Очерки сравнительного религиоведения
Шрифт:
Часто это дерево находится на вершине горы, в Центре Земли. Абаканские татары говорят о железной горе, где растет береза с семью ветвями, которые, видимо, символизируют семь небес (идеограмма, вероятно, вавилонская по происхождению). В гимнах васюганских остяцких шаманов Космическое дерево, подобно Небу, имеет семь уровней; оно проходит через все небесные сферы и погружает корни в глубины Земли [1236] .
Шаман, поднимаясь на Небо, в ходе своего мистического путешествия карабкается по дереву с девятью или семью зарубками (§ 33). Реально же он проделывает свой подъем по ритуальному столбу, который тоже имеет семь зарубок и который, естественно, тоже мыслится расположенным в Центре Земли [1237] . Священный столб или дерево — это символ Космического столба, который находится в середине Вселенной и поддерживает мир. Алтайские народы верят, что боги привязывают коней к этому космическому столбу и созвездия движутся вокруг него. Скандинавы имеют похожее воззрение. Один привязывает своего коня к Иггдрасилю (буквально: «конь Одина») [1238] . Саксы называли этот космический столб Irminsul — universalis columna quasi sustinens omnia (вселенский столб, поддерживающий все — лат.) (Рудольф Фульдский). Индийцы тоже имеют понятие о космической оси, представленной столбом или Деревом Жизни, в Центре Вселенной [1239] . В китайской мифологии чудесное дерево растет в Центре Вселенной, где находится совершенная столица; оно объединяет Девять Источников с Девятью Небесами. Китайцы называют это «стоячий лес» (Цянь My) и говорят, что в полдень ничто стоящее возле него не может отбрасывать тень [1240] . Это Космическое дерево подобно Столбу, поддержке мира, «оси Вселенной» (Axis Mundi) алтайских и северных
1236
Eliade M. Le Chamanisme. P., 1951. P. 245 и сл.
1237
Holmberg-Harva U. Finno-Ugric Mythology. P. 338; Holmberg-Harva U. Der Baum des Lebens. S. 26 и сл.; Eliade M. Le Chamanisme. P. 120 и cл.
1238
Мировое древо служит коновязью во многих традициях — ср. ритуальный столб, к которому привязывали коня при жертвоприношении во время древнеиндийской ашвамедхи и который отождествлялся с мировым древом (Иванов В. В. Опыт истолкования…) и т. п. Однако имя «Иггдрасиль» — букв.: «Конь Игга» (Одина) — связано не с этой традицией, а с мифом об Одине, который сам был пригвожден к Мировому древу как жертва, древо же было «носителем» — «конем» божества (см.: Мелетинский E. M. Иггдрасиль // Мифы народов мира. Т. 1. С. 478, 479). — Прим. В. П.
1239
Coomaraswamy A. Elements of Buddhist Iconography. Harvard, 1935. P. 831; Mus P. Barabudur. Hanoi; P., 1935. Vol. I. P. 117 и сл.
1240
Granet M. La Pens'ee, chinoise. P. 324.
113. МИФ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА ИЗ РАСТЕНИЯ
Эти же понятия о жизни людей, символизируемые жизнью растений, объясняют то, что мы за отсутствием более точного термина назовем «мистическое отношение между деревьями и людьми». Наиболее явным из этих мистических отношений, по–видимому, является происхождение данной группы от какой-нибудь породы растений. Дерево или куст считается мифическим предком племени. Вообще это перводерево тесно связано с культом Луны; мифический предок, отождествляемый с Луной, представлен в форме определенного растения. Так, некоторые племена мяо почитают бамбук как своего предка. Те же верования можно найти среди аборигенов Формозы, тагалов Филиппин, я–ланг (Юннань) и в Японии. Для айнов, гиляков и корейцев деревья входят в лунный культ предков [1241] . Австралийские племена вокруг Мельбурна верили, что первый человек родился от мимозы [1242] . Один миф, очень распространенный в Индокитае, рассказывает, как человечество было совершенно уничтожено потопом, кроме брата и сестры, чудесным образом спасшихся в тыкве. Отнюдь не желая этого, они поженились, и девушка родила тыкву; а из ее семян, посеянных на горах и равнинах, возникли народы [1243] .
1241
Hentze С Mythes et symboles… P. 158 и сл.
1242
Van Gennep A. Mythes et l'egendes d’Australie. P. 14.
1243
Matsumoto N. Essai sur la mythologie japonaise. P., 1929. P. 120 и сл.
