Один и по ту сторону

– Писем, почему-то, из Москвы не было, точнее, несколько штук получил Степан Дмитриевич, но мне показал только одно: Московский патриарший престолоблюститель снял запрет на употребление спиртных напитков, и пишет, что введен кабацкий налог, который платят только кабатчики. Запрещены любые объединения и создание крупных компаний в этом виде торговой деятельности. На словах сказал, что приказано начать постройку казенных винокурен.

– А деньги выделили?

– Пока нет, из казны деньги еще не поступали. Фрегаты готовы, но не оплачены. Их вытащили на берег, чтобы не гнили и льдом не подавило.

– А зачем учительствовать пошла?

– Сереженька, ты даже не представляешь себе, как надоело просто сидеть дома, выслушивать бесконечные отчеты по домашнему хозяйству и при этом жить совершенно одиноко. Раньше хотя бы с внуками возилась.

– У меня есть подозрение, что Пашу здесь мы больше не увидим.

– У меня это подозрение со времен рождения Елены Прекрасной и визита Никиты Ивановича. Но не будем об этом, их дело. Понятно, что дочь и ты больше нужны ему в Москве. Он под себя роет. И еще заковыка: считаю, что преподавание электротехники поставлено просто из рук вон плохо. Очень мало практических занятий. Курсанты этих проводов, реостатов и лейденских банок боятся, как огня. А оно же щелкает, искрит, что-то крутит. Так как мастерская была свободна, а я попросила Ерофея Дмитриевича научить меня работать на станках, я занялась оборудованием для организации лаборатории по электротехнике. Считаю, что вот-вот ты установишь на свои корабли генераторы.

– Да, на серии «Ново» они уже стоят, но электромехаников у нас нет. Мне не удалось завербовать никого в Европе, мы туда не попали. Посетить Лейденский университет не удалось, а теперь это станет тем более проблематичным.

– Что так?

– Пришлось немного пострелять в Карибском море.

– Как я тебе завидую! Так вот, так как училище наше, а ты оставил меня за себя на всем хозяйстве, я открыла кафедру электромеханики, из которой должен вырасти факультет. Нескольких человек для этого, из числа механиков, я привлекла на курсы повышения квалификации. Сообщила им, что в этом случае они станут получать на четверть большее жалование. Трое согласились, а один сам пришел, но мне кажется, что у него несколько иные планы.

– Шпионаж?

– Да ну тебя, ухаживает он за мной, красиво ухаживает.

– А что тебе мешает?

– Да ничего не мешает, только твое длительное отсутствие и некоторые твои проблемы в семейной жизни. – она резко встала и ушла к себе в комнату. Значит, сердце не камень. Правда я так и не узнал: кто из четверых. Мать не записала их возраст и все остальное. Две фамилии мне ни о чем не говорили.

«Ново-Архангельск» поставили на слип, но ненадолго. Шесть «Ново» фактически готовы, ждали меня и маму, чтобы окрестить. Большая партия снарядов и картузов подготовлена. И, самое смешное, нет, самое важное: четыре батальона морской пехоты сформировано из айну, как сахалинских, так и с Эдзо. Переименование острова пока не произошло: ни одно из племен никогда не называло остров «Ватарисима», это было единственным названием, известным иезуитам и голландским миссионерам, но взято оно из японского источника. Все племена использовали в названии слово «Мосири», как обозначение «мира», большой земли. И Сахалин называли именно так: Трепун-Мосири, длинная, или «узкая», большая земля. Но большая земля была у каждого племени своя. Ладно, позже разберемся. Сейчас не до этого. Через день, требовалось «вернуться» в свой «Белый дом», собрал всех, кто оставался здесь и заслушать их отчеты о проделанной работе. Спать пришлось в санках, которые сделали несколько остановок для смены лошадей, но к утру я ткнулся в давно забытые подушки своей спальни, не забыв сообщить бывшим дворовым своей супруги, что вечером у меня большой «мальчишник», и кто хочет сменить место жительства, пусть напишет челобитную. Прасковья Никитична уехала в Москву, и возвращаться, вроде, не собирается. А вас тут отсутствие церкви смущает. Кому не нравится, всем подпишу. Так как девиц дворовых почти не осталось, одни мужики, то ехать никто не захотел. Поварихи, они тут замуж повыходили, пришли несколько заплаканными, видимо, мужья немного объяснили им: «Что ты, дура, делаешь? По розгам соскучилась? Так я тебе щаз выпишу, неделю сесть на задницу не сможешь! Ты же в крепь лезешь!». Так что ужин они не сорвали, двор был в полном порядке, в доме чистота. Начали собираться гости, мы давно не виделись и с каждым требовалось поцеловаться и пообниматься. Все уселись, выпили за успешное возвращение. Океан дело такое: вернулся и радуйся, значит, он тебя отпустил. Сыт был или спал. В осталных случаях от себя не отпускает. Тоже самое можно сказать и про сильных мира сего. Весть о победе под Соловками пришла еще осенью. А дальше возник провал: ни что, ни куда, ни зачем не сообщили. До самого прихода не было никаких известий о том, что я жив и возвращаюсь домой.

