Очерки по истории русской церковной смуты

Поэтому каждый верующий церковник не только должен быть честным гражданином, но и всемерно бороться вместе с Советской властью за осуществление на земле идеалов Царства Божия.

5. Осуждая бывшего патриарха Тихона как вождя не церковного, а контрреволюционного, Собор признает, что и самое восстановление патриаршества было актом политическим, контрреволюционным. Древняя Церковь не знала патриаршества, а управлялась соборно, поэтому Священный Собор настоящим отменяет восстановление патриаршества, отныне Церковь должна управляться соборно.

6. Осуждая контрреволюцию в Церкви, карая ее вождей, отменяя самый институт патриаршества, признавая существующую власть, Собор создает нормальные условия для мирного течения церковной жизни. Отныне вся церковная власть должна быть построена на двух началах:

1) в отношении к Богу — на подлинной преданности церковных людей подлинным заветам Христа Спасителя;

2) в отношении к государству — на принципе отделения церкви от государства.

Основываясь на этих условиях, Церковь станет тем, чем должна быть — любовно трудовым объединением верующих в Бога, Его Христа и Его правду».

3 мая в 5 часов вечера окончилось историческое заседание Собора, и уставшие участники этого заседания, громко переговариваясь на ходу, отправились на Троицкое подворье обедать (здесь для них был открыт буфет). Вожди обновленчества не могли не испытывать праздничного настроения.

Все сошло как нельзя лучше — главное осталось позади. Особенно радостно был настроен А.И.Введенский. В этот день он стал центральной фигурой на Соборе, его имя прогремело на весь мир — вечернее заседание, на котором будет утвержден белый епископат, принесет ему — в этом не было сомнения — архиепископскую митру.

И думал ли он и его друзья, что этот день является днем смерти обновленчества?

В чем, однако, идейная порочность постановлений 3 мая, которая предопределила в конечном итоге гибель обновленчества? Перечитывая это постановление сейчас, почти через сорок лет, мы находим в нем прекрасные слова, высокие мысли, отдельные строки, продиктованные благородным сердечным порывом…

Однако главное в этих постановлениях человекоугодничество. Заклеймить неправду капиталистического строя не для того, чтобы развернуть перед миром истинные широкие перспективы обновления мира во Христе, а для того, чтобы забежать вперед («петушком, петушком», как Боб-чинский и Добчинский) перед автомобилем победителя, — в этом слабость и гнилость и никчемность соборных решений. Не преемники апостолов, имеющие чудную власть вязать и решить, а жалкие, одетые в золотую мишуру прислужники, со страхом и подобострастием засматривающие в глаза хозяевам. «Ибо ты говоришь: я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Апокалипсис, 3, 17).

Вечернее заседание, которое должно было увенчать золочеными митрами победителей, началось ровно в 7 часов. Председатель объявил порядок дня, который состоял из двух пунктов: 1. Брачный епископат и 2. Второбрачие духовенства.

По первому пункту выступал известный живоцерковник Петр Сергиев.

Петр Петрович Сергиев был во всех отношениях характерной фигурой: человек способный, честолюбивый и бойкий на язык, о. Петр в первые же дни раскола стал лидером «Живой Церкви» в Воронежской епархии и вскоре был назначен уполномоченным ВЦУ в своем родном городе. Он прославился как гонитель «неблагонадежных священнослужителей», приобрел доверие Красницкого и вскоре стал членом ВЦУ. Здесь о. Петр стал такой одиозной фигурой, что Антонин (во время знаменитого скандала в Страстном монастыре) поставил его наравне с Красницким, отказавшись войти с ним в евхаристическое общение.

Прот. Сергиев был всегда ярым сторонником брачного епископата. После того как архиепископ Воронежский Тихон, примкнувший к расколу, был переведен митрополитом в Симбирск, а впоследствии в Киев, о. Петр Сергиев 25 марта 1923 года был рукоположен во епископа Воронежского (через две недели он был возведен в сан архиепископа). Свою приверженность идее брачного епископата о. Петр доказал в 1929 году — будучи в то время митрополитом Ростовским, он решил сочетаться вторым браком с одной из своих прихожанок, в то время он был вдовцом. Свой брак обновленческий митрополит обставил с необыкновенной пышностью: он венчался в Соборе, в архиерейской мантии, и на него была возложена митра в тот момент, когда на новобрачную был возложен венец [37] .