Мы находим тот же миф с неизбежными искажениями (искажение понятия «предок») даже в Индии. Сумати, жена царя Сагары из Айодхьи, которому были обещаны шестьдесят тысяч сыновей, родила тыкву, из которой появилось шестьдесят тысяч детей [1244] . Один эпизод в «Махабхарате» [1245] рассказывает, как у Гаутамы, сына Сарадвата, из тростинки родились близнецы (Krpi; Krpa) [1246] . Есть и еще свидетельства этого представления о мифическом происхождении разных туземных индийских племен от того или другого растения. Удумбара, санскритское название Ficus glomerata, означает и провинцию Пенджаб, и ее жителей [1247] . Одно племя на Мадагаскаре называется антаивандрика, что буквально значит — люди (дерева) vandrika, a их соседи, анаимфасу — потомки бананового дерева: «Из того бананового дерева однажды вышел красивый маленький мальчик, который вскоре стал очень высоким и сильным… у него было много детей и внуков, и они были предками этого племени; их еще иногда называют детьми бананового дерева» [1248] .
1244
Ramayana. I, 38; Mahabha"arata. III, 106 и т. д.
1245
Mahabha"arata. I, 63, V. 2456 и сл.
1246
Ср также: Przyluski J. Les Empal'es // Melanges chinois et bouddhiques. Brussels, 1936. Vol. IV. P. 18.
1247
Przyluski J. Un Ancien Peuple du Penjab: les Udumbara // JA. 1926. P. 36.
1248
Van Gennep A. Tabou et tot'emisme a Madagacar. P., 1904. P. 300.
Мы могли бы без труда привести много примеров. Можно отметить иранское предание о происхождении первой человеческой пары; когда первый человек, Гайомарт, поддался ударам злого духа, его семя вошло в Землю и через сорок лет породило растение rivas, которое, в свою очередь, превратилось в Машьяг и Машьянаг [1249] . Но иранское предание вводит добавочный элемент: насильственную смерть Гайомарта. В двух наших прежних работах [1250] мы изучали этот мифологический мотив о происхождении растений как последствии жертвоприношения (или насильственной смерти) первобытного гиганта, а также легендарную тему о появлении растений из крови или тела подло убитого бога или героя. Мы вернемся в другом контексте к выводам, к которым пришли в этих двух работах. Однако в данный момент нам хотелось бы обратить внимание на солидарность между человеком и каким-нибудь видом растений, солидарность, рассматриваемую как постоянную циркуляцию жизни между человеком и этим растением. Внезапно прерванная человеческая жизнь продолжается в растении; последнее, в свою очередь, если оно срезано или сожжено, порождает животное или другое растение, которое в конце концов опять обретает человеческую форму. Можно было бы сформулировать теорию, подразумеваемую в этих легендах, так: человеческая жизнь должна быть прожита полностью, чтобы истощить все свои возможности творчества и выражения; если она прерывается внезапно, насильственной смертью, то она будет стремиться продолжаться в какой-нибудь иной форме: растения, плода, цветка. Приведу лишь несколько примеров этого: на полях сражений, где убито немало героев, вырастут розы или шиповник; [1251] фиалки выросли из крови Аттиса, а розы и анемоны — из крови Адониса, когда умирали эти два молодых бога; из тела Осириса выросла пшеница и растение маат, и всякие травы и т. д. Смерть всех этих богов — некоторым образом повторение того космогонического акта, когда создавались миры, что, как мы знаем, было следствием жертвоприношения гиганта (типичен Имир) или принесения себя богам в жертву.
1249
См. библиографию в: CZ. Vol. III. P. 21. — Прим. М. Э.
См.: Лелеков Л. А. Мартйа и Мартйанаг // Мифы народов мира. Т. 2. С. 121. — Прим. В. П.
1250
Eliade M. Ierburile de sub Cruce; Eliade M. La Mandragore et les mythes de la naissance miracaleuse // CZ. Vol. III.
1251
Eliade M. Ierburile de sub Cruce. P. 16.
Но в этой главе нас больше всего интересует перетекание жизни между двумя уровнями — растительным и человеческим. Тот факт, что роса может произойти от растения, предполагает, что источник жизни сосредоточен в этом растении, а следовательно, человеческая модальность существует в нем в состоянии возможности, в форме семени. В североавстралийском племени варрамунга верят, что «души детей» размером с песчинку существуют в некоторых деревьях, откуда они иногда выходят и проникают в чрево своих матерей через пупок [1252] . Мы видим здесь процесс рационализации первобытного понятия о происхождении людей из дерева: из него родится не только мифический предок, но каждый новорожденный ребенок есть непосредственная и конкретная эманация существа этого дерева. Источник реальной жизни, увиденный в дереве, не только напряг свою творческую силу, чтобы породить мифического предка, — он непрерывно продолжает свое творчество по отношению к каждому отдельному человеку. Это — конкретное и рационалистическое толкование того мифа, что род человеческий произошел из самого источника жизни, выраженного в породах растений. Но теория, лежащая в основании этих рационалистических вариантов, остается та же: конечная реальность со своими творческими силами сосредоточена (или выражена) в дереве.
