Один против всех
Шрифт:
– А ничего! Нет такой фамилии в официальных сайтах. Между прочим, и Романова-Черных там нет.
– Кстати, о Романове по фамилии Черных. Лежал я тут в клинике по перемене морды и буквально в последний день с мужичком одним познакомился.
– Интересный человек оказался?
– Да человек-то, может быть, и неинтересный, но судьба у него интересно складывается. Представляешь, лежит человек в дорогой клинике, а сам он - небогатый, кормежку больничную почитает за верх блаженства, и сколько операция стоит, которую ему уже сделали - не знает. Больше того, выйду из больницы, говорит, по миру поезжу, а то нигде не бывал до сих
– Занятно! И что думаешь по этому поводу?
– А думаю, что двойника кому-то готовят. Как ты считаешь, зачем кому-то нужен двойник?
– Отстал ты, Кастет, от жизни! Сейчас время такое - всем двойники нужны, и президенту банка и генсеку партии…
– Да, - я вспомнил о двойнике Кирея, который полег вместо него в холле гостинцы «Невский палас», - да, тут ты прав. Но ты по своим каналам не можешь узнать, чью морду ему пришили?
Годунов задумался.
– Если честно, Леша, могу, но не хочу. Скорей всего мы с этим двойником пустышку вытянем, а я отношения навсегда испорчу. Почему люди этой клиникой пользуются? Да, хорошая, да, мирового уровня, но, главное, за ворота клиники ничего не выходит! Ничего и никуда! Знал бы ты, кто туда пытался внедриться! Вот такой список можно составить!
– Годунов развел руки, показывая размер списка внедрявшихся.
– Не буду я этого узнавать, извини.
– Понимаю, - сказал я, - а если совсем подопрет, узнаешь?
– Если подопрет - узнаю, - пообещал он.
– Кеша, принеси-ка еще бутылочку. В горле уже от разговоров першит.
Кеша сходил на кухню, и следующая бутылка была такой же холодной и запотевшей, как и все предыдущие.
– Слушай, а как ты на Светлану вышел?
– спросил Годунов, когда мы оценили качество новой бутылки.
– Я ж говорил тебе на «Ксении», помнишь?
– Что-то говорил, что-то - нет. Здесь помню, а здесь не помню, - Годунов показал на голове участки с разным уровнем усвоения информации.
Я рассказал капитану Годунову о том, как побывал в особняке партии «Русский путь», что там видел и слышал, про Тимофея Рукосуя, дородную Софьюшку, Левшу по фамилии Штраус и здорового привратника-детину, бойко лопочущего на церковно-славянском языке…
– Софья, говоришь, девицу зовут?
– оживился Годунов.
– А мы к этой Софье подошлем кой-кого, пусть при девице побудет! А за Тимофеем твоим, Рукосуем, у меня уже три дня «топтун» ходит. Ничего пока не выходит, но, Бог даст…
– А как, ты говоришь, твоего «топтуна» зовут?
– между прочим спросил я.
– А я не говорил, как его зовут, - трезво ответил Годунов, - зачем тебе лишним мусором голову забивать!
– И то верно!
– согласился я.
– Передай, пожалуйста, селедочку, что-то на соленое потянуло…
– А у мужиков это - к выпивке, точно говорю, примета такая народная.
Я опять вспомнил «Русский путь» и Палыча, который цитировал устав партии:
– Член «Партии угнетенного русского народа» свято блюдет и совершает национальные обряды и обычаи Великого Русского народа!
– О чем задумался?
– Годунов тронул меня за руку, пододвинул налитый стопарик.
– Есть чего выпить - уже хорошо, а у нас и закуски полон стол!
– О жизни, Саня, задумался, о жизни! Дерьмо жизнь, одни непонятки, с чего начать - не знаю!
– Начинать надо с водки! А что касается жизни, - Годунов поднялся, вышел из комнаты и вскоре вернулся с толстой книгой в руке.
– Я когда
– Он показал обложку толстой книги.
– А старина Фрейд что говорит? Старина Фрейд говорит: «Если человек начинает интересоваться смыслом жизни, это значит, что он болен»!
– А я о смысле жизни ничего не говорил, - запротестовал я, - я говорил о жизни в том плане, как она течет, чего в ней происходит…
– Так, этому больше не наливать!
– торжественно объявил Годунов.
– А то он сейчас спросит, уважаю ли я его и заявит, что он меня уважает!
– Ну, не до такой же степени!
– обиделся я.
– Хотя, может быть, и действительно хватит.
– Лады!
– легко согласился Годунов.
– Вот эту литруху раскатаем, и все!
Кеша на кухню вроде не выходил, а на столе появилась нераспечатанная литровая бутылка водки. Я оглядел собутыльников, чтобы воззвать к их совести и состраданию. Паук-Порфирин спал, свесив длинные конечности до самого пола, зато Кеша Бессонов уснул традиционно, на столе, совсем немного разминувшись с блюдом салата.
– Хорошо, - сказал я Годунову.
– Допьем, и все?
– Точно, допьем, и все!
– Тогда я сначала позвоню.
Я набрал номер Кирея.
– Блин, ты куца пропал?
– заорал на меня Кирей в трубку.
– Мы, бля, тут все изошлись, а ты…
– Погоди, Кирей, не кипятись. В чем дело?
– я обычно называл его по имени-отчеству - Всеволод Иванович, но слово «Всеволод» мне сейчас было не произнести.
– В чем, бля, дело, говоришь? Как Светлана? Получилось у тебя, нет? Слышу, водку трескаешь - от радости или от горя?
– От радости, Всевылд Иваныч, от радости!
– Ну и слава Богу! Тогда и мы сейчас от радости выпьем. Петрович, слышишь, он Светланку освободил! Привет ей от меня и от Сергачева тоже. Он же на могилку к Наташке каждый выходной ездит, помнит, сволочь лысая…
Похоже, Кирей шмыгнул носом. Не знаю, как его, а меня на слезу прошибло, и я ладонью вытер глаза.
– Ты мозги не все пропил, понимаешь, чего я скажу?
– Понимаю, - ответил я.
– На завтра у меня сходка в «Медведе» забита, о тебе толковать будем, и о том, что ты мне тогда сказал. Так что вечером я тебе на трубу позвоню. К завтрему-то протрезвеешь?
– Нужно, - сказал я почти трезвым голосом, - дел невпроворот!
– Ну и добре. Тогда до завтра! Петрович, наливай!
– и Киреев положил трубку.
– Годунов, наливай!
– повторил я приказ Кирея.
– Выпьем, и спать!
Голова Годунова лежала на протезной руке, а здоровая тянулась к бутылке, но сам он спал и чему-то улыбался во сне…
* * *
Я проснулся оттого, что в моих ногах сидел кот Сеня и шуршал бумажками. Я с удовольствием лягнул его и сипло крикнул:
– Пошел вон, скотина!
– Ты чего, Леша, больно же!
– ответил кот Сеня женским голосом.
Я удивился, а потом в голове, как на недодержанной фотографии, начал медленно проявляться вчерашний вечер.
Светлана, водка, Годунов, водка, Кеша-паук, водка… Нет, Кеша - это Бессонов, а паук - это Порфирин… Потом опять водка…
Пришлось открывать глаза.
На краю постели, возле моих ног, сидела Светлана с огромной книгой на коленях. Она водила пальцем по большим страницам и шевелила губами, произнося про себя отдельные, наиболее «вкусные» слова.