как мы уже заметили, каждая наука, независимо от того, каков предмет ее исследования, может стать сакральной при том условии, что она создана и используется на практике в соответствии с традиционными доктринами, а также в том случае, если строго учитывается тот иерархический статус исследуемого этой наукой уровня существования. Но к какому бы уровню она ни относилась, ее характер и выполняемые ею функции всегда связаны с областью фундаментальных принципов. То же самое можно сказать не только о науке, но и о различных видах искусства, поскольку в традиционном обществе искусство имеет подлинную символическую ценность и может благодаря этому обстоятельству служить «опорой» для медитации, так как каноны в искусстве, как и законы в науках, являются отражениями и адаптациями определенных метафизических принципов. Поэтому в каждом традиционном обществе существовали «традиционные», «сакральные», искусства, о которых современный Запад не имеет ни малейшего представления так же, как и о традиционных сакральных, науках. В качестве ярчайшего примера традиционного искусства можно упомянуть и средневековых строителей, практическая деятельность которых кроме всего прочего предполагала еще и подлинное знание соответствующих традиционных наук.
В действительности не существует полностью «профанической сферы», которую можно было бы с полным основанием противопоставить «сфере сакральной»; существуют лишь: «позиция профана», «точка зрения профана», «метод профана», которые совпадают, в сущности, с простым невежеством и отсутствием каких бы то ни было знаний. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на следующий факт: космогония, одна из самых сакральных наук, включенная в большинство Священных Писаний, в том числе и в Библию, в современном мире становится областью, где «профаны» одну за одной выдвигают самые фантастические
гипотезы. Сфера исследования в обоих случаях — одна и та же, метод же совершенно иной. Именно по этой причине «наука для профанов» может быть вполне правомерно «знанием невежд», знанием самого низкого уровня, ограниченным самым низким уровнем реальности при полном неведении относительно того, что лежит за пределами этого уровня. У этой науки нет никакой высшей цели и никакого высшего принципа, которые были бы достаточным основанием для того, чтобы отвести ей пусть самое скромное, но занимаемое по праву место в общей иерархии истинного знания. Замкнутая в относительной и узкой области, в которой она стремится объявить себя независимой и поэтому обрывает все связи с трансцендентной истиной и высшим знанием, эта наука обладает лишь разного рода иллюзорными представлениями, которые никуда не ведут и ни на чем не основаны.Цель этого очерка заключалась в том, чтобы показать, какова степень деградации современного мира в области науки, и сделать очевидным тот факт, что сама эта наука, которой так гордятся наши современники, есть не что иное, как извращение и вырождение подлинной науки, науки традиционной и сакральной. Современная наука, возникшая благодаря неправомерному ограничению всей области знания одним лишь материальным и чувственным миром (который к тому же является самым низким из всех уровней существования), утратила в результате этого ограничения (и того, что из него следует с логической неизбежностью) всякую интеллектуальную ценность.
Каббала и наука о числах
Мы уже несколько раз обращали внимание на то обстоятельство, что «сакральные науки» принадлежат одной определенной традиционной форме, являясь на самом деле ее неотъемлемой составной частью, хотя и вторичной по своему положению, но все же далекой по своему характеру от тех случайных образований, которые более или менее искусственно присоединяются к традиции с течением времени. Необходимо усвоить это положение в полной мере и никогда не упускать его из виду, если мы стремимся постичь подлинный дух традиции; это тем более необходимо сделать, если иметь в виду уже сложившуюся в наши дни тенденцию не обращать вообще никакого внимания на традиционные науки либо потому, что их изучение является особенно трудным, либо потому, что их совершенно невозможно разместить в используемых в наши дни классификациях, так как существование этих наук действительно представляет собой весьма трудную проблему для тех исследователей, которые хотят изучать традицию исключительно с экзотерической точки зрения и интерпретировать эти учения в рамках терминологии «философии» или «мистицизма». Мы не желаем вновь говорить о тщетности всех этих исследований, совершенно поверхностных и профанических по своему характеру, но все же повторим еще раз, что теории, намеренно искажающие свой предмет, значительно хуже простого и наивного невежества.