1252
Spencer, Guien. Northern Tribes of Central Australia. L., 1904. P. 331.
Верования,
что души предков каким-то образом связаны с определенными деревьями, из которых они эмбрионами попадают в женское чрево, образуют компактную группу с множеством вариаций [1253] . В Китае думали, что определенное дерево соответствует каждой женщине; у нее будет столько же детей, сколько у него цветов. Бесплодные женщины брали на воспитание ребенка, чтобы цветы росли на сопутствующем ему дереве, а они могли стать плодовитыми [1254] . Что важно во всех этих обычаях, так это понятие о постоянном течении жизни между уровнем растения — как источника неиссякающей жизни — и человека; все люди — просто воплощения энергии того же растительного чрева. Они — мимолетные формы, постоянно производимые изобилием растений. Человек же — мимолетная видимость новой модальности растения. Умирая или, вернее, покидая свое человеческое состояние, он возвращается — как «семя» или как «дух» — к дереву. В действительности эти конкретные формулы — только формы все той же максимы: люди снова соединяются с чревом всех вещей, снова приобретают статус семени, снова становятся зародышами. Смерть — возобновление контакта с источником Жизни. Мы находим то же основное воззрение во всех верованиях, связанных с Матерью–Землей и мистикой земледелия. Смерть — просто перемена модальности, переход на другой уровень, воссоединение с чревом всех вещей. Если действительность — Жизнь исходит из растительности и заканчивается в ней, то воссоединение — только перемена формы: мертвец меняет форму человека на форму дерева.1253
Ср.: Frazer J. The Magic Art. Vol. II. P. 50 и сл.
1254
Hartland E. S. Primitive Paternity. The Myth of Supernatural Birth in Relation to the History of the Family. L., 1909. Vol. I. P. 148.
114. ПРЕВРАЩЕНИЕ В РАСТЕНИЯ
Обращение жизни между этими двумя формами сохранилось во многих легендах и народных рассказах, которые можно разделить на две стадии: а) превращение убитого человеческого существа в цветок или дерево; b) чудесное возрождение через плод или семя. В прежних работах мы разбирали эти два мотива подробно; здесь приведем лишь несколько примеров. В сказке санталов, опубликованной Боддингом [1255] , семь братьев убивают сестру, чтобы съесть ее. Только самый младший, он же самый жалостливый, не смог есть тело сестры и закопал свою долю в землю. Спустя некоторое время на этом месте вырос прекрасный бамбук. Прохожий увидел его и хотел отрубить кусок, чтобы сделать скрипку. Но, ударив по дереву топором, он услышал голос: «Стой! Стой! Не руби так высоко! Руби ниже!» Он ударил по дереву близ корней и услышал голос снова: «Стой! Не руби так низко! Руби выше!» Наконец, после еще двух попыток, он срубил бамбук. Он сделал из него скрипку, и она играла прекрасно, «потому что внутри была та дева». Однажды девушка вышла из скрипки и стала женой музыканта, а ее братья были поглощены Землей.
1255
Santali Folk Tales. Oslo, 1929. Vol. II P. 297 и сл.
Этот мотив очень распространен в фольклоре. Его можно подытожить следующей формулой: прекрасная девушка (фея) выходит из плода (граната, лимона, апельсина) — либо волшебного, либо добытого героем с большими трудностями; рабыня или носительница злого начала убивает ее и занимает ее место, став женой героя; из тела девы вырастает цветок или дерево (или она превращается в птицу или рыбу, которую убивает ее антагонистка, и тем порождает дерево); и, наконец, героиня появляется из плода (или коры, или щепки) дерева. Так, в индийской сказке из Пенджаба убитая жена обращена в лилию; лжепринцесса рвет ее на куски, но из них вырастает куча монет, а потом прекрасное ползучее растение. В Декане рассказ ведется про ревнивую царицу, которая топит девушку в пруду. Из пруда поднимается подсолнечник, а из его пепла, когда подсолнечник сжигают, вырастает манго [1256] .
1256
Ср.: Eliade M. Ierburile. P. 15; Eliade M. La Mandragore. P. 34.