37

Н.Ф.Платонов, будучи «митрополитом Ленинградским», также венчался в 1936 г., однако в узком кругу и в штатском платье.

Нет ничего удивительного в том, что на Соборе он с жаром, заслуживающим лучшего применения, защищал идею брачного епископата.

В прениях выступал епископ Лужский Артемий, монашествующий архиерей старого поставления. Усиленно заигрывая с лидерами обновленчества, преосвященный горячо ратовал за белый епископат.

Затем, к некоторому изумлению Собора, выступил епископ Волынский Леонтий (монах) с возражениями против белого епископата. Робея и заикаясь от волнения, епископ все же решительно отверг (ссылаясь на каноны) компетентность Поместного Собора в этом вопросе. Нельзя, конечно, не воздать должное смелости провинциального епископа, решившегося выступить против течения в тот момент, когда даже смелый Антонин сдался перед лицом противника, сильного своей закулисной поддержкой.

После выступления А. И. Боярского, выступившего в защиту женатого епископата, прения были закрыты (вообще, надо сказать, на этом «демократическом» Соборе прения закрывались страшно быстро и внезапно, так что из 20–30 записавшихся ораторов успевало выступить обычно не более двух-трех).

Затем было принято следующее постановление:

«Исходя из ясного и непреложного свидетельства Священного Писания (Тим. 9, 2–4, Тит 1, 9), являющегося основным источником веры и благочестия, следуя указаниям древнейших памятников христианской письменности, правилам святых апостолов (Прав. 5, 40, 51) и постановлениям Вселенских Поместных Соборов (I Вселенского Собора, 17; Карфагенского Собора, 3, 25, 71; IV Вселенского Собора, 4), принимая также во внимание и практику Восточных Церквей и церкви Греческой даже до XII века, в которых брачный епископат был обычным явлением, учитывая, наконец, и современное положение Русской Церкви, сознать которое монашествующий епископат, за немногими исключениями, оказался неспособен, — II Всероссийский Поместный Собор признает решительно необходимым ввести в жизнь брачный епископат наравне с лицами безбрачного состояния». (Деяния, с. 5.)

На другой день в течение сорока минут Собор обсудил краткий доклад протоиерея Попова «О второбрачном духовенстве» и принял следующее постановление:

«Поместный Собор определяет:

а) разрешить второбрачие священнослужителям, кроме епископов, с благословения епархиальной власти;

б) разрешить священнослужение женатых на вдовах или разведенных;

в) допустить к священнослужению тех, кто оставил его лишь вследствие вступления своего во второй брак». (Деяния, с. 9.)

Итак, самые задушевные мечтания обновленцев осуществляются: женатый епископат и второбрачие духовенства были официально признаны Собором. Ликование обновленцев не имело границ.

Совсем иначе отнесся к этим постановлениям народ: чуждые софизмам и плохо разбираясь в канонических тонкостях, простые люди, однако, интуитивно чувствовали фальшь, лежащую в основе всех аргументов от Священного Писания и канонического права, которые приводились защитниками женатого епископата. Народ видел, что инициаторами постановлений Собора руководит не стремление к правде, а шкурные, карьеристские, узкопрофессиональные интересы — и народ отвернулся от женатых епископов.

И действительно, в своем подавляющем большинстве эти епископы не оправдали своего призвания. Более того, люди алчные, безнравственные и беспринципные увидели в постановлениях Собора полную индульгенцию заранее на все грехи против нравственности. С необыкновенной быстротой второбрачие превратилось в многобрачие, разрешение жениться на вдовах — в распутство, брачный епископат — в епископат второбрачный, трехбрачный, цинизм стал стилем обновленческого духовенства.

«Всему обновленческому духовенству свойственно бравирование человеческими слабостями», — признал в 1935 году в беседе с одним из авторов этой работы Н.Ф.Платонов. «Не кажется ли вам, владыко, — спросил его собеседник, — что для этого бравирования человеческими слабостями есть другое, менее красивое название — пошлость и бесстыдство?» — «Быть может», — ответил знаменитый обновленческий иерарх.

4 мая 1923 года Собор перешел к 4-му пункту порядка дня, который был означен как «Вопрос о мощах».