Один из семидесяти
Шрифт:
Совсем еще юный возраст, когда закладываются самые крепкие основы веры, пришелся на странствия, и Ашану часто было не до молитвы. По молодости, как и многие его сверстники, мечтал о богатстве, которое бедному человеку всегда грезится где-то в дальних краях.
Ашан бывал в разных странах, в некоторых подолгу работал. Но со временем понял одно – прекраснее места, где родился, не сыскать. Лучше быть небогатым, но жить среди своих единомышленников, единоверцев, которые тебя понимают лучше других.
– Мой род из южной Экбатаны [33] , но мы давно облюбовали здешние места, – рассказывал он за работой. – Здесь более спокойно, тепло, да
– Царь приходится тебе родней?! – присвистнул Давид.
33
современный город Хамадан в Иране
– Наверное! Если хорошенько покопаться! – засмеялся Ашан. – Только царь наш из рода Аршакидов, который ведет свое начало от легендарного патриарха Аррана. Это тоже наша дальняя родня! – подмигнул он Давиду. – Для нас Киоксар – царь царей, хотя римлянам и парфянам, наверное, не нравится, как мы называем Киоксара. С ним мы не знаем особой нужды, ведь он правоверный маздаясниец и любит свой народ. Он не развязывает войн, но держит сильную армию и вовремя пресекает нападение. Он позволяет нам жить в мире, поэтому для нас он царь царей!
Правда, бывают времена, когда у кочевников – номадов или тех же гаргаров, тапиров, кадусиев, скажем, плохой год: скотина пала, приплода недостаточно, болезнь какая… но детей-то все равно кормить надо… вот они и устраивают набеги, – заметив тревогу в глазах нового напарника, решил его успокоить. – Но это, слава богам, бывает все реже. И Газаку обычно эта беда обходит. Бандиты знают, что у нашего правителя только конных воинов – целых два мириада [34] , поэтому в город нос не суют. Да и что им здесь делать. Им нужен лишь скот, а скот на пастбищах. Если и орудуют, то где-нибудь на дорогах, на дальних яйлагах [35] . Ты же видел, стены города не такие высокие, да и особо не укреплены, как в тех же римских метрополиях.
34
1 мириада – 10 000
35
высокогорные пастбища
– Откуда ты знаешь про римские метрополии? – удивился Давид.
– Бывал… – задумчиво ответил Ашан.
Давид уже успел отметить про себя недюжинный ум Ашана и его способность рассуждать как заправский государственник.
– Я бывал в восточных землях… вся твердь римлянами поделена на метрополии и провинции.
– Ты там жил? – не унимался Давид.
Обувщик заметно погрустнел. Со вздохом он отложил работу и начал свой рассказ.
Слава тем, кто ее достоин
Уважать всякого человека, как самого себя, и поступать с ним, как мы желаем, чтобы с нами поступали, – выше этого нет ничего.
– Вначале мы не желали принимать власть римского императора. Его несметное войско заставило нас сделать это. Сейчас нас пытаются, как прежде, опекать парфяне, от которых мы зависим все в меньшей мере. Для парфян и римлян наш край – лакомый кусок, который они так и норовят вырвать друг у друга из пасти, –
Ашан слабо улыбнулся. – Я вот думаю: простому человеку ведь не так уж и много надо. Он счастлив тем, что его семья не голодает, а над головой не дырявая крыша. Война не нужна простому человеку, ее затевает тот, кого прельщает вкус власти. Хотя, в конце концов, кто-то ведь должен держать бразды правления в руках. Люди – разве не те же стадные животные? – усмехнулся Ашан. – Кто-то должен уметь сбивать их в единое стадо и вести за собой! У овец – это умный тур, у людей – умный царь. А иначе ни те, ни другие просто не выживут поодиночке: овец растащат волки, а люди, думаю, просто уничтожат друг друга из одной только зависти. Люди сильны только в сообществе и единомыслии. И еще – благодаря богобоязненности.Но почему-то мир устроен так, что тот, кто вкусил хмель власти, никогда от нее не откажется и не остановится, подобно зверю, вкусившему теплой человеческой крови! Ради власти над остальными иной завоеватель готов класть чужие головы мириадами, только бы насладиться ею еще и еще раз. У зороастрийцев это называют болезнью духа. Она случается, когда пороки берут верх над человеком. Такой правитель болен неизлечимо, а грехи тяжелым бременем ложатся на весь род его, – махнул рукой Ашан. – Слава богам, наш правитель Киаксар – человек справедливый и в меру воинственный. Он мудро правит, а не упивается властью!
Живой интерес со стороны учтивого собеседника пробудил в Ашане обстоятельного рассказчика.
– И еще я скажу: человек не зря придумал деньги. Любую войну можно предотвратить, если правители договорятся о достаточном для всех количестве золота. Зная это, наш царь никогда не скупился на отступные: ни Риму, ни Парфии – во имя благополучия и спокойствия своего народа. Как правило, избегает кровопролития не сильнейший, а мудрейший. Нельзя договориться лишь с дикими племенами, которые не знают, как обращаться с деньгами, например, с дикими кочевниками, которых интересует только скот и сочная трава на ближайшем пастбище.
Давид удивился его логике. У Ашана между тем от долгого говорения пересохло в горле. Он подошел к столу, омыл руки над глубокой умывальной чашей, затем плеснул из узкогорлого кувшина молодого вина в чашу для питья. Хотел было уже поднести ко рту, затем вспомнил о Давиде.
– Хочешь? – предложил вина хозяин своему новому работнику.
– Ага, жарко! – Давид запарился в своей хламиде. Он с удовольствием осушил чашу прохладного густого виноградного сока, чуть тронутого брожением. – Хороший напиток, – поблагодарил он хозяина, возвращая сосуд.
– Ты не омываешь рук перед тем, как принять пищу или выпить благодатного вина из чистого винограда? – Ашан сказал это без злобы.
Давид на миг задумался. Затем вспомнил слова Егише.
– Господь наш Иисус сказал:
«Ничто извне входящее в человека, не может осквернить его. Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища.
Увидев, что мастер не прерывает его, как это нередко случалось в беседе с другими людьми, Давид добавил:
Исходящее из человека оскверняет его. Ибо изнутри, из сердца человеческого, и исходят злые помыслы: прелюбодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, – все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека».
Ашан ненадолго задумался над сказанным Давидом.
– Наша религия не позволяет пить и разделять трапезу с иноверцем, – неожиданно произнес он. Давид с удивлением и некоторой опаской посмотрел на хозяина. – Но так может рассуждать лишь тот, кто не знал никаких лишений, – сказал Ашан. – Кого не спасали от верной гибели люди другой веры, даже другого цвета кожи.