Но иногда бывает, что некоторые традиционные науки все же играют роль более важную, чем та, на которую мы только что указали, и помимо своей собственной ценности они представляют собой в таком случае еще и средство выражения самых высших и самых значительных сторон метафизической доктрины, которые тем самым становятся более понятными и доступными. Мы имеем здесь в виду науку, известную в еврейской Каббале под именем «науки о числах», которая, между прочим, почти полностью совпадает с «наукой о буквах», используемой в исламском эзотеризме, и само это совпадение связано прежде всего со структурой еврейского и арабского языков, являющихся, как мы уже говорили, во многих отношениях родственными друг другу.
Преобладающая роль «науки о числах» в Каббале представляет собой столь очевидный факт, что его не могут не заметить даже самые поверхностные исследователи, какими бы предрассудками ни был занят их ум. В то же самое время они не упускают возможности в очередной раз дать этому факту ложную интерпретацию, надеясь согласовать его со своими ни на чем не основанными представлениями; мы намерены здесь хотя бы отчасти разобраться с существующей в этом вопросе путаницей, возникшей главным образом из-за злоупотреблений так называемым «историческим методом», который требует от исследователя видеть «заимствования» везде, где есть хотя бы некоторое сходство между различными явлениями.
Известно, что в университетской среде существует обычай связывать Каббалу с неоплатонизмом, [83] уменьшая тем самым одновременно и древность ее происхождения, и степень сложности ее понимания; нельзя ли и на самом деле предположить, пусть даже и без всяких оснований, что Каббала берет свое начало у греков? При этом, к несчастью, забывают, что и сам неоплатонизм включал в свое содержание много таких элементов, которые не были греческими по своему происхождению, а также то, что иудаизм играл в александрийской культуре столь значительную роль, что ее нельзя недооценивать; поэтому если и были здесь определенные заимствования, то вполне вероятно, что совершались они в направлении противоположном тому, как об этом об думают. Эта гипотеза даже более правдоподобна потому, что сам факт заимствования какого-либо чужого учения совершенно несовместим с тем «изоляционизмом», который всегда являлся одним аз преобладающих признаков иудаизма, а также, во-вторых, потому, что неоплатонизм, с другой стороны, не представлял собой ничего, кроме экзотерического по своему характеру учения, и именно по этой причине не мог оказывать никакого существенного влияния на такую инициатическую по своей природе и поэтому весьма устойчивую и защищенную от внешних воздействий традицию, какой всегда была Каббала. Мы поэтому можем даже не обращать внимания ни на удивительное сходство между Каббалой и неоплатонизмом, ни даже на тот факт, что числа в этом последнем играют почти ту же самую роль, что и в Каббале; существуют вполне определенные вещи, которые в греческом языке отсутствуют, но которые свойственны еврейскому языку самому по себе, и поэтому он с самого начала должен был быть связан с некоторой самовыражавшейся через него традиционной формой.
83
К этому следует добавить и то, что в университетской среде принято приписывать авторство основного каббалистического источника — Книги Зогар — Моисею Леонскому, жившему в ХIII веке в Испании.
Мы, без всякого сомнения, не собираемся здесь оспаривать тот факт, что традиционная наука о числах существовала и у греков; именно она лежала в основе учения пифагорейцев, которое не являлось чисто философским учением, а имело инициатический характер; именно от пифагорейцев Платон заимствовал не только свою космологию, изложенную им в «Тимее», но и свою «теорию идей», которая, в сущности, является не чем иным, как выраженным в других терминах пифагорейским учением о числах, рассматриваемых им в качестве принципов существования вещей. Таким образом, если и есть что-то такое в цивилизации древних греков, что можно было бы сопоставить с Каббалой, то это именно учение пифагорейцев; но именно это обстоятельство и показывает бесполезность теории «заимствований» в данном случае: перед нами две инициатические доктрины, которые совершенно независимо друг от друга выдвигают на первый план науку о числах, однако сама эта наука принимает в этих доктринах совершенно различные формы.