Один против всех

«Боже мой!
– подумал я.
– Читать книгу, разбирать эти маленькие черные закорючки, расползающиеся по всей странице, и еще пытаться понять их закорючечный смысл…»

От одной мысли об этом разболелась голова и пересохло во рту.

–  Пить!
– сказал я и протянул руку за стаканом.

–  Ага!
– злорадно откликнулась Светлана.
– Сушняк давит!

–  Пи-ить!
– жалобно повторил я и изобразил пальцами хватательное движение.

–  Сейчас, - сказала Светлана, отложила книгу и вышла из комнаты.

«Хорошая моя!» - ласково подумал я, мечтая о пиве.

–  Молодец этот твой Годунов!

– похвалила моего друга Светлана.
– Холостяк, а холодильник битком набит, ломится просто от продуктов. И напитков, - осторожно добавила она.
– Тебе - только пиво!

–  А остальным что?
– поинтересовался я, вылив в себя полбутылки пива.

–  Смотри, что я нашла!
– вместо ответа она ткнула мне под нос огромный фолиант в красном сафьяновом переплете.

–  Это что?
– спросил я, прислушиваясь к движению пива внутри организма. Пиво двигалось легко и свободно, щедро отдавая свою живительную силу изнуренному мужскому телу.

–  Это - Даль!
– восторженно сказала она.
– Дореволюционное издание!

«А!
– злорадно подумал я.
– Слово „дореволюционный“ далось Светлане с явным трудом».

–  Ну и чего там пишут?
– спросил я и барственно откинулся на подушки. Оставалось только призвать «человека», чтобы пятки чесал - и все!

–  Слова разные, - обиделась Светлана.
– Это же Даль!

–  Ну, Даль. А чего пишут-то?

–  Смотри: «любить - избранье или предпочтение кого или чего-либо по воле, иногда и вовсе безотчетно и безрассудно»! Или вот - «любиться - более говорится о любви половой»!

Слова о половой любви показались мне грязным, совсем неуместным намеком, и я сказал:

–  Дай-ка сюда!
– подтянул к себе тяжеленный фолиант и сфокусировал взгляд.
– Вот - «излюбился - истощился», «любострастие - впадение в скотское состояние». Хорошая книга! Читай дальше, только пива сперва принеси!

–  Сам принесешь, не барин!
– обиделась Светлана.

А чего обижаться, это ж не я, это Даль сказал, а из Даля слов не выкинешь!

И только я собрался вытащить ноги из-под одеяла, как в дверь тихонько постучали, и в комнате появился Годунов с двумя бутылками пива.

–  Проснулся? Молодец!
– он сунул мне открытое пиво и присел на край постели.
– Телевизор ты не смотрел, конечно?

–  Конечно!
– коротко ответил я.

–  Ну да, влюбленные котлов не рассекают!
– вздохнул Годунов и сделал мощный глоток пива.
– Клинику вчера взорвали, на Гагаринской…

–  Иди ты!

–  Погиб главный хирург и две медсестры - операционная и процедурная, уничтожен банк данных и какая-то аппаратура, по мелочи.

–  Кого-то из них ты знал?
– догадался я.

–  Главного хирурга и знал, через него все делалось. С медсестрами тоже знаком был, но так - цветочки, шоколадки, ты ж понимаешь…

–  А больные?

–  А чего - больные? Кто их считал, больных-то? Половина разбежалась, наверное. Там такие люди лежат, что с милицией им контактировать никак нельзя!

–  Думаешь - наш двойник?

–  Похоже на то. Во всяком случае, его акции сильно поднялись в цене.

–  И теперь на него не выйти?

–  Есть там еще один человек, - Годунов залпом допил пиво, вытер ладонью рот, подумал мгновение, - о нем в «Криминальном Петербурге» ничего не говорилось, надеюсь - жив, здоров… Будем работать!

–  Будем, - согласился я.
– Показывай, где у тебя душ!

Глава двенадцатая Привет от костлявой

Традицинным, еще с советских времен, местом воровских сходняков был ресторан «Медведь». Но если тридцать-сорок лет назад воры в законе пробирались туда, как Ленин в Финляндию, украдкой и изменив внешность, то теперь они съезжались на роскошных иномарках, которым гаишники давали зеленую улицу и услужливо прогибались, отдавая честь темным тонированным стеклам.

Первым, по понятиям, приехал Кирей. Его джип въехал на территорию «Медведя» и остановился у самого входа, где уже ждали три человека - швейцар, как положено, из бывших гэбэшников в немалых чинах, и два «бодигарда» из службы безопасности самого Кирея. Они с прошлого вечера находились в «Медведе», облазили за это время не только здание ресторана, но и всю прилегающую территорию, не заглянув разве что в задницы павлинам, которые по летнему времени гуляли в специальном вольере и за бутерброд с колбасой охотно распускали хвосты перед пьяными посетителями.

* * *

Я сидел за столом в годуновской гостиной и оглядывал свою гвардию. Годунов и Порфирин выглядели бодрыми, здоровыми и готовыми выполнить любую поставленную перед ними боевую задачу. А вот Кеша Бессонов был плох, он беспокойно шевелил пальцами, морщился, негромко рыгая, и оборачивался при этом на сидящую в сторонке Светлану. Она сидела, вытянувшись и прямо держа спину, с ладонями на коленях, и твердо, трезво смотрела мне в глаза. Ни дать, ни взять - строгая классная дама из Смольного института благородных девиц, разве что без пенсне и указки в руках.

–  Господа, - начал я свою программную речь, - я считаю, что неведомый двойник является ключевой фигурой в нашем деле и он каким-то образом связан с Романовым-Черных. Почему я так считаю - не спрашивайте, я не знаю, не могу объяснить, интуиция. Проще всего было бы спросить об этом господина Романова, но он далеко, в Германии, а мы, как известно, в России. Поэтому, чтобы раскрыть его тайные замыслы, я предлагаю немного помутить воду и побросать туда камушки, а потом посмотрим на круги, от них исходящие, и, может быть, что-нибудь да поймем.

Я гордо посмотрел на Светлану, ожидая, что она оценит изящество моей речи. Она сидела так же - прямо и неподвижно, никак не выказывая восхищение моим ораторским даром.

–  Кругов пойдет много, - продолжил я, - и один из них обязательно приведет нас к Романову, заставит его шевелиться, что-то делать, кого-то искать. В конце концов, он меня отправил в Россию не водку пить, а для какого-то непростого задания…

–  Что надо делать?
– спросил Годунов.

Я помолчал, план, который я должен был изложить своей команде, только-только рождался в моей голове.