Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе
Шрифт:
Рассуждая о дружбе, Аристотель опирается на идею тождественности, иногда выражающейся в той ликующей идентификации, которую я испытал на первом университетском семинаре, когда познакомился с будущими друзьями. «Никомахова этика» заложила традицию определять дружбу как отношения между единомышленниками, то есть людьми, которые одинаково воспринимают мир, имеют сопоставимый жизненный опыт, придерживаются похожих политических взглядов, происходят из одной среды и почти не отличаются по психоэмоциональному состоянию. По Аристотелю, истинная дружба основана на «одинаковости и согласии», на том, что мы находим себя в другом и что «друг» – это «второе, отдельное Я» [44] .
44
Ср.: Michaelis-Konig A., Schilling E. Poetik und Praxis der Freundschaft. Zur Einfuhrung // Michaelis-Konig A., Schilling E. (Hrsg.). Poetik und Praxis der Freundschaft (1800–1933). Heidelberg, 2019. S. 9—23, здесь – S. 13.
В конце XVI века Мишель
45
Schinkel A. Das Selbst im Spiegel des Anderen. Zur Geschichte und Struktur der Freundschaft // Villany D., Witte M. D., Sander U. (Hrsg.). Globale Jugend und Jugendkulturen. Aufwachsen im Zeitalter der Globalisierung. Weinheim; Munchen, 2007. S. 315–329, здесь – S. 318.
В некотором смысле Монтень радикализировал аристотелевский аспект равенства в дружбе. Он рассматривал «друга» как «альтер эго», как человека, в котором он себя реализует. Лишь наметившаяся у Аристотеля фантазия о единении воплощается теперь у Монтеня: «В той же дружбе, о которой я здесь говорю, они смешиваются и сливаются в нечто до такой степени единое, что скреплявшие их когда-то швы стираются начисто и они сами больше не в состоянии отыскать их следы» [46] . Этот экстатический идеал дружбы Монтень выражает буквально безмерным языком любви: «Наши души были столь тесно спаяны, они взирали друг на друга с таким пылким чувством и, отдаваясь этому чувству, до того раскрылись одна перед другой, обнажая себя до самого дна, что я не только знал его душу, как свою собственную, но и поверил бы ему во всем, касающемся меня, больше, чем самому себе» [47] .
46
Монтень М. Опыты. Т. 1 / пер. с фр. А. Бобовича, Ф. Коган-Бернштейн, Н. Рыковой. М.: Наука, 1979. С. 176.
47
Там же. С. 177.
Заимствуя образ у философа Жака Деррида, можно сравнить Аристотеля и Монтеня с двумя мощными историческими землетрясениями, случившимися в осмыслении дружбы [48] . Они сформировали рельеф, по которому мы движемся, пытаясь понимать дружбу и воплощать ее на практике. Неважно, ведут ли эти идеалы к пределу возможного, неважно, обрекают ли они нас на то, что каждая прожитая дружба в сравнении с ними кажется неполноценной.
В знаковой «Политике дружбы» Деррида объясняет, насколько проблематична в философском плане эмфатическая идея равенства, эта «идея друга как другого Я». Большинство классических дискурсов о дружбе направлены на растворение в «Другом», в схожем (и однополом) двойнике, на «гомогенность», «гомофилию» и «сродство, обусловленное общим происхождением и рождением, врожденной общностью» [49] .
48
Ср.: Monsour M. The Hackneyed Notions of Adult ‘Same-Sеx’ and ‘Opposite-Sеx’ Friendships // Mahzad Hojjat und Anne Moyer: The Psychology of Friendship, Oxford 2016. P. 59–74.
49
Derrida J. Politik der Freundschaft. Frankfurt a. M., 2002. S. 137.
Классическая концепция дружбы подразумевала, конечно же, лишь дружбу между состоятельными гетеросексуальными и, само собой, белыми мужчинами, – и это не просто историческая сноска. Философское осмысление дружбы, направленное на равенство, представляет собой не только выражение, но и один из оплотов того, что исследовательницы в области философии и психоаналитики, такие как Люс Иригарей, Элен Сиксу и Юлия Кристева, метко называли «фаллогоцентризмом» – пониманием мира, основанным исключительно на гетеросексуальной мужской перспективе. Ни для Аристотеля, ни для Монтеня не существовало дружбы между мужчиной и женщиной или между женщиной и женщиной. Оба считали, что только мужчины высшего сословия обладают достаточными для этого интеллектуальными способностями. Такое убеждение сохранилось и в философии XX века, до сих пор откликаясь в идеях чисто мужской или женской дружбы.
