Одиночество – сволочь?
Шрифт:
Нет, мы, в отличие от онтов, не обленились – мы очень активны. Мы вырубаем леса, которые когда-то давали нам кров и пищу, одевали и обували, и загоняем себя в пластиковые коробки «под дерево», травим себя разной синтетической дрянью «со вкусом…».
Нет, мы не обленились, мы осушаем болота, поворачиваем русла рек, меняем погоду, климат, чтобы пить «кристально чистую» из пластиковых бутылок… Мы ведь боимся зачерпнуть ладошкой воду из ручейка и утолить жажду: страшно!
Нет, мы не обленились, мы активно придумываем всё более изошрённые способы уничтожения себе подобных, потом изобретаем столь же изощрённые способы защиты и лечения…
И слава
Мы возвращаемся к природе.
К СвоеЙ природе.
2006 г., Краснодар
—–
Вчера и Завтра
Мысли вслух
…Сегодня через веб-камеру увидел лицо, услышал голос своего старого товарища-коллеги, с которым нас судьба развела двадцать с лишним лет назад. Который как дитё радовался, что его помнят…
Да, я помню его лицо без морщин и иссиня-черные будённовские усы, чайхану во дворе редакции, цветущий миндаль за окном…
Да, я помню безжалостный строкомер («страхомер») ответсека, который отмерял нам скудную «квадратуру» на газетной полосе и наши ночные бдения в типографии, когда печатали многометровые абзацы речей последнего генсека…
Я помню…
Помню пшеницу с человеческий рост, небывало тяжелые колосья которой сшибала шеренга косилок «КИР-1,5», а за ней с мешками в руках шли сборщики. А во дворе МТС масляно сверкали на палящем солнце новенькие зерноуборочные комбайны…
Я помню чудные мгновения встречи с любимой, первый поцелуй, первое «Па!»…
Я помню…
Что первый поцелуй! Я помню себя, трехлетнего, в окружении взрослых, которых умиляли песенки-импровизации малыша, который все ещё не сделал первого шага…
И в какой-то миг пришло понимание, что в экран веб-камеры я смотрю как те взрослые. Что и я прошёл какой-то путь.
Что и я пойду дальше: поставлю на ноги своего сына, внука, мы посадим деревья, построим дом.
Построим город.
Осень 2008 г., Сочи
—–
Памятник Б'oли
«Есть такая кавказская легенда. Юноша без памяти влюбился в сказочно красивую девушку. Во время одной из прогулок по живописным склонам юноша предложил своей возлюбленной руку и сердце. Красавица поставила условие: «Сначала вырви сердце из груди обожаемой мамочки, о которой так много говоришь, и принеси мне. Только тогда я согласна быть твоей».
Влюблённый юноша исполнил желание жестокосердной красавицы. И когда спешил обратно по каменистой горной тропе, споткнулся и упал. Трепещущее сердце выпало из руки юноши и, оставляя алые следы на острых камнях, голосом матери спросило: «Не больно ударился, сынок?»
Когда-то очень давно, ещё школьником, я перевернул листок отрывного календаря (помните, были такие?), где был отрывок из этой легенды. Легенда впечаталась прямо в сердце. Не просто так она «проявилась» лет через сорок, когда я начал редактировать журнал «Южный Парк», который
недолго выходил в Сочи.Не просто так она сочилась болью ещё несколько лет после того, как я наконец-то съездил на малую Родину. Как ходил по земле, для которой я стал чужим. Как послушал рассказ племянницы, которая последние месяцы, недели и дни своей бабушки скрашивала чтением вслух писем якобы от моего имени. А сын, которого она с тоской ждала каждый день, решал мировые проблемы, каждый раз откладывая поездку к матери, письмо Матери.
Время летело стремительно и, казалось, что с мамой расстался только вчера, завтра она встретит у родного порога – такая же энергичная. И светлая.
Свет этот погас в тот день, когда я на берегу моря, за тысячи километров от его источника, ни с того ни сего расплакался навзрыд. Плакал долго. Плакал как никогда. Пока не рассосался ком в горле…
Что Она, так и не дождавшись, ушла именно в тот день, я узнал через много месяцев…
В той колонке редактора были и такие строки:
«Мы – дети Матушки-Земли, которая так же беззаветно и страстно любит нас, отдала нам своё сердце. Что сердце – саму себя!
Мы, её дети, такие же страстные, у нас такая же горячая кровь. К сожалению, наши страстные сердца иногда бьются не в унисон: мы наносим Ей боль за болью… Но журнал «Южный Парк» – не о боли».
Ещё как о боли! Только сейчас понимаю, что уже много лет пишу о Б'oли. Моей Матери. О своей боли.
До последнего дыхания буду возводить Памятник этой Б'oли, которую ничем не погасить. Все рассказы в «Почему доедаю хлеб до последней крошки» – тоже о ней. «И дышу» – тем более.
Хватит ли жизни достроить его?
9 февраля 2021 г., Сочи
—–
Дефицит меняю на бескрайнее б/у
Все, кто родился и вырос в Советском Союзе, прекрасно помнят каким дефицитом были книги, тем более хорошие книги: ЖЗЛ, «Иностранная литература», классики… И была мода этим дефицитом, добытым правдами и неправдами по многоуровневому «блату», украшать квартиры. Как показатель умения хозяина «вертеться». И что он – еще тот знаток и ценитель литературы. При этом необязательно, чтобы он был заядлым книгочеем. Чтобы на полках стояли такие книги и никто из семейства не соблазнился, – в советское время вобразить себе такое было трудно. Но исключения были. Об одном таком исключении то ли я где-то читал, то ли видел своими глазами, – не помню.
Как-то один умелец «вертеться» по случаю пригласил к себе кучу нужных (очень нужных!) людей. Перед тем, как усадить гостей за роскошный стол со всевозможными дефицитными яствами, хозяин устроил смотрины квартиры с дефицитной же обстановкой: югославским гарнитуром, чешской люстрой, заморскими шторами-гобеленами.
Вот уважаемый гость подходит к центру гарнитура с книжными полками с редкими изданиями, плотно выстроенными по ранжиру, корешок к корешку, и пытается достать один шедевр мировой литературы. Что такое? Зашатался весь гарнитур, но книга не с места! Еще усилие – опять ни миллиметра!
Гость, инженер по образованию, незаметно заглядывает за боковую стенку и понимает в чем фокус: весь книжный ряд насквозь просверлен и через металлический стержень намертво прикручен к мебели!
Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь Голсуорси или Фицджеральд, на худой конец Гюго, Дюма или даже Стендаль писали свои шедевры для этой полки. Скорее всего, им приятнее было бы узреть потрепанные донельзя фолианты с бесчисленными закладками!
Я не Зощенко, даже не Булгаков, тем более не Лондон, который Джек, но тоже очень хочу дожить до того момента, когда увижу потрепанные от многократного потребления тома своих книг.