Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)

Потом Котов подсел Петрушке и, как на духу, рассказал ему всю нашу историю. Петрушка охотно слушал, кивал и закусывал.

– Ты ч-чего, не веришь?!
– вскричал Котов с гордым негодованием.

– Верю!
– душевно обняв его за плечи, успокоил Петрушка.
– Только почему же ты таким дураком остался?..

Несколько раз Котов брался за гитару, пытаясь исполнить для девушки песню с душераздирающим припевом "Я хочу быть с тобой!", но пальцы его не попадали по струнам. Он опять что-то мудрит с организацией ансамбля - говорит, что скоро все ахнут.

Вот такие дела. Карлов старается занимать меня, чтобы я не скучала - ходим в кино, в театры, даже в музеи. Долго ли я смогу обманывать его и себя? Он уже начинает замечать мою апатию ко всему, я даже почти не читаю. Господи, спаси и сохрани от того, о чём я боюсь признаться себе самой!

Жизнь налаживается

Вскоре после того, как Вера переехала жить ко мне, я вплотную занялся своим трудоустройством. Выбор между профессией сторожа и профессией кочегара был сделан в пользу большего заработка. Всё-таки теперь я был в ответе не только за себя. Если она согласится иметь ребёнка, буду работать на трёх работах, как проклятый. Но это было бы слишком, так не бывает...

Однако, я отвлекаюсь. Работа в котельной давала в те времена замечательные преимущества перед любой другой:

– график сутки через трое (бывает и через семь);

– отсутствие надзора со стороны начальства (если точнее - отсутствие начальства непосредственно в котельной);

– хорошая зарплата (рублей двести, если повезёт).

Почти идеальные условия для отдыха, работы и творческой деятельности предоставляла газовая (в отличие от угольной) котельная. Всё что требовалось от кочегара - поглядывать на приборы и подкручивать краны по мере необходимости.

Но для работы в газовой котельной требовалась корочка: свидетельство об окончании кочегарских курсов. А попасть на такие курсы можно было только по направлению с производства. Например, с завода, на территории которого находится котельная. Разумеется, что пройти такой путь в состоянии был не каждый.

На этот случай имелся ещё один вариант: покупка свидетельства у знающих что к чему людей. Этой возможностью я и воспользовался, заплатив за корочку 250 рублей, 150 из которых ушли на комиссионные посреднику.

Во всём этом угарном деле мне помог Юра Попов, мой армейский приятель, о котором стоит сказать пару слов.

В 70-х Юрик закончил "Муху" и устроился работать в реставрационные мастерские Эрмитажа. У него был весёлый нрав и длинный язык, слишком длинный для того, чтобы долго оставаться безнаказанным. Не смотря на грамотный и своевременный "откос" его забрали в армию - всего за несколько месяцев до истечения призывного возраста.

Уже на первом году службы он узнал, что его трёхлетний сын называет папой совершенно другого человека. Он впал в депрессию, и его, двадцатисемилетнего первогодку, жестоко избили "старики".

Вот тогда в нём произошёл удивительной силы перелом. Попов превратился в собственную противоположность: непредсказуемого и замкнутого интроверта. Сведя все внешние контакты до необходимого минимума, он посвятил весь второй год службы моральному и физическому совершенству.

По воле судеб и штатного расписания, я дежурил с Поповым на одной точке связи и мог наблюдать все происходившие с ним метаморфозы.

Благодаря бесконечным подтягиваниям на специально закреплённой трубе, приседаниям и отжиманиям от пола, бегу, растяжкам и медитациям - он, изначально высокий ростом и крупный, но довольно дряблый, за год превратился в сильного и выносливого атлета.

Одновременно он штудировал книги по истории, философии и мировой культуре. До придуманного Ницше сверхчеловека он тогда, может быть, чуть-чуть не дотянул только лишь по причине скудости армейской библиотеки и отсутствия методик достижения полного физического совершенства.