Впрочем, кому, как не им, знать об этом. За 250 лет до Аристотеля поэтесса Сапфо писала в Митилене на острове Лесбос стихи не только о любви, но и о дружбе. За 400 лет до Монтеня письма ученой-энциклопедистки Хильдегарды Бингенской свидетельствовали о близких дружеских связях среди монахинь. Некоторые женщины из средневекового ордена бегинок и из высшего общества эпохи Возрождения открыто дружили с другими женщинами. Венецианская писательница эпохи Возрождения Модерата Фонте в конце XVI века написала диалоги, в которых среди прочего утверждала, что женщинам гораздо лучше мужчин удается создавать дружеские отношения и поддерживать их [50] . Все это происходило еще до XVIII века, слывущего сегодня «веком дружбы» благодаря культовому почитанию фигуры друга; еще до того, как Джейн Остин пролила в романах свет на дифференцированную гетеросоциальную дружбу [51] ;
еще до появления феномена «романтической дружбы» – формы отношений между женщинами, напоминающей классическую любовь с признаниями в любви и клятвами верности, но, как правило, лишенную сексуального воплощения. Достаточно взглянуть на переписку мадам де Сталь с мадам Рекамье или Эмили Дикинсон с ее невесткой Сью Гилберт, чтобы понять, какой силой обладала такая дружба [52] .50
Ср.: Yalom M., Brown Th. D. The Social Sеx: A History of Female Friendship. New York, 2015.
51
Berndt K. Narrating Friendship and the British Novel, 1760–1830. Oxon; New York, 2016.
52
Об этом см.: Faderman L. Surpassing the Love of Men. Romantic Friendship and Love Between Women from the Renaissance to the Present. New York, 1981.
Западные интеллектуалы и мыслители игнорировали, принижали или высмеивали все дружеские отношения между людьми, не принадлежащими к высшему классу белых гетеросексуальных мужчин: утверждение власти вопреки всей очевидности. Возможно, причина в том, что они втайне признавали исходившую от этих отношений угрозу патриархальному господству, и интуитивно осознавали взрывную силу такого понимания дружбы, которое не основывается на равенстве, а прославляет разнообразие жизни.
Семинар по нарциссизму и двойничеству во многом повлиял на меня сильнее всех остальных учебных курсов. Это было введение в долгую литературную и философскую историю самоотражения, в историю всех неверных путей, по которым идут люди, неспособные прорваться через границы своего представления о себе и мире, в историю непроницаемых звуковых барьеров, которые люди создают, когда ищут в других только то, что уже знают. Пусть я до сих пор не прочитал Лакана по-французски, я не раз возвращался ко многим текстам того семинара. Они определяли мое мышление во время учебы и после – настолько, что, выбрав психоанализ, я решил заняться именно лакановским.
Об этом семинаре мне напомнило прочитанное исследование о дружбе среди студентов вводного курса психологии в Лейпцигском университете. Ученые обнаружили, что те обычно дружат не столько из-за личностной схожести, сколько просто потому, что их определили в одну группу. Если студенты сидели на лекции в одном ряду, вероятность того, что они подружатся, значительно возрастала. С наибольшей вероятностью дружба возникала, если студенты сидели рядом друг с другом. Когда речь шла о том, чтобы завести друзей, случайная пространственная близость била все остальные козыри [53] .
53
Back M. D., Schmukle S. C., Egloff B. Becoming Friends by Chance // Psychological Science. 2008. 5 (19). P. 439–440.
Аналогичное исследование, проведенное в Утрехте, показало, что идеал «альтер эго» действительно играет роль в выборе друзей, но совсем не так, как считалось ранее. Чтобы подружиться, студентам вовсе не обязательно было в действительности походить друг на друга. Они воспринимали себя похожими, даже когда это было совсем не так. Студенты поддались нарциссическому стремлению к узнаванию и отражению. Им только казалось, что они повстречали единомышленников, в которых узнали и обрели себя [54] .
54
Selfhout M., Denissen J., Branje S., Meeus W. In the Eye of the Beholder: Perceived, Actual, and Peer-Rated Similarity in Personality, Communication, and Friendship Intensity During the Acquaintanceship Process // Journal of Personality and Social Psychology. 2009. 6 (96). P. 1152–1165.
Миф о дружбе в унисон не миновал даже естественные науки. Например, в одной публикации на эту тему ученые заявляют, что в неврологическом отношении друзья схожим образом воспринимают и интерпретируют мир. Подразумевается, что это сходство – изначальная данность, а не результат длительного диалога и проживаемой сообща жизни. Заявлялось даже некое генетическое сходство между той или иной парой друзей. И хотя сам автор признавал, что результаты требуют более тщательного изучения и что обнаруженное сходство ничтожно мало, тем не менее практически все современные статьи, подкасты и книги, посвященные теме дружбы, ссылаются на это исследование [55] . Мнимая простота ответа на сложный вопрос о том, почему одни люди дружат с другими, слишком соблазнительна. Такие исследования и особенно вопросы, лежащие в их основе, в конечном счете иллюстрируют только то, насколько сильно современное понимание дружбы сформировано идеей самоотражения.
55
Напр.: Christakis N. A. Blueprint. The Evolutionary Origin of Good Society. New York, 2019. P. 254 f.
Оглядываясь на отношения с друзьями с литературоведческого семинара, я понимаю, что ощущение идентифицирующего созвучия редко было показателем того, как долго такая дружба продлится и насколько важной для меня станет. В долгосрочной перспективе искать двойника в подруге или друге – не самая мудрая стратегия. Большинство дружеских отношений выдерживают смену времен, жизненных этапов, мест, установок и личностных констелляций, только если оставить позади нарциссическое опьянение от узнавания-себя-в-другом. Только с теми, с кем мне удалось это сделать, я дружу по сей день.