Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)

"Неужели вот так вот всё, по-скотски закончится?
– подумал Котов.
– И стоило из-за этого..."

Не успел он закончить свою мысль, как в чёрных тучах вдруг образовался просвет и в него ворвался весёлый солнечный зайчик - звучная милицейская сирена, музыка, прекрасней которой друзья ещё не слышали. Во двор въехала сияющая и искрящаяся замечательная сине-жёлтая машина ПМГ.

От неожиданности толпа расступилась, но не обратилась в бегство.

– Что стоите, прыгайте в кузов!
– поторопил высунувшийся из кабины лейтенант.

Ещё не веря своему счастью, друзья забились в тесную коробку кузова и захлопнули изнутри дверцу. Машина рванула с места и, набирая скорость, поехала прочь. Послышались запоздалые крики, угрозы, в дверцу ударились камни и железки...

______________

Как выяснилось уже в гостинице, Степанов что-то такое знал об особенностях здешних нравов. Кого-то из его знакомых здесь уже не то убили, не то искалечили. Однако он, как бы не желая показаться трусом, не стал никого отговаривать, а просто сам подло остался в номере. До самого Ленинграда в коллективе ему был объявлен жестокий бойкот.

Местный устроитель, которому было заявлено об отказе и немедленном отъезде, уговорил группу остаться. Нужно было отыграть единственный концерт, билеты на который уже распроданы. Он поклялся, что случилось недоразумение, и что на рок собирается совершенно другая публика, которая сама боится хулиганов.

И он оказался прав. "Обводный канал" приняли "на ура", как и везде, хотя первые песни ребята играли без обычного энтузиазма.

Впоследствии Котов, не дожидаясь собственного печального опыта, со слов активно гастролирующих музыкантов рок-клуба, составил чёрный список регионов, опасных для жизни и здоровья длинноволосого человека. Список получился длинный.

И наоборот: Украина и Прибалтика, например, весьма радушно принимала самых экзотических представителей рок-н-ролльного цеха.

Предварительная беседа

За несколько дней до первой годовщины пребывания Димы в новом качестве произошло на первый взгляд незначительное событие, которое предварил телефонный звонок.

– Это Дмитрий? Здравствуйте. Сергей Потехин беспокоит, из горкома комсомола.

– Здравствуйте...

– Давай будем на "ты", по-комсомольски, - с ходу предложил Потехин.

– Хорошо.

Ты только не подумай, что у нас к тебе какие-то претензии; мы ведь тоже люди - и повеселиться, и потанцевать...

Понятно.

Ты не мог бы ко мне зайти завтра - это в комплексе Смольного, я объясню. Просто поговорить, поближе познакомиться...

Власть комсомола была в те времена сильна и могущественна. Она пронизывала все сферы человеческой деятельности и была второй по значимости идеологической структурой после КПСС. Комсомолу ничего не стоило в одночасье прихлопнуть и "Обводный канал", и весь рок-клуб, оставив от ребят одни анкеты.

И Дима на другой день отправился по указанному ему адресу, хотя на душе было скверно, как будто он проглотил булыжник.

– Молодец, что пришёл! Проходи, садись.
– Приветливо протянул Котову руку комсомольский вожак.

Дима осмотрелся. Ковровая дорожка на лакированном паркете, большой письменный стол, за ним - два окна и портрет Ильича в пролёте. Стулья по периметру. На одном из стульев ещё один молодой человек - в сером пиджаке, с не запоминающимся лицом. В отличие от Потехина, у него на лацкане не было комсомольского значка.

– Это Владимир, познакомьтесь.

Безликий поднялся и тоже с улыбкой пожал Котову руку.

– Садись, садись, закуривай, - Потехин протянул сигареты.

Несколько секунд молча курили.

– Не смущайся. Расскажи, как живёшь, чем ещё интересуешься, кроме музыки, - предложил Потехин.

Вот уже год Котов ощущал своё могучее превосходство над окружающими. Его манеры стали надменны или, в лучшем случае, снисходительны. Это особенно подчёркивалось его недавним приобретением: звёздной болезнью.

– Ничем, - сказал Котов, глядя в окно на Смольный собор.

– Один живёшь?

– Да.

– А родители?

– В командировке.

– Далеко? Надолго?

– В Монголии. Пока согласно контракту, на три года.

– Наверное, продлят. Там хорошо, можно себя на всю жизнь обеспечить. Один мой знакомый, Вася Коробейников...

И Потехин рассказал, как его знакомый невероятно обогатился, отработав пять лет в дружественном Ираке.

– Сам-то, хочешь за границу?..

Не желая отвечать на провокационный вопрос, Котов пожал плечами.

– А друзья бывали в загранке?

– Слушай, мне пора уже.

– Ладно, погоди, ты не торопись. Закончим быстро, по-военному. Ты, кстати, где-то в засекреченной части служил? Нулевой допуск?

"Всё знает", - подумал Котов.

– Допуска нет, но подписку давал о неразглашении. Я больше в оркестре играл.

– А это даже лучше, что без допуска... Это даже облегчает...
– Потехин переглянулся с Владимиром, который что-то всё время помечал в своём блокноте.
– Из вашей части в Афган отправляли?

– Из нашей никуда не отпускали, даже в увольнение.

– Попал, что называется, - улыбнулся Потехин.
– А как ты думаешь, надо было нам туда?

Не смотря на свой задушевный тон, Потехин вёл себя безобразно. Но Котов, будучи прирождённым администратором, уже твёрдо решил вести себя сдержанно и дипломатично.

– Время покажет.

– А вот слушай, у тебя такая песня есть: "Не стреляй" - это про Афган?

Котов выразительно, но про себя, выругался.

– Это про Америку, то есть, как они во Вьетнаме...

– А я, знаешь, так и подумал. Только объясняй это на концертах, ладно? Там ещё "Шар цвета хаки" - тоже про Вьетнам?

– Разумеется.

На протяжении последующего часа Потехин подвергал кропотливому анализу песни Шевчука, Кинчева, Бутусова, Цоя, Науменко и так называемые гибриды.

Котов и сам плохо понимал многие из этих текстов, а теперь ему приходилось объяснять их с позиций марксистско-ленинской философии, борьбы за мир и воинствующего атеизма.

Результатом разбора стал перечень песен "Обводного канала", "не рекомендованных к исполнению", на который Котов чихать хотел.