– О том, что делал и что предстоит сделать позже. Вначале о заводе в Романове-на-Амуре.

Попытался встать Богданов, который отвечал за строительство там.

– Елисей Иванович, мы за столом и просто вспоминаем: что требовалось сделать и чем закончилось.

– Я тебя понял, Сергей Иванович. Домна №1 встала на прогрев, два конвертера и воздуходувки для них готовы. Цех непрерывного литья закрыт, но еще достраивается. Пути до Удинского карьера готовы, но поставок локомотивов для них не было, не готовы. Ускорить бы требуется.

– А где Савелий Лукич?

– А его больше нет, лег и больше не встал. Царствие ему небесное! Уменьшить расход воды пока не получается.

– Вентилятор поставить пробовали?

– Нет, а куда?

– Ох, Лукич, Лукич! Завтра поговорим, были там и чертежи, и все оборудование, для того, чтобы сэкономить пар. Видать Лукич не успел об этом сказать.

– Да он до того, как машина была построена умер. За два месяца до сдачи.

Серьезная потеря, и молодой же еще был, чуть за полтинник! Обводя взглядом соратников, встретился глазами с Семеном Толстым. Было видно, что он хочет что-то сказать.

– Семен Николаевич, что у вас? Что-нибудь не так с заводом?

– Нет, Сергей Иванович, но дело требует срочного Вашего вмешательства.

– Срочно, так срочно, в чем дело?

– Недостача у нас, по казачьему полку и по ясаку. Встань, Степан Дмитриевич, расскажи куда упряжь новая делась и куда соболя из ясака ушли.

Полковник Каюров, вместо того, чтобы встать, упал на колени возле кресла:

– Черт попутал, да Фроська, супружница. «Уехал он, уехал, и нам надо подаваться в Курск! А денег – нет, на что поедем, а у нас двое, мал-мала меньше». Полсороковины я забрал и три тыщи рублев из полковой казны. Рапoрт написал, что детки болеют, что в теплые края подаваться надо. Сплоховал, Сергей Иванович. Все она, змея подколодная, шипит и шипит. Её же вы имнистировали, так она узнала, что домой может вернуться. Вот и шипит, кажную ночь изводит.

– Понятно, соболей и упряжь верни, или заплати за нее, чтоб пришла. Рапорт давай, я подпишу. Бабы – они такие, из некоторых веревки вьют. Денег, на отъезд и строительство там, получишь. Заслужил, не в этом году, понятно. Ступай, выплатишь все – до суда доводить не стану.

Вольница наша кончилась, когда Толстой приехал. Я же не зря с ним дружбу завел, чтобы вовремя подсказал, что делать нельзя, и за что за цугундер взять смогут. Понятно, что не обо всем мы с ним говорим, но законы надо знать, и «чтить». Это еще сын турецкоподданного говорил. Впрочем, остальные про него не читали. Степан ушел, расплатился и вернул всё, и уехал в Донское казачье войско в «свой» Курск. Фрося от него там и сбежала, оставив его с детьми, сыном и дочкой. А что я могу с этим сделать? Хороший человек был, но… Жизнь на этом не останавливается. Мне ведь тоже «не повезло». Сыновей и дочь я увижу совсем не скоро, и они вряд ли будут напоминать меня, и прадеда с их дедом. Будут обычными «масквачами» и «золотой молодежью». Их дед – один из богатейших людей России. Просто я ему требовался в Москве, чтобы помогать ему усидеть на его месте, но продвигать вперед он будет собственных детей, а не меня. А оно мне надо? Сыновьям я уже ничего передать не смогу. Они еще маленькие, их будут воспитывать и учить другие люди. Чему научат, то и знать будут.