Вернувшись на свободу и получив доступ к самиздату, Попов два конкретных пути своего дальнейшего развития. Первый путь обозначился как боевые искусства, второй - как оккультные науки. Посещая подпольную секцию каратэ, он стал непобедимым в драке. Эксперименты с чёрной и белой магиями во время ночных дежурств в котельной сделали его ещё более загадочным и скрытным.

Я столкнулся с ним на улице совершенно случайно. Слово за слово, и он сам предложил мне работать с ним в одной смене. Купив свидетельство, я оформился и заступил.

Дни и ночи, проведённые вместе на боевом дежурстве, научили нас легко понимать друг друга и, что самое главное, не доставать.

Убранство котельной в полной мере несло на себе отпечаток пребывания там моего замечательного товарища. Кольца, перекладины, деревяшки, мешки с песком - всё это держалось на верёвках и легко пряталось с глаз долой. Пол и стены были испещрены магическими формулами.

Для занятий каратэ (я так образно называю этот ужас) Попову требовался напарник, что-то вроде груши, и я тоже начал получать, вместе с синяками, кое-какие, по большей части теоретические, познания в этом деле. В общем, время в кочегарке не проходило зря. Иногда, если Попов выходил или спал, удавалось даже просто полежать и почитать книгу. Последние, ночные, восемь часов дежурства мы делили пополам, а утром приходили ещё двое чудаков нас менять.

Решив проблему заработка, я начал обустраивать нашу с Верой личную жизнь. Регистрацию в районном загсе нам назначили на конец октября. Второпях я продал свою последнюю "семейную реликвию" - серебряный браслет с геоцинтами, получив по глупости не более половины настоящей стоимости. Сделал кое-какие основательные покупки, вроде стиральной машины, и отложил две тысячи на мероприятие.

Я заказал стол на шесть персон в памятном нашей помолвкой "Метрополе" приблизительно на тысячу рублей. Сюда мы поехали прямо из загса, после регистрации. Слова "объявляю вас мужем и женой" звенели в моей голове райской музыкой и кружили голову.

– Слушай, вид у тебя - идиотский, - сообщил Петрушка, обернувшись. Закурил бы, что ли...

Наш второй свидетель, Дима Котов, всю дорогу выспрашивал, какую я заказал выпивку и какие закуски, а я путался в ответах и отмахивался.

На самом деле, тысячи рублей это стоило. У нас глаза повылезали на лоб при виде всей этой роскоши. Чёрт знает, как они умудряются вырезать такие цветы из обыкновенных овощей и зелени.

Я сунул стоящему возле стола метрдотелю двести рублей, и он лично руководил обслуживающими нас официантами. Ввиду того, что Попов от участия в мероприятии подло уклонился, а шестое место было зарезервировано для ровного счёта, наши четыре персоны расположились за этим столом очень даже вольготно.

Как только, по прошествии часа, официанты смогли расчистить пространство для "горячего", перед нами стали возникать пышущие жаром киевские котлеты и гусь в яблоках, припущенная в рассоле осетрина и угорь, жареный на решётке, узбекский плов и чёрт его знает чем нашпигованный окорок. На наших раскрасневшихся рожах цвели пьяные улыбки от уха до уха. Если мы на ржали и не перекрикивали друг друга, значит закусывали; если не закусывали, пили тост, кричали "горько" и подолгу, взасос, целовались, шаря руками под одеждой. Под завязку пытались даже танцевать, но ни у кого не получилось. Был ещё какой-то десерт, но воспроизвести полную картину никому из нас впоследствии так и не удалось. Вера вспоминала, что было мороженое в красивом металлическом каскаде, и она его ела, разгорячившись, и потом болела ангиной. Петрушка, якобы, пробовал торт, похожий на римский Колизей. Котов запомнил ананасы в шампанском. Но, скорее всего, всё это возникло уже потом, в их воображении. Лично я ничего такого не видел, возможно потому, что во время десерта находился в служебном помещении, где нагружал большую сумку, ещё рублей на пятьсот.