История эта популярна и в Европе, но здесь она смешивается со второстепенной темой о «подмененной невесте» и о «волшебной булавке». Как и в азиатском варианте, героиня подвергается нескольким превращениям. В одной тосканской легенде героиня обращается в «громадного угря», которого, в свою очередь, убивают и бросают в клумбу с шиповником. Потом на этом месте вырастает «необычайно большой» шиповник, который предлагают принцу как редкость. Из цветка слышится голос: «Осторожно! Не ударь меня!» Принц открывает цветок — и появляется прекрасная дева в целости и сохранности. В греческой версии девушка превращается в маленькую золотую рыбку, потом в лимонное дерево. Как только какой-то старик хватает топор, чтобы срубить его, он слышит голос: «Ударь выше! Ударь ниже! Не ударь по середине, поранишь деву!» [1257] Это, конечно, очень похоже на историю санталов. В румынской сказке «Три золотых граната» героиня превращена цыганкой в птицу и ее велено убить; из крови птицы вырастает высокая красивая ель [1258] .
1257
Casqu'in E. Les Contes Indiens et l’Occident P., 1922. P. 845; Eliade M. La Mandragore. P. 34.
1258
Saineanu L. Basmele Rom^anilor. Bucuresti, 1898. P. 307 и сл.
115. ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ И РАСТЕНИЯМИ
Во всех этих историях переходы одной жизни от человека к растению и наоборот драматичны; героиня, можно сказать, скрывается, принимая форму дерева, когда жизнь ее обрывается. Это — своего рода временное возвращение к растительному уровню. Она продолжает свою жизнь в новой форме. Однако народный фольклор знает и другой примитивный мотив этого круговорота «человек — растение», когда человек проглатывает семя или нюхает цветок, чтобы обрести плодородие. В румынских версиях истории о трех апельсинах одному из родителей святой дает яблоко, и, съев его, тот порождает ребенка (старик, съевший яблоко, данное ему святым, рождает младенца–девочку из бедра) [1259] . Один из классических примеров фольклора мы находим в Pentamerone [1260] , где юная дева беременеет, съев листок розы. Овидий [1261] упоминает предание, что Марс родился от Юноны без всякого участия Юпитера, потому что богиня Флор тронула Юнону цветком. Пензер собрал ряд таких историй о зачатии от небесного плода (ср. библиографию).
1259
Ibid. P. 308, 309.
1260
II, 8. — Прим. М.Э.
Древнеиндийская «Панчатантра» (санскрит. «Пятикнижие»), см. рус. перевод — М., 1959. — Прим. В. П.
1261
Fasti. V, 255.
Круговорот «человек — растение», сохранившийся в фольклоре в драматической форме, выражается также во множестве верований. В Мекленбурге плацента каждого новорожденного закапывается у подножия молодого плодового дерева; в Индонезии сажают дерево на том месте, где закопана плацента [1262] . Оба эти обычая выражают мистическую связь между ростом дерева и ростом человека. Иногда такая связь существует между деревом и целым племенем. Так, папуасы например, верят, что, если кто-нибудь срубит определенное дерево, они тоже умрут [1263] . Долганские шаманы сажают дерево, впервые почувствовав призвание к магии; а после их смерти дерево вырывается с корнем. Шаманы юраков из тундры, севернее Тобольска, ставят двух sjadai (идолов) перед деревом, чтобы охранять его, ибо если дерево будет уничтожено, погибнут и они [1264] . В Европе, когда рождается наследник престола, по–прежнему сажают липу. На архипелаге Бисмарка, когда рождается ребенок, сажают кокосовую пальму,· а когда дерево дает первые плоды, ребенок считается взрослым; мана туземного вождя будет пропорционально увеличиваться, если его дерево крепко [1265] . Мистическое соучастие в жизни между людьми и деревьями составляет тему, хорошо известную фольклору повсюду: если цветы какого-либо рода деревьев вянут или падают, это признак того, что соответствующему герою грозит опасность или смерть. Другие народные верования Европы также включают миф, что люди произошли от дерева; так, в районе Нирштейна в Гессене есть огромная липа, «которая одарила детьми весь район [1266] . В Абруццах говорят, что новорожденные дети происходят от виноградной лозы [1267] .
1262
Van der Leeuw G. Religion in Essence and Manifestation. L., 1938. P. 56.
1263
Nyberg В. Kind und Erde. S. 77.
1264
Holmberg-Harva U. Die religi"osen Vors tellungen der altaischen V"olker. Helsinki, 1939 // FFC. №125. P. 280, 281; Emsheimer. Schamanentrommel und Schamanenbaum // ES. 1946. №4. S. 168 и сл.
1265
Van der Leeuw G. Religion… P. 56.
1266
Hartland E. S. Primitiv… Vol. I. P. 43.
1267
Ibid. P. 44.