Один в толпе

Рэнди выпрямился и протянул ему руку. Коул медленно встал, тихо постанывая, и стал отряхиваться. И тут он заметил, что выражение лица Рэнди переменилось.

– Что такое?

– У отца в комнате свет зажегся.

– Ч-черт! Если он нас застукает... – Коул схватил брата за руку. – Надо сматываться. – Рэнди побежал, а Коул заковылял следом.

– Если он выглянет в окно и увидит помятые кусты, сразу догадается, что это мы, – сказал Рэнди.

– Ты что, забыл, я же калека? Откуда мне знать, что случилось с кустом под моим окном? – Они обошли дом и направились к потрепанной машине Рэнди, синхронно залезли в кабину, причем каждый придержал дверцу, чтобы она, не дай бог, не хлопнула. Рэнди снял машину с тормоза, и старенький «Шевроле» пятьдесят третьего года бесшумно покатил под горку по дорожке к воротам.

И, только отъехав на безопасное расстояние, Рэнди решился завести мотор, а фары включил уже на шоссе. Потом оба как по команде распахнули дверцы, громко ими хлопнули, переглянулись и расхохотались.

– Тебе не кажется странным, что два взрослых мужчины сбежали ночью из дому и боятся только одного – как бы папочка не узнал? – спросил Коул, не пытаясь скрыть отличного настроения.

Рэнди опустил стекло, в машину ворвался теплый ночной воздух. Коул последовал его примеру.

– Ну так куда мы едем? – поинтересовался он.

– Я же сказал, это сюрприз. Сиди спокойно и наслаждайся поездкой.

Коул сам не заметил, как заснул, и проснулся, только когда Рэнди остановил машину. Он потянулся и огляделся по сторонам. Машина стояла на небольшой площадке неподалеку от шоссе. Перед ними был уютный пригорок, за спиной шумел океан.

Рэнди вышел, открыл багажник и достал оттуда пару складных стульев и два спальных мешка. Коул подошел к брату и улыбнулся. Совсем как в старые добрые времена... Когда-то они вот так же убегали из дому и, наплевав на гнев Фрэнка, проводили ночь на свободе.

Только на сей раз идея сбежать пришла в голову Рэнди.

– Как ты догадался, что именно этого мне и не хватало? – спросил Коул.

Рэнди взглянул на океан и лишь после этого перевел взгляд на брата.

– Я всего пару месяцев играю в тебя, – ответил он, помедлив, – но этого вполне достаточно, чтобы научиться хотеть того же, чего хочешь ты. – Он достал из сумки-холодильника бутылку пива и протянул ее Коулу.

– Мне очень жаль, что отец взвалил все это на тебя. – Коул взял бутылку, но открывать ее не торопился. Черт его знает, выпьешь – голова разболится совсем уж нестерпимо. А может, ничего?

– Не надо меня жалеть. Оказавшись на твоем месте, я понял многое, о чем раньше и не догадывался.

Коул продолжал смотреть на бутылку, а потом, усмехнувшись собственной нерешительности, открыл ее. Пусть утром будет плохо, зато сейчас – хорошо. Он с наслаждением отхлебнул пива.

– Коул, да что ты, как на пожаре! У нас вся ночь впереди.

Коул уселся на капот и вытянул ноги. Ему было так приятно почувствовать себя нормальным человеком, что боль, все еще беспокоившая его, казалась вполне терпимой.

– Может, мне как раз надо напиться. Как раньше. Да, были у нас с тобой ночки, которые приятно вспомнить.

Рэнди рассмеялся и присТройлся рядом с Коулом.

– Не знаю уж, сколько там было удовольствия, зато похмелье помню каждое.

Коул снова приложился к бутылке и уставился на океан. Лунная дорожка рассекала его воды надвое.

– Слушай, а стоя на сцене, ты когда-нибудь думаешь о людях по ту сторону рампы?

– Они такие же, как мы. Просто у них свои проблемы, а у нас – свои. – Рэнди вытер запотевшую бутылку о джинсы.

– А почему получилось так, что первым стал я, а не ты?

– Эй, парень, откуда такие мысли?

– Я об этом сейчас все время думаю.

– Ты оказался в нужное время в нужном месте. Публике не хватало нового певца, того, который завоевал бы сердца всех южан, живущих далеко от Юга.

– Стало быть, Калифорнийский Ковбой появился вовремя? – спросил Коул с отвращением.

Этот ярлык навесил на Коула один из критиков, обвинявший его в том, что он оторвался от корней. Фрэнк тут же повернул это в свою пользу. Они переехали в Лос-Анджелес, и следующий альбом Коула назывался «Душа кантри».

И неважно, что Коул родился в Северной Каролине, первые двадцать пять лет своей жизни он провел ниже линии Мэйсона – Диксона и никак не считал своим домом Калифорнию. Едва узнав, что каньон, где они обосновались, то самое место, которое природа выбрала для весьма частых пожаров и землетрясений, Фрэнк снова двинулся на восток.

Рэнди скрестил ноги и принялся разглядывать свои ботинки.

– Если бы люди понимали, что вывело их на вершину, они бы научились за нее держаться, и тогда...

– Будь добр, передай еще пивка.

Рэнди достал из холодильника еще пару бутылок, одну протянул Коулу.

– Так вот...

– Не надо, – перебил его Коул. – Мне до смерти надоели разговоры обо мне.

– По-моему, ты свихнешься, если все время будешь думать о том, как проснешься в одно прекрасное утро и поймешь, что все в прошлом.

Коул молча улыбнулся. Интересно, как Рэнди среагирует, если он ему скажет, что для него стать никем – не кошмар, а любимая мечта. Пожалуй, примет за дурное кокетство. Все мечтают о славе, а Коулу Вебстеру она, значит, поперек горла.

– А ты общаешься с Майком, с Эриком, ну, с кем-нибудь из старой группы?

– В последнее время только с Бадди. Звоню ему пару раз в год, узнать, что происходит.

Бадди Чэпмен играл на мандолине и скрипке в первой группе Коула, которая называлась «Миссисипские пехотинцы». Тогда они мотались из города в город в стареньком автобусе... Иногда Коул искренне удивлялся тому, как многое переменилось в его жизни за последние семь лет. Теперь он ездил в механическом чудовище за миллион долларов, и в распоряжении «Коул Вебстер энтерпрайсиз» таких было четыре.

Майк играл на соло-гитаре, а Эрик – на синтезаторе. Группа некоторое время держалась вместе и после того, как Фрэнк дал им отставку, но потом они пошли каждый своей дорогой. Карьера Коула тогда только начиналась, но довольно скоро не оставалось времени ни на что больше, кроме нее. Они несколько раз пытались собраться вместе, но из этого ничего не вышло. За последний год он довольно часто вспоминал ребят, даже пытался навести о них справки у других музыкантов, однако никто ему толком ничего не мог сказать.