Очи черные. Легенда преступного мира

— Тебе повезло, Лье! Тебя выбрал щедрый нэпман. Он — не старик, да еще и красив! — произнесла распорядительница в полголоса.

То, что мужчина — не старый и привлекательный, было приятным фактом, но, как правило, они оказывались самыми требовательными и очень жестокими. Лье надела маску радости и направилась к игорному залу, но дорогу ей преградил Михаил.

— Тебя купили? Кто из этих толстопузов? — спросил он, как бы по-дружески толкнув ее в плечо.

— Я должна работать, иначе у меня возникнут проблемы с главой этого кабака. Да и у тебя тоже!

Он вдруг прижал ее к себе очень плотно, и Лье замерла, чувствуя, как отзывается ее тело на эти объятия.

— Не ходи к нему! Останься со мной, Лье! Давай убежим куда-нибудь! — шептал он страстно и отчаянно.

— Куда мы убежим? — тихо выдохнула девушка, дрожа всем телом, ее глаза наполнились слезами, а голова немного кружилась от близости любимого человека.

— В Крым!

— Как глупо!

— Помнишь Фани? Она вернулась! — весело произнес молодой мужчина.

— Это невозможно…

— Почему?

— Потому что я ее убила! — в ее голосе сквозила жестокость. Теперь имя Фани Каплан, которой она когда-то восхищалась, вызывало у нее отвращение. Легендарная подслеповатая дама, не пристрелившая выжившее и продолжающее паразитировать «Зло», напоминало ей о том, что нужно нести ответственность за свои поступки и доводить начатое до конца, не останавливаясь на полпути. Лье взяла себя в руки и отстранилась от молодого мужчины, решительно отправившись в игровой зал. Она не оглядывалась, но чувствовала его обжигающий взгляд, и это ощущение заставляло ее трепетать. Девушка решительно промаршировала между столиков, за которыми сидели пары, пытаясь не думать о Михаиле, и представляла насыщенный вечер в компании красавца незнакомца. Возле двери, разделяющей девушку с клиентом, ожидала Мать революции, которая в обычной манере — сурово и сухо — представила человека, в компании которого пройдет вечер, а возможно и ночь Лье. Богатый нэпман прибыл из Петрограда, желая купить в Москве землю под строительство, он очень богатый человек и планировал регулярно посещать заведение, поэтому важно, чтобы мужчина остался доволен. Лье покорно кивнула и взялась за ручку двери, но бывшая анархистка удержала ее, схватив за локоть и тихо прошипев:

— Ты взволнована!

— Да… У меня ведь был перерыв, поэтому немного тревожно… Я выпью шампанского, и все как рукой снимет!

— О чем ты говорила с Михаилом?

— Он предложил… вспомнить старые времена. Нас ведь кое-что связывает, как вы помните, но все осталось в прошлом! — твердо и убедительно произнесла Лье скорее себе, чем Матери революции, изо всех сил пытаясь скрыть печаль и досаду, вызванные теплыми объятиями самого желанного мужчины на земле.

В игорном зале обычно толпился люд: гости вышвыривали деньги на столы, шнырял обслуживающий персонал с подносами, а невозмутимый крупье, которого часто ругали проигравшие клиенты, молча выполнял свою работу. Лье не понимала пристрастия к азартным играм, считая это глупым занятием. Она любила скачки, на которых была лишь однажды и даже с позволения пожилого дворянина, которого ей пришлось сопровождать, сделала несколько удачных ставок, оставшись в выигрыше.

— Не так страшен черт, как его малюют! — произнес знакомый голос. Лье испуганно уставилась на высокого широкоплечего знакомого с музыкальными руками и доброй улыбкой. На Борисе Дмитриевиче был хорошо сшитый костюм, который очень ему шел. Если бы не отчетливая русская речь, он вполне мог сойти за иностранца.

— И все же вас подкинули в вашу крестьянскую семью, — тихо прошептала Лье, обеспокоенно обернувшись, чтобы убедиться, плотно ли закрыта дверь. Громко зазвучала музыка, и послышался свист мужчин, на сцене появилась Сара — темноволосая молчаливая красавица. Она выходила на сцену почти без одежды и метала ножи под аплодисменты разгоряченной толпы. Ее лицо было наполовину скрыто темной тканью, и Сара не продавала себя, потому что являлась дочерью какого-то важного человека. Выступала девушка ради удовольствия, а позже ехала домой в собственном автомобиле. Это была единственная не заклейменная девица в труппе «Черных очей», и за независимость ее ненавидели остальные танцовщицы.

— Вы очень красиво танцевали!

— Зачем вы здесь? Если вас раскроют, под утро отсюда унесут два трупа! — взволновано прошептала Лье.

— Не беспокойтесь, меня считают аристократом из Петрограда…

— Не льстите себе! Здесь вы — просто денежный мешок! — проворчала девушка и поспешила взять бокал шампанского со столика у стены, а после того, как сделала несколько жадных глотков, еще раз уточнила о цели его визита.