Глава 5. Куда деваться?

Из-за усиливающихся морозов, сразу после рождества, я увел флот на Эдзо, в очень удобный порт, названный японцами Есаши, который плотно прикрывался островом Мамо-Ка от штормов западного направления, и очень редко замерзал. Плюс в нескольких километрах от берега выход каменного угля и железной руды. В моем времени там был достаточно крупный завод по производству стали. Еще в горах было много туевника, дерева, которое практически не гниет и растет быстрее лиственницы, основного строительного материала для кочей и подводной части наших кораблей. Обе древесины, из-за высокой смолистости, не повреждались насекомыми и морским желудем. Сам порт уже около двухсот лет относился к княжеству Мацумаэ, там японцев было больше, чем айнов, большинство из которых откочевало в другие провинции. Так как собираемые налоги уменьшились, то большинство местного населения приветствовало переход в русское подданство. Теперь требовалось усилить исполнительную власть и подтолкнуть местных в сторону индустриализации острова. Плюс, явно недостаточно добывается камня для фортов.

Как оказалось, с камнем все в порядке, но нет судов, чтобы его переместить в места строительства. Полуостров продолжал контактировать с Хонсю, так как наши «купчики» несколько забыли о том, что Эдзо сам себя обеспечить продовольствием на 100% не может. Особенно это касалось полуострова Осима или Матомай, так его называли сами айны.Почему его айны отдали японцам? Потому, что рек мало! Их всего три, и там было три селения айнов. Из-за малого ледникового периода, который как раз пришелся на три века: 15-17-й, урожайность риса в княжестве резко упала. Это вынудило Мацумаэ двинуться на восток, где похолодание только увеличило снегопады, но не нанесло вреда сельскому хозяйству. Так как мы пришли не пустыми, а с продовольствием, то всех это устроило. И на работы люди вышли охотно. Завод полного цикла здесь строиться не будет, только две небольших домны, причем из привозного сахалинского кирпича. Агентов императора здесь осталось много, меньше, чем людей, поддержавших айнов, но всяко больше, чем в любой другой провинции острова. Тем не менее, начал брать управление в свои руки я именно с этих мест, как наиболее опасных с точки зрения сепаратизма. В отличие от соседей, сюда были переброшены и русские семьи. Это то, что я не делал еще на острове. Но, внешне всё выглядело вполне тихо и спокойно, здесь штормов меньше, и экипажам, которым предстоял переход через два или три океана, было место, где потренироваться и научиться быстро исполнять команды командиров и вахтенных начальников. Сходили всем отрядом и на Формозу, где продали товаров больше, чем за все годы до этого. Сюда еще не пришли новости из Карибского бассейна, но на этот раз мой визит на остров состоялся из-за того, что «старый» опперкоопман и губернатор острова Николас Вербург неожиданно сменился. Вместо него из Батавии назначили нового, незнакомого Сергею. К тому же, из Нерчинска пришло сообщение, что туда прибыло шестеро голландцев, с целью посетить Сахалин. Голландские купцы хотят строить корабли типа «фрегат» для невозвращающегося флота Тихого океана. Так как я в курсе того, что произошло на Карибах, то это – пустушка, но надо уточнить и продлить контракты с Формозой, а, заодно, закинуть удочку по поводу пиратства в этих водах.

Войдя в порт и пройдя таможню, я вызвал коляску, рикшу, и поехал в форт Зеландия. Дом губернатора находился там. Меня усадили в кресло напротив секретаря, и мне пришлось некоторое время ждать, к чему я не очень привык. Через 10 минут я взглянул на часы и встал, собираясь выйти и вернуться на судно. Секретарь удивленно посмотрел на меня, но видя, что я надел фуражку, забеспокоился.

– Господин адмирал, одну секунду, я уточню в чем дело! – и нырнул за дверь. Нагнал он меня уже на ступенях парадной лестнице.