Один темный трон

— Нет, — тихо ответила Лука. — Но я должна попытаться защитить тебя в том, в чём могу, — она подошла к столу и положила руку на плечо королевы, когда сквозь стены храма прорвался крик. Все они быстро вскочили на ноги.

— Что случилось? — спросила Элизабет.

— Сиди здесь, — приказала Лука, но Мирабелла и Элизабет всё равно бросились за нею, помчались по лестнице, сквозь дверь выбираясь в длинный восточный зал и к верхним кладовым.

— Главная! — кивнула Элизабет.

Крик вновь разрезал воздух зала. В нём было так много паники и бесконеной боли! Жрицы кричали, издавали испуганные приказы. Когда Мирабелла открыла дверь, вспыхнули белым мантии бегающих жриц.

В углу комнаты дёргалась и извивалась молодая посвящённая, и её держали ещё четверо орущих девушек. Она была почти что ребёнком, не старше четырнадцати, и желудок Мирабеллы сжался от звука её крика. Она успокоилась лишь тогда, когда Ро, жрица-война с кровавыми волосами, сжала плечо посвящённой.

— Ты, маленькая дура! — прокричала Ро. Вокруг рушились корзины с товарами, становились всё громче голоса и поголоски, все расспрашивали и успокаивали девушку.

Голос Мирабеллы прозвучал как-то слишком глухо из центра комнаты.

— Что случилось? С нею всё в порядке?

— Мирабелла, вернись! — бросила ей Лука и тут же помчалась в угол. — Ро, Ро, как это понимать?

Ро схватила новичка за шею, вытянула её руку. Запястье выглядело просто чудовищно. Лопались волдыри, медленно поднималась по руке волна поражения, и яд проникал в её тело. Рвался к сердцу.

— Она засунула руку в отравленную перчатку, — промолвила Ро. — Прекрати извиваться, девчонка!

— Остановитесь! — кричала инициированная. — Пожалуйста, пожалуйста, хватит, не надо…

Ро скривилась от разочарования. Рука девушки всё темнела. Она сжала зазубренный нож, на миг зажмурилась, потом отбросила его на пол.

— Принесите кто-то мне топор! — она перегнула девочку через стол. — Держи руку, дитя моё. Так, быстро… По локоть. Не надо ухудшать положение, всё и так достаточно дурно…

Жрицы бросились к Ро, помогая ей держать девочку. Мимо Мирабеллы прошла жрица с маленьким серебряным топориком.

— Это всё, что я смогла найти, — промолвила она.

Ро схватила его. Взвесила в руке.

— Заставьте её отвернуться, — она вскинула клинок, чтобы нанести решающий удар.

— Отвернись, Элизабет, — прошептала Мирабелла, притянула к себе дорогую подругу так близко, чтобы та ничего не смогла увидеть. И потянула край собственного капюшона, чтобы крошечный дятел, скрытый в воротнике Элизабет, не смог вылететь — чтобы его не заметили.

С тяжёлым, громким стуком опустился вниз топор. Вот оно, свидетельство дара Войны Ро — ей не придётся быть во второй раз. Остальные жрицы принялись перевязывать кровоточащую руку бедной девочки, увели её, наверное, чтобы излечить. Может быть, они даже её спасли. Может быть, яд, предназначенный для Мирабеллы, уже остановил своё действие.

Мирабелла сжала зубы, чтобы не закричать. Это сделала Катарина. Маленькая прекрасная Катарина, которую Мирабелла не знала… Но Мирабелла теперь умнее. Она уже совершила сентиментальную ошибку с Арсиноей. Она не повторит этого ещё раз.

— Когда она исцелится, я для неё тоже сделаю лопатку. Мы вместе будем следить за садами. Она не будет грустить о своей руке, — со слезами прошептала Элизабет.

— Как и ты, Элизабет, — промолвила Мирабелла. — И когда я покончу с Арсиноей, я уничтожу Катарину. Поэтому никто больше не пострадает из-за отравленных перчаток из столицы.

В ту ночь Мирабелла, Бри и Сара Вествуд встретились с Лукой и жрицами перед двором храма. Чёрное платье Мирабеллы было скрыто мягким коричневым плазом, сапоги для верховой езды сжимали ноги. Так были одеты и Бри, и Элизабет, и все, кто увидел бы их, приняли бы их за торговцев.

Мирабелла погладила морду одного из длинноногих черных коней, что были бы приманкой для Катарины и Индрид-Даун. Коляска — красивая, бесконечно пуста, оделанная серебром, и лошади чернили так, что слились бы с мраком, если б не пряжки. Этого хватит для Катарины и Арронов. И этого хватит для того, чтобы ей никто не мешал в Волчьей весне.

— Вот она, Крейка, — Лука вложила в руки Мирабеллы поводья крепкой корчиневой кобылки. — Она тебя не подведёт.

— Я не сомневаюсь, — Мирабелла похлопала её по холке. А потом запрыгнула в седло Крейки.

— Что это?

Мирабелла обернулась. Кто-то дёргал седельные сумки Бри.

— Прочь, — Бри заставил лошадь шагнуть вперёд. — Просто груши.

— Мы их не проверяли, — ответила жрица.

— Это потому, что я сама собрала их в саду.

— Им тут не место.

— Место, — настаивала Бри. — Королева Катарина не столь изощрённая, чтобы отравить конкретно три эти груши на конкретном дереве в конкретном саду одного из множества садов и домов Роланса! А если это уже и случилось, — промолвила она, обращаясь уже к Мирабелле, — то она и вправду заслуживает победы.

Мирабелла и Элизабет подавили свои улыбки. Но было темно, луна давно уже не сверкала, и теперь всё скрывалось за облаками. Может быть, жрицы даже не увидят, как они улыбались.

— Вперёд. Мы спешим, — промолвила Ро. Она сняла свой капюшон, и её алые волосы рассыпались по плечам. — И тихо. Медведи бродят вокруг Волчьей Весны. Убили мужчину и его сына. Твоя сестра не контролирует своего фамилиара — или заставляет его творить зло. В любом случае, нечего тратить драгоценное время.

Мирабелла взяла поводья и повернула к дороге.

— Впервые за долгое время согласна с тобой, Ро.

Индрид-Даун

Катарина едва не подпрыгнула на булыжнике на пути к храму Индрид-Даун и вскинула голову. Ей нравилось быстро ездить по столице, когда люди бросались в стороны от её коня, а хвост лошади развевался, как флаг. Полумесяц — самый ловкий конь конюшен Грэйвисдрейка. И Бертран Роман, хамский стражник, назначенный Женевьевой, мог и не рассчитывать поспеть за нею.

Она добралась до храма и махнула жрице, что стояла в тени ворот и заработала свои чёрные браслеты, стоя у двери храма. Начальник тут же шагнул вперёд, тогда как Полумесяц остановился в полупрыжке, и Катарина поспешно спешилась.

— Отвести его в конюшню, королева Катарина?

— Нет, я ненадолго. Просто дайте ему немного сахара, — она отвернулась и улыбнулась, услышав тяжёлое дыхание Бертрана Романа, что пыхтел на спине своей чёрной кобылы.

Катарина не ждала. Она прошла сквозь дверь, выбирась из тепла Индрид-даунского июня в прохладу, дымный ладан и запах дерева. Снаружи храм Индрид-Дауна казался таким же мрачным, как и остальная часть города, фасад его был из чёрного мрамора, украшенный горгульями, но внутри всё оказалось попросту суровым — только узка тропа изошенной мозаики, потёртые деревянные скамейки и ярко-белый свет, что лился из окон наверху.