— Не было иной возможности встретиться! — оправдывался он. — Нинель умерла.

— Умерла? — воскликнула Лье, подавившись шампанским.

— Никто не вечен и ничто не вечно, как говорится. Она свернула себе шею, когда упала с лестницы. Наследников она не оставила и у нее все отняло государство.

— И почему я не удивлена?.. — выдохнула Лье, наливая себе еще шампанского. На столе стоял поднос с дорогой закуской из мясных деликатесов.

— Ты говоришь об отсутствии наследников?

— Нет, о том, что у нее все отняло государство!

— Но деньги пошли в дело, как ты видишь, — произнес Борис Дмитриевич, проведя по мягкой дорогой материи своего костюма. — А здание решили отдать сиротскому приюту!

— Приюту? — удивилась девушка и тут же добавила, усмехнувшись: — Вместо проституток там будут жить беспризорники!

— Те же заблудшие души. Потерянные, не обласканные… Я — ваш первый клиент?

— За сегодня?

— В целом, после возвращения в «Черные очи»?

Лье кивнула, а он радостно выдохнул:

— Что ж, Ольга Пална, я оплатил вас до утра. Вам придется проехать со мной!

— Куда? — напугано уточнила девушка, подавившись шампанским. В ее воображении возникла комната допросов и чекистские пытки, о которых не раз рассказывала их надзирательница — Мать революции. У бывшей анархистки случались слезоточивые приступы в моменты, когда доза алкоголя в организме превышала определенную норму. Женщина обмякала, превращаясь в самого обычного человека, способного на чувства. В эти сокровенные минуты она рассказывала истории о прошлой жизни: например, о побеге из Новинской женской каторжной тюрьмы в тысяча девятьсот десятом году или о том, как соскребали со стен одну из ее приятельниц-анархисток, подорвавшуюся на своей же бомбе. Но самой мощной болью в ее душе отзывались моральные надругательства, такие как фальшивые расстрелы — ружьями, заряженными холостыми, и бесконечные угрозы расправой с близкими людьми.

— Я отвезу тебя в гостиницу. Выспишься, и наметим совместный план действий! — успокоил ее Борис Дмитриевич, заметив беспокойство на лице молодой женщины.

«Совместный — хорошее слово!» — подумала она. Ей не терпелось покинуть «Черные очи». И еще она жаждала задать вопросы о судьбе родителей.

— Мне нужно взять мое пальто! — произнесла Лье с улыбкой.

Глава 14. Иллюзия родства

— Я хотел бы как-нибудь вам пригодиться! — произнес Михаил, вглядываясь в вуаль. Он был убежден, что Моль и Лидия Андреевна — одно и то же лицо, но все же оставались некие сомнения, которые не давали покоя запутавшемуся молодому человеку. Он настаивал на встрече с хозяйкой «Черных очей» долго, но его просьбу удовлетворили лишь спустя пару недель. Его привели в тайное помещение — специальный кабинет с дорогой мебелью и обилием растительности, вдоль стен стояли большие горшки, из которых произрастали цветы и маленькие деревья. Глядя на карлика, сопровождающего его, он подумал о том, что низкорослый человек ощущает себя настоящим Великаном. Вокруг было все зелено, словно Михаил вышел в летний сад, хотя за стенами кабака буйствовала холодная зима, к которой молодой человек никак не мог привыкнуть. Черная моль сидела в кресле-качалке, расположенном в углу комнаты и напоминала огромное насекомое со сложенными крыльями, размеренно двигающееся взад-вперед.

— Почему? — хрипло уточнила женщина, совсем не похожим голосом на тот, что он слышал еще в детстве в Крыму, в те редкие моменты, когда его мать посещала маленькое уютное убежище, скрывая подрастающего потомка от ужасов бытия.

— Почему я хотел бы чем-нибудь заняться? — вежливо переспросил Михаил и немного раздраженно сказал: — Потому что устал от безделья!

Словно гимназист в кабинете директора, он замер возле двери и ждал позволения подойти ближе. Кресло перестало качаться, но вуаль заколыхалась — дама беззвучно рассмеялась.

— Что именно ты хочешь делать? — уточнила она после долгой паузы. — Танцевать с моими девочками на сцене? Расчищать парадный вход от снега? Или… убивать?

Михаил вздрогнул, понимая, что изъясняться надо аккуратно, чтобы не стать посмешищем. В любой момент эта женщина может прервать разговор, а добиваться повторной аудиенции станет огромнейшей проблемой. Он решил быть кристально честным и сказать все как есть:

— Я ведь ехал в Москву, мечтая разыскать свою мать… то есть Вас, Лидия Андреевна. Наверное, я слишком много хочу, и прошу у вас прощения, если слишком навязчив.