Один счастливый день
Шрифт:
Но уже на этаже поджидает новый администратор, что продолжает проверку документов – с тем же садистским тщанием, что и внизу, на рецепции.
Почему она так боялась, так трепетала перед этими большими, строгими женщинами с вечно недовольными лицами, упорно сличавшими ее физиономию с фотографией в паспорте? Какие разночтения они пытались обнаружить? Какие тайны прозревали в комбинациях цифр, неведомых простым смертным, но, похоже, понятных им одним? Зачем сидели тут годами и десятилетиями, хмуро наблюдая за бесконечной вереницей постояльцев, въезжающих и отъезжающих? И даже сейчас, когда власть их явно поубавилась, они продолжали ощущать себя императрицами
– Кажется, эта баба все поняла… – скажет она шепотом, пока они шли по бесконечному гостиничному коридору.
– Что именно?
– Что мы не просто командировочные. Ты видел, как она придирчиво изучала твой штамп о браке?
– Подумаешь…
– А когда ты попытался объяснить ей, что мы тут, мол, по работе, то разве не заметил, как она гнусно улыбнулась и съязвила: «Понятно, что по работе».
– И что теперь делать? Вообще не заселяться?
Он шел впереди, неся ее дамский клетчатый чемодан и свою стильную дорожную сумку, недавно купленную во Франции. Перед собой она видела только его удаляющуюся спину. И в какой-то момент ее вдруг пронзила мысль, что отныне так будет всегда. Что впереди их ждет еще множество самых разных коридоров, отелей, аэропортов, вокзалов, – и всегда будет повторяться одна и та же мизансцена: он на полшага впереди, а она бежит сзади, пытаясь догнать и идти с ним рядом. Она обычно налегке с каким-нибудь пакетом из duty free, а он нагружен вещами или толкает перед собой тележку с их чемоданами.
Она представила это с такой осязаемой отчетливостью, что внутренне успокоилась. Будто подобное уже случалось когда-то в их прошлой жизни, где они являлись мужем и женой, где могли спокойно путешествовать по миру – без всяких липовых командировочных удостоверений! И нет нужды обманывать разных душных теток, дежурных по этажу…
Решили, что поселятся у него. А в свой номер она даже не заглянула.
– А вдруг там вид лучше? – засомневался он.
– Вид тут всюду одинаковый: на Московский вокзал! – заключила она, деловито задергивая шторы и не оставляя ему никакого шанса для отступления от намеченной программы.
Поездка в Ленинград – целиком ее идея. Навестить город, где она родилась и прожила первые шесть лет. Потом отца по службе перевели в Москву и больше они сюда не вернулись. Все, что связывало ее с Ленинградом, отзывалось в душе какой-то неясной ноющей болью. Словно то давнее расставание случилось не по собственной воле, а под давлением каких-то враждебных сил.
И вот теперь пыталась что-то исправить: переиграть судьбу, вернуться туда, где когда-то чувствовала себя счастливой. В запасе у нее имелось не так много вариантов.
– Куда мы завтра поедем? – спросила она, уже имея в голове четкий план.
– Если будет приличная погода, давай все-таки в Петергоф! – предложил он, расставляя в ванной перед зеркалом бритвенные принадлежности.
– Но ты же хотел в Царское? – заволновалась она.
– Туда добираться сложнее.
– Можно же взять такси…
– На «Метеоре» круче!
Она не стала настаивать. Визит к «деве с разбитым кувшином» не отменялся, а только откладывался.
В Петергофе они не сразу пошли в парк. Вначале спустились к валунам на пляже перед пристанью. Где пахло морем и нагретыми на солнце водорослями.
– А слабо доплыть до того камня? – спросил он, показывая на серый валун, торчавший посреди сине-серой воды.
Ей показалось, что камень не очень-то и далеко.
– Тут мелко. Скорее, придется добираться до него пешком, чем вплавь.
– Тем
более, – загорелся он. – Пойдешь вместе со мной?– А вещи? Не оставлять же их тут? Обязательно украдут.
– Берем с собой!
Почему они решили, что им надо непременно дойти до этого камня. Зачем? Они не могли объяснить ни тогда, ни много лет спустя. Какая сила вдруг швырнула двух взрослых людей в море, заставив долго-долго брести по колено в воде, в обнимку с сумками и снятой одеждой? Со стороны они походили на двух беженцев, пытающихся средь бела дня пересечь границу. Но их целью стал лишь серый камень, что с каждым шагом становился все более далеким и недостижимым.
Казалось, что они не доберутся до него никогда. Но это совсем их не расстраивало. Напротив, всю дорогу они хохотали как безумные. Пока она не произнесла:
– Ты знаешь, у меня совсем мокрые трусы.
– Тогда сними их.
– А если кто-нибудь увидит?
– Ну конечно: все папарацци мира замерли, приготовив дальнефокусные камеры.
– Мне плевать на камеры. Просто не хочу, чтобы меня потом привлекли за аморалку.
– Ты обречена. Но если будут привлекать, то нас обоих.
И в подтверждение своих слов он с веселым гиканьем стянул с себя беленькие «кэлвины», что всегда надевал на важные свидания. Теперь они оба – голые, как в первый день творенья. Вокруг простирался Финский залив, а где-то за их спиной журчали знаменитые фонтаны, где золотой мускулистый Самсон раздирал пасть льву, откуда устремлялась в небо упругая молодая струя.
Они даже попытаются заняться любовью прямо там же, в воде. Но у него не получилось, к тому же мешали вещи, что приходилось держать на весу. Почти без сил они вернулись на берег и, кое-как обсохнув, отправились в Петергофский парк, что выглядел тенистым и на удивление безлюдным.
Прошли мимо большого Каскада, полюбовались на шахматную доску, откуда стекали потоки воды. Вдоволь намокли, прыгая среди камней разных «шутейных» забав. Наконец добрались и до «Римских фонтанов», сверкавших на солнце победительно и мощно.
– Я могу тебя попросить об одной вещи? – неожиданно серьезно спросила она.
Подсознательно он ждал, что рано или поздно состоится неприятный разговор: когда она потребует от него принять решение. Или скажет, что уходит, потому что больше так не может. И что он ее, мол, не любит. Потому что, если бы любил, то не стал бы так мучить! И что тогда?
Он, конечно, начнет врать, утешать, клясться, что никогда никого не любил, как ее. Потом они будут долго целоваться, как перед долгой разлукой. И прощаться навек. Сколько раз уже такое происходило?
Он с тоской приготовился выслушать знакомый речитатив, который ничего не мог изменить, но лишь отравить солнечный июньский день.
– Давай сейчас бросим здесь по монетке? – кротко предложила она.
– Мое бедное дитя, ты действительно веришь в подобное? – спросил он с наигранной интонацией отца-резонера.
– Верю! – воскликнула она. И с каким-то веселым отчаяньем швырнула серебряную монету в воду.
Он покопался в портмоне и, выудив оттуда неизвестно как затерявшийся французский серебряный франк, бросил его вслед.
…Прошло много лет. Они давно жили вместе. Он развелся. Дети выросли. Однажды на день ее рождения он подарил поездку в Рим, где она никогда раньше не была. Оставив вещи в маленьком отеле рядом с Пантеоном, они пошли наугад. Пересекли несколько улиц, чтобы очутиться на площади фантастической красоты с тремя мраморными фонтанами. Конечно, это оказалась Пьяцца Навона!