Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)

Потом и это ей наскучило, да и кстати подвернулась по знакомству хорошая работа в "Интуристе". Сама по себе должность была неважная, но давала возможность для валютных махинаций, в которые Веру незамедлительно и втянули. А дальше всё покатилось по наклонной. На запах "зелёных" потянулись фарцовщики, и тогда же на сцене появился Лёха Банданов - гроза невской панели и галёрки. Распугав шантрапу, он предложил Вере свою защиту.

С того дня при встречах он угощал её очень хорошим косячком, который Вера с удовольствием выкуривала дома после работы. Однажды, вместе с обычной травкой, он сунул Вере бумажный пакетик с порошком.

– Попробуй для интереса, - подмигнул он по-приятельски.

– В смысле... а сколько стоит?

– Ерунда, не стоит говорить. Тебе помочь?

– Разберусь. Спасибо...

– Ну, бывай.

На другой день Вера сама разыскала Банана и за символическую сумму взял ещё одну дозу. И на следующий день тоже.

Вера взяла больничный, и Банан стал её частым гостем. На протяжении десяти вечеров Вера погружалась в нирвану, проживая день в ожидании вечера, а на одиннадцатый он не пришёл.

Он появился только через сутки и угостил Веру большей чем обычно дозой. Вера отключилась, и Банан её изнасиловал. К величайшему его удивлению, двадцатилетняя наркоманка, проболтавшаяся несколько лет по стране с хиппи и панками, оказалась девственницей.

Очнувшись и сообразив, что произошло, Вера едва не свихнулась от обиды. Но прошёл день, другой, а на третий она разыскала Банана и, не напоминая о случившемся, попросила дозу "того самого". Банан ответил, что обстоятельства изменились, цены выросли и вообще продают только за доллары.

Прошло ещё два года. Веру уволили из "Интуриста", она стала законченной наркоманкой.

В течении последующего времени Вера работала медсестрой, сторожем, уборщицей, посудомойкой и надомной швеёй. Когда однажды, за целую неделю, ей не удалось достать даже банки салутана, и она была готова умереть или совершить преступление, снова появился Банан. Он сказал, что Вера ещё хорошо выглядит, и предложил работу. Он оставил двадцать кубиков ханки и сказал, где его искать. Когда раствор кончился, Вера нашла его и приступила к работе.

________________

Из сумки воняло порохом. Вера зашла в общественный туалет, закрылась в кабинке и вынула из барабана отстрелянные гильзы. Завернула их в бумагу и уже на улице выбросила в урну. Перешла Невский и встала на стоянке такси. Взглянув на часы, решила, что ехать рано. Можно просто погулять, ведь она видит этот город последний раз...

В нише возле Думы, там, где раньше находился спортивный магазин, расположились на заработки художники - первые ласточки городской вольницы. Вера подсела к самому волосатому, а потому внушавшему наибольшее доверие, и через полчаса на листе ватмана был готов её портрет. Вера заплатила десятку и отошла в сторону. "Неужели я такая? Наверное, приукрасил..." - подумала она, разглядывая рисунок. С бумаги грустно и отрешённо смотрела куда-то вдаль худая, но красивая молодая женщина с правильными чертами лица и стрижкой "каре". Под глазами наметились тени, но только едва-едва. Художник ей явно польстил.

Вера долго смотрела на портрет, ей стало жалко себя и обидно. Почему, почему кроме сытых свиней и безмозглых похотливых подонков с набитыми бумажниками её никто не замечает? Будь она помоложе, то непременно бы заплакала, но теперь уже разучилась... Она свернула лист в трубочку и заткнула в сумку.

Гостиный двор, Катькин сад, Дворец пионеров. Здесь, в этом дворце, Вера первоклассница занималась в кружке мягкой игрушки, и с этого места до Пушкинской улицы она знала каждый сантиметр Невского. Аничков мост с клодтовскими конями, дом Штакеншнейдера, "Гастрит", "Сайгон", "Маяк"... но это уже потом, после... Вера ускорила шаг и вскоре свернула на Пушкинскую.

Бабушка ещё на даче, ключ от комнаты всегда в кухне на гвоздике - соседи не вредные, поливают цветы...

Вот и комната, в которой она родилась и жила, пока родители не получили квартиру в новом районе. Она почти не изменилась: тот же довоенный сервант, круглый, покрытый скатертью стол посередине, горшки с цветами. Только телевизор уже новый - "Рекорд". На телевизоре заботливо вышитая салфетка, в комнате уютно и чисто. На стене тикают часы.

На серванте - круглый розовый поросёнок из кружка мягкой игрушки. Рядом фотография в рамке: улыбающаяся первоклассница с огромным бантом на макушке. Вера больше не выдержала. Слёзы брызнули из глаз, она бросилась на кровать и, наконец, первый раз за долгие годы разрыдалась.

Петрушка

Распрощавшись с Котовым, Петрушка направился к дому. Добрёл до трамвайной остановки на Среднем, из трамвая перешёл в метро, где у него кружилась голова и закладывало уши, поднялся на Владимирской и сел на лавочку.

Вообще-то он должен был ехать к жене на Петроградскую, но туда он даже не решился позвонить, за него это сделал Котов и наврал что-то совершенно лишнее. Потому что Зинаида всё равно ничего не спросит, она просто даст ему по роже для начала. Ей нужен повод, а не довод. Ей это необходимо для нормальной жизнедеятельности.

Сидя на бульваре, Сева в задумчивости чистил траур под ногтями - верный признак хорошей попойки. Ногтями левой - ногти на правой руке, и наоборот. Закончив, встал со скамейки и поплёлся домой, к родителям. Если повезёт, их не будет дома. Все ключи у него в одной связке. И от жены, и от работы, и от дома. Хорошо, что есть куда пойти.

Налево - Пушкинская, здесь жила Дансева, когда ещё ходили в школу. Как она изменилась! Ну да Бог с ней... Всё-таки нельзя так пить. Этим двоим что, они могут керосин выпить, и глазом не моргнут, практика... Мне так нельзя, когда-нибудь плохо кончится.

Двор, подъезд. Если в почтовом ящике пусто - значит, кто-то дома. Ага, есть! Ну вот и хорошо. Теперь можно будет расслабиться, отдохнуть. Приму ванну, переоденусь, загляну в холодильник... А Зинаида пусть звонит - сюда. Буду снисходителен, но немногословен. "Да. Нет. Возможно. Ты полагаешь?.."

Хорошо, что есть лифт. Дверь, куча соседских звонков, хорошо, что есть ключ. Коридор, кухня. "Здрасьте..." Почему так посмотрела? Ну и видок у меня, наверное. Дверь в комнату, ключ. Почему-то открыто. Неужели кто-нибудь дома?

Через шторы в комнату проникает узкая, но ослепительно яркая полоска солнечного света. Кто-то сидит спиной к нему перед телевизором. Поворачивается, быстро встаёт и подходит, это Зинаида.

Удар. Ещё. Очки отлетают, сверкнув на солнце.

Чужим сдавленным голосом: "Очки... осторожно!.."

_______________

Судьба Севы Петрова складывалась внешне благополучно: школа с серебряной медалью, избавление от армии по зрению, университет. Но наряду с этой парадной стороной жизни, рядом с ней проходила другая, более сложная и глубокая, полная тревог и разочарований, беспокойная личная жизнь.