Один счастливый день

Все стало быстрее. Время словно ускорилось в несколько раз: даже если и пытаешься его остановить – прогулкой или неспешным разговором, возникшем желании проехаться на электричке, бокалом (или даже не одним!) вина – оно тут же начинает вырываться и снова выбрасывать тебя в привычный ритм. Часы перелетов и переездов сузили границы между городами, и уже как-то естественно принимаешь такую «непринадлежность» к пространству.

От природы непоседливая и шаловливая, в Отрадном я и вовсе терялась в приятной текучести летних дней, их беззаботности и неспешности. Преисполненная детского восторга, вырывалась на простор – так что бабушке с трудом удавалось усмирить меня под вечер.

Дед считался любителем рыбалки и собрал неплохую коллекцию рыбацкой амуниции – из удочек, специальных крючков и даже нескольких спиннингов, предназначенных для большой рыбы. В местном озере водились лещи, налимы, окунь и форель. Но больше всего – плотвы (небольшой рыбы, юркой и очень блестящей!).

Дедушка научил рыбачить и меня. И вскоре у его непоседливой внучки уже неплохо получалось насаживать червяков на крючок. Поначалу черви казались просто отвратительными, а потом как-то привыкла. И стала легко закидывать удочку, с первого раза попадая в нужное место. Спустя какое-то время поплавок начинал уходить под воду, а я начинала аккуратно тянуть леску – все, как учил дедушка, чтобы рыба не соскочила! Чаше всего ловилась плотва, реже окунь. А пару раз я даже поймала форель!

Плотву часто жарила сама. В моем советском детстве почти на каждой кухне имелись черные тяжелые чугунные сковородки. Вот на них я густо и лила подсолнечное масло. Жареные плотвички получались с золотистой корочкой – хрустящие, с изрядно повышенным холестерином (но тогда подобные мелочи совсем не волновали: я с радостью уплетала приготовленную своими руками рыбу!).

Еще, помню, любила качели (точнее их подобие, подвешенную на веревки доску). Могла часами сидеть в саду, раскачиваясь. Смастерил их дядя Слава, что сдавал дедушке с бабушкой небольшой дом, где мы жили. Когда он не пил, то выглядел добрейшим человеком – даже учил меня прыгать на скакалке! А вот напившись, мог носиться с топором за женой Серафимой. (Та часто угощала меня парным молоком с малиной. Тот вкус помню до сих пор. То ли молоко было другим, то ли просто такие яркие ощущения из детства – тогда все казалось слаще и насыщенней. Иногда мы собирали малину вместе. Она давала самое маленькое лукошко, а потом меня так удивляло, как незаметно, ягода за ягодой, оно набиралось полным!)

Не помню уже, почему в тот день бабушка с дедушкой отправились в город. Но оставить меня одну побоялись, хотя Серафима и предлагала «присмотреть за ребенком». Мама тогда работала программистом на заводе и не смогла приехать. Мне только исполнилось семь лет, я боялась оставаться дома одна – по такому случаю на утренней электричке приехал папа, привезя с собой небольшую сумку и несколько мольбертов. В то время он часто рисовал дома: его акварели выглядели такими свежими и точными, какие бывают лишь у архитекторов, что традиционно обладают утонченным чувством пропорций и объема.

Сначала мы позавтракали вместе. Какое восхитительное чувство! Папа приготовил яичницу и как-то по-особенному, как умел только он, накрыл на стол: с точностью и изяществом, с природным чувством красоты. Я прямо с замиранием сердца смотрела на папины руки – как он ест вилкой и ножом казавшуюся мне волшебной яичницу с помидорами. Возможно, именно поэтому с возрастом для меня стало так важно, как именно принимает пищу мужчина.

Да, забыла рассказать о Джеке, хозяйской собаке. Знаете, никогда не заводила домашних животных (не считая воробья, но то – отельная история). Родители не хотели держать мохнатых питомцев дома – их можно понять. Так что через какое-то время я прекратила всякие попытки притаскивать разную живность домой. Джек стал для меня единственным другом из мира животных. И так им и остался (во всяком случае – до сегодняшнего момента).

