Одесситы

— Видал миндал? Рубль да гривенник — сколько будет? Учат вас в гимназии?

— Это ты сам придумал? — с уважением спросил Яков.

— А то как же. Конкурентов нема. И тебе показываю, потому что ты не собезьянишь. Сразу видно, тютя гимназическая. Ох попался б ты такой в Ботанике!

Ботаникой одесские мальчики называли заброшенный ботанический сад над морем, одичавший и заросший — место привлекательное, но гимназистов там ловили и били жившие по своим законам уличные их ровесники.

Яков и сам понимал, что такой промысел не для него, но новым приятелем, звали его Андрейкой, искренне восхищался. Андрейка, как оказалось, тоже рос без отца, мама его стирала белье, но «счас недужает», однако было видно, что Андрейка в жизни не пропадет.

— Я знаешь как зарабатываю? Это мелочь — на вербе — а за сегодняшний вечер да завтра считай рублей десять сделаю — только так. У меня знаешь какой альт? Наш регент говорит, чтоб ему так жить, а он меня на тот год в училище Файга устроит или другого мецената найдет, только чтоб я в другой хор не ушел.

Андрейка оказался церковным певчим, и успел рассказать Якову, как страшно здорово умеют пить водку басы, как Темляков из их хора пел раньше в императорском театре, какая выгодная вещь богатые похороны и много других полезных вещей.

Уж само собой получилось, что к паноптикуму они подошли вместе: Андрейка сегодня настроен был скорее кутить, чем серьезно зарабатывать. Счастливый Максим был уже там, и коротал время, обучая своего черта проделывать тройное сальто в продолговатой склянке. Скоро подошел и Антось. У него был, как он уверял, самый длинный «тещин язык», который только можно найти. «Язык» был и вправду хороший, лиловый, с озорным завитком и с пищалкой. Чтобы удостовериться, что Антось не преувеличивает, все немедленно его опробовали, сколько хватило дыхания. А вокруг все гремело:

— Детская панорамка-калейдоскоп! Двадцать тысяч видов! Хочешь панорамку, деточка? Какой умный мальчик! Мадам, не обделяйте ребенка, сделайте ему золотое детство!

— Чибрики, ай чибрики, сладкие сахарные!

— Чудо двадцатого века, картонная лягушка прыгает на живого человека!

У мальчиков как раз хватило денег на четыре билета в паноптикум. Андрейка, само собой разумелось, был приглашен, и тоже созерцал «настоящий череп Александра Македонского в детстве», русалку, выловленную в южных водах, и розовую колышущуюся грудь бесконечно умирающей Клеопатры с прильнувшей к ней черной змейкой. Но самое главное удовольствие было еще впереди. Выйдя из палатки, Андрейка сделал широкий жест и заявил:

— Айда стрелять из «монтекристов»! Я угощаю.

Это была неслыханная щедрость, и мальчики благоговейно проследовали в импровизированный тир, где каждый получил на мгновение блаженного обладания настоящее ружье и по пять драгоценных пулек. Максим, уже стрелявший однажды из дядиного ружья и наученный задерживать дыхание, был уверен, что тут-то он себя покажет. Но все, что ему удалось — это заставить вертеться какую-то дурацкую мельницу, да и то случайно: целился он, разумеется, в японского самурая. Ему, впрочем, хватило ума об этом умолчать. Лучше всех, оказалось, стрелял Яков: пять жестяных фигурок кувыркнулись одна за другой, и кучка зрителей зааплодировала.

— Ишь, юноша, это вам не иначе сам морской житель помогает, — усмехнулся хозяин заведения с нафабренными усами и торжественно выдал Якову приз: комичную обезьянку на резинке с витыми проволочными ножками. Кутеж закончился питьем зельтерской воды, и тут как-то неожиданно для себя друзья рассказали Андрейке про свой великий план побега. Подразумевалось, что новый приятель, естественно, сочтет честью присоединиться к предприятию. Но Андрейка, к их удивлению, энтузиазма не выразил.

— На что вам сдалась та Америка? Баловство одно. Я в порту сколько раз бывал, так там одной пшеницы в тую Америку — жуть сколько грузят. Небось, там им лопать нечего, а у нас всего — во! А индейцы — большое дело! У нас тут и греки, и итальянцы, а Боб-Гопкинс — танцор, знаете? — вообще как сапог черный, а на казачке женатый. И кого только нет, а кого и нет — те приедут, куда денутся. В Одессу все приезжают.

— Так в Америку тоже многие едут, — возразил Яков.

— Тю, сравнил! Это ж неудачники. Здесь им не повезло, ясно, что тогда уж в Америку. А в Одессу кто едет? Знаменитости всякие. Вот и гляди. Легоде небось раньше у себя в Бельгии трамваи пускать учился, а насобачился — куда приехал?

Трамвай был, конечно, сильным аргументом. Его вот-вот должны были пустить в Одессе, и мальчики надеялись, что успеют увидеть великое это событие до назначенного срока побега. Но успеют или нет — что задумано, должно быть сделано, и даже такой патриот как Андрейка отговорить их уже не мог. Впрочем, он и не пытался особенно.

— Отчего не съездить, не проветриться? Сами увидите. Я б, может, и мотнул с вами на годок, да я у матери один кормилец. Знаете что? — загорелся он. — Это все морока — с лодкой — а давайте вы лучше на «Владимир», знаете, что каторжников возит?

— Куда возит?

— Куда-куда. . на Сахалин, ясное дело! Чисто младенцы вы грудные! Он через Константинополь идет, а грузится вечером. Вы туда — раз! И спрячетесь, и доедете как огурчики до Константинополя, а там уж дальше сообразите. Там порт бо-ольшой!

Совет был дельный, и друзья потом пожалели, что ему не последовали. Но тогда они не хотели менять на ходу планы: раз решили купить лодку и пересечь на ней Черное море — так тому и быть. Андрейка и тут не стал спорить, спросил только, сколько у них денег, и присвистнул.

— На байду не хватит. Вы что ж, тузик покупать надумали?

Это звучало почти оскорблением: гребные плоскодонные «тузики» обладали многими достоинствами, но только младенец мог думать доплыть на них намного дальше маяка. Андрейка тут же посоветовал пустить имеющиеся деньги в оборот.

— Иначе вам не выкрутиться. Вы в делах, конечно, не смыслите, да вам и не надо. Давайте так: у вас сейчас двадцать два рубля, вы мне даете их под честное слово, и в начале июня я приношу вам сорок. У меня как раз дело наклевывается. И вам хорошо, и мне.

Мальчики переглянулись, и решительный Антось первым сказал:

— Идет!

Ни финансовый гений Андрейки, ни его — во всяком случае, с ними — честность под сомнение ставить не приходилось. Да и правда, иначе бы не выкрутиться. Они увидели вдруг всю авантюру в новом свете, Андрейкиными глазами. Недодуманные части плана были, конечно, позорным ребячеством. Тем больше хотелось доказать себе и всему миру, на что они способны втроем, и безо взрослой помощи.

Деньги были торжественно вручены новому приятелю, а там подошли экзамены, и некогда стало волноваться о чем-то другом. В первый же день каникул Андрейка свистнул у Якова под окном, и когда тот вышел, сунул ему пакет: