Одиннадцатая могила в лунном свете

Мне хотелось встать, но Рейес по-прежнему крепко меня держал и зажимал рот, так что спросить «Какого хрена?!» не представлялось возможным.

А потом я поняла, почему он так себя ведет. Высокая и тоненькая, как тростинка, Эмбер стояла у нашей кровати в ночнушке. Длинные темные волосы упали на лицо, но глаза я все-таки видела. Она смотрела на нас из-под локонов, и ее лицо не выражало ровным счетом ничего.

Какой-то проблеск света привлек мое внимание к рукам Эмбер. Точнее к ее правой руке, в которой она держала разделочный нож. Наш разделочный нож. Тот самый, которым Рейес шинкует овощи. Этот нож был настолько острым, что однажды я, слегка прикоснувшись к лезвию, чуть не истекла кровью. А Эмбер стояла и резала этим ножом себе ногу.

Ночная сорочка пропиталась кровью, и на ткани образовалось еще одно большое темное пятно, когда Эмбер опять резанула себя по бедру.

Я рванулась к ней, но Рейес не дал мне сдвинуться с места. Я начала бороться, а он лишь крепче меня стиснул и прошептал в ухо:

— Я обойду кровать и заберу нож. Сиди здесь.

Но прежде чем я успела в ответ кивнуть, Эмбер заговорила тихим монотонным голосом:

— Моря вскипят, погибнут пески, а виновата только ты одна.

— Сиди здесь, — повторил Рейес и начал потихоньку отодвигаться, продавливая матрас.

— Если ты его не поглотишь, плоть сползет с костей твоих.

Рейес слез с кровати и, не успела я и глазом моргнуть, оказался за спиной у Эмбер.

— Берега покрыты осколками стекла.

С осторожностью заклинателя змей Рейес взял Эмбер за запястье, но она уже успела нанести себе очередной порез. Кровь уже не просто расплывалась, а текла по ткани ночнушки. Я в ужасе прижала руки ко рту.

— Рыбы сердятся.

Рейес медленно забрал нож, и я бросилась вперед, встала на колени прямо на кровати и взяла лицо Эмбер в ладони.

— Эмбер?

Выбросив нож, Рейес взял ее за плечи, чтобы она не упала.

— Эмбер, золотце, ты меня слышишь?

Она сжала руки в кулаки и смерила меня злым взглядом.

— Кровь испаряется так быстро, что птицам нечем дышать.

Убрав с ее лица волосы, я заметила, что оно покрыто потом и слезами.

— Эмбер, это тетя Чарли.

Наконец она посмотрела мне в глаза, а через несколько долгих секунд проговорила:

— Unofanira kudya iye.

Язык удалось определить не сразу, но потом до меня дошло, что Эмбер говорила на шона — языке большинства жителей Зимбабве. «Ты должна его съесть», — сказала она. На шона. С каких пор Эмбер говорит на шона?!

Не успела я ничего сказать, как она упала. Я крикнула, но Рейес вовремя ее подхватил.

— Держи ее, — сказала я, вылезая из кровати, и бросилась за халатом.

Рейес, который успел натянуть пижамные штаны, поднял Эмбер на руки и двинулся к двери. Я забрала аптечку из ванной и метнулась следом.

Положив Эмбер на обеденный стол, Рейес включил свет, а я подняла ее сорочку, чтобы осмотреть раны. От мозга отлила вся кровь, и мир чуточку накренился. Эмбер постаралась на славу. Лишь чудом ни один из порезов не был достаточно глубоким, чтобы пришлось накладывать швы, зато ран было много.

— Иди, — велел Рейес, открыл аптечку и нашел перекись.

Я отошла на шаг, но не могла отвести глаз от порезов.

— Датч, — твердо проговорил Рейес, — приведи ее.

Я встряхнулась и кивнула:

— Я мигом.

И наша дверь, и дверь Куки были настежь открыты. Я промчалась пулей через обе, а потом вспомнила, что муж моей подруги детектив. У которого есть пистолет. Оставалось лишь надеяться, что он меня не пристрелит, потому что будить соседей осторожно я точно не намеревалась.

Ввалившись в спальню, я врубила свет и подскочила к Куки.

Дядя Боб тут же проснулся и сразу потянулся за пистолетом в кобуре, который лежал на тумбочке. Прежде чем стрелять, ему придется расстегнуть кобуру, а это даст мне достаточно времени объяснить, кто я такая.

— Это я, дядя Боб, — сказала я, уже вовсю тряся Куки.

— Чарли? Какого черта?

— Эмбер. — Я еще раз тряхнула лучшую подругу. — Кук, солнце, просыпайся скорее.

Куки резко села, и глаза у нее были почти такие же дикие, как и прическа.

— Кук, только не паникуй.

Дядя Боб уже выскочил из постели, потому что давно привык просыпаться в любое время дня и ночи. А вот Куки, к сожалению, нет.

— Что такое? — спросила она, бешено оглядываясь по сторонам. — В чем дело?

Я развернула ее к себе:

— Куки, ничего ужасного не произошло, но тебе нужно зайти к нам.

Наконец-то она посмотрела на меня.

— Что? С кем не произошло?.. — А потом до нее дошло. — Эмбер!

Выбравшись из кровати, Куки натянула один носок и набросила халат. Диби уже стоял в штанах и футболке.

Мы побежали к нам, где Эмбер уже сидела на стуле за обеденным столом, а Рейес оказывал ей первую помощь.

— Эмбер! — Куки подлетела к дочери и присела перед стулом. — Господи! Что случилось?

— Мы проснулись, — ответила я, — а она стоит у нас в спальне. Пришла во сне.

— Как это? — Кук пораженно уставилась на дочь. — Эмбер?

Эмбер пожала плечами:

— Не пом… — и тут же зашипела, когда Рейес вылил еще немного перекиси на дрожащую ногу. Впрочем, дрожала Эмбер вся целиком.

— Да что тут произошло?! — отчаянно воскликнула Куки, глядя на кровь.

— Может, отвезем ее в больницу? — предложила я Рейесу.

— Нет! — тут же крикнула Эмбер, а потом уже тише добавила: — Нет. Не надо. Порезы совсем не глубокие.

Я наклонилась, коснулась ее лица и руки и спросила:

— Как вот эти?

Поджав губы, Эмбер поникла. У нее на руке было множество порезов разной длины и глубины.

Куки громко ахнула и прикрыла ладонью рот.

— Это не то, что вы думаете, — пробормотала Эмбер.

— Ты… ты причиняешь себе боль?

— Нет, — затрясла головой она. — Нет, мам, я бы никогда такого не сделала.

— Тогда… я ничего не понимаю.

Эмбер пожевала нижнюю губу.

— Раны неглубокие, — заметил Рейес. — Швы не понадобятся, но пару раз в день нужно промывать и раз в несколько дней менять бинты. На всякий случай.

Словно ища поддержки, Эмбер обняла его одной рукой. Рейес глянул на нее:

— Все будет хорошо, принцесса.

Она кивнула. Слегка, конечно, растаяла, но все-таки отважно кивнула, глядя в лицо смертельному очарованию.