Джек – породистая овчарка с очень умными глазами. Ну, так мне тогда казалось! Я всегда боялась собак, а вот Джека – нет. Даже наоборот: мы с ним вместе бегали, играли, валялись на траве. А когда я рыбачила, он часто сидел рядом. Иногда и в правду казалось, что он умеет разговаривать.

После завтрака мы с папой взяли удочки, мольберты и отправились на остров, что находился в самом конце озера. Джек увязался за нами – и вскоре уютно свернулся на носу лодки. Папа взял весла и начал уверенно грести. А я сидела напротив и наблюдала за всем вокруг: за ним, за Джеком. И за рыбой, плескавшейся в почти прозрачной воде.

Папа стал рассказывать мне историю, как впервые увидел фотографии Ленинграда. Он же какое-то время воспитывался в детском доме. Вот там, у воспитательницы, бережно хранился набор открыток с видами Северной столицы.

Жаль, что тогда я еще не умела задавать вопросы. А возможно – просто в тот момент папин рассказ показался мало интересен. Мне вполне хватало просто наблюдать – точнее: любоваться! – тем, как уверенно и слажено он то поднимал, то опускал весла. Нравилось смотреть, как с них тонкими струйками стекала вода. Поэтому и совсем не слушала, как он с громоздким чемоданом первый раз приехал в Ленинград.

Джек вдруг беспокойно забегал по корме. Мы свернули и попали почти в прозрачную речушку, где плескались просто-таки удивительные, как мне показалось, золотые рыбы.

– Только посмотри, какая здоровая форель! Дочь, ну-ка, давай – возьми весла! – Отец встал, чтобы достать удочку.

– Тоже хочу удить рыбу! – заупрямилась я.

– А ты что, разве умеешь?

– Еще как! – выглядела я тогда почти что обидевшейся. – Дедушка говорил, что ловлю не хуже настоящего рыбака!

Тут папа засомневался.

– Ну, хорошо. Только аккуратно, чтобы лодка не перевернулась! Идет?

Джек раскачивал лодку – не понимая, что же мы затеяли. Папа достал котелок и предусмотрительно зачерпнул воды.

В банке ползали заготовленные червяки: папа предложил помочь прицепить одного на удочку. Я гордо отказалась: хотелось самой продемонстрировать полученные от деда навыки. Без малейшей брезгливости взяла червяка и ловко нацепила на крючок, затем легко закинула удочку. Папа посмотрел на меня с нескрываемым удивлением.

Прошло всего несколько секунд и поплавок стал отчаянно дергаться. Я чуть потянула леску – рыба оказалась немаленькой! – пришлось повести леску по воде.

– Тебе нужна помощь? – Папа аккуратно помог поднять удочку. На крючке отчаянно болталась внушительная золотая форель.

– Ого, прирожденный рыбак! – Он потрепал меня по голове, как обычно хвалят мальчишек, если они в чем-то отличились.

Через пятнадцать минут в котелке уже лежало пять внушительных рыб. Мы проплыли еще немного вдоль речки и остановились у острова, вытащив из лодки котелок с рыбой.

Затем папа достал мольберты и установил их на берегу. Мы вместе собрали сучья, папа развел костер.

– Ну, будем варить уху! – гордо провозгласил родитель.

Вскоре из котелка пошел тонкой струйкой ароматный дым. А еще через какое-то время мы ели уху деревянными ложками.

А потом папа поставил два мольберта рядом и начал рисовать лес, речку. Даже попытался показать, как правильно изобразить перспективу – но на фоне великолепной природы вокруг подобные «заумности» воспринимались мною как совсем неинтересные. Я то и дело убегала в поиске прекрасных бабочек. Или собирать букет из полевых цветов. А Джек бегал рядом и облизывал мне руки.