Одиночество в Вавилоне и другие рассказы

«Маленький человек», живущий во враждебном ему, злом и непонятном мире, — традиционная фигура в немецкой литературе со времен 20-х годов; сама эта устойчивая формула берет начало от книги немецкого писателя Ганса Фаллады «Что же дальше, маленький человек?», появившейся в 1931 г. Многое изменилось с тех пор в мире, и рядовой гражданин Западной Германии живет сегодня в условиях, которые, казалось бы, мало напоминают предельную нищету и голодный ужас каменных трущоб немецких городов в годы перед приходом Гитлера к власти. И все же появление «маленького человека» и всей связанной с этим понятием проблематики в книгах многих писателей ФРГ не случайно, ибо механизм социальной жизни остался здесь в основе своей неизменным, как неизменной осталась и зависимость рядовых тружеников от хозяев «большого мира».

По-разному представал «маленький человек» в книгах разных немецких писателей. У Йозефа Рединга в трактовке этого образа есть одна важнейшая особенность: реалистическая трезвость. Правда, настойчивое стремление увидеть и показать миру каждую искру сочувствия иногда приводит его на грань умиления «малым добром», и если где и подстерегает опасность Рединга-писателя, то именно здесь. Но в мире Йозефа Рединга — как и в реальной жизни — «маленький человек» бывает далеко не одинаков, и писатель не забывает об этом. Стоит обратить внимание, например, на тонко написанный рассказ «Грабнер больше не согласен глотать». Перед нами молодой рабочий, который ненавидит своего мастера, наглого и злого, бывшего нациста, верно служащего своим хозяевам-эксплуататорам. Грабнер выигрывает большие деньги по лотерее, этот выигрыш делает его независимым, он может теперь вступиться за товарища, ответить грубостью на грубость мастера. Он без страха идет в контору, где его ждет расчет за непокорностъ. Но почему этот рабочий, восставший против хозяев, не вызывает особой симпатии ни у автора, ни у читателя? Писатель сумел увидеть в нем черты индивидуалиста, эгоистическую силу, лишенную чувства солидарности. Он словно боится своего героя. Какое его ждет будущее, мы не знаем, но встань он на место хозяев — и он тоже будет выжимать из рабочих последние соки, забыв, что сам был «внизу».

В мире, созданном Йозефом Редингом, зло не существует безымянно — как некая высшая сила, как судьба (в отличие от многих книг современных писателей Запада); как ни сложно порой складываются человеческие судьбы, писатель уверен, что вина за страдания его любимых героев лежит на конкретных людях. «Я вас не понимаю», — говорит чиновник благотворительного ведомства одинокому старику, который живет на жалкое пособие, но раз в неделю почему-то позволяет себе купить дорогой билет в кино. «Верно, вам меня не понять», — соглашается старик («Коббе сидел на лучшем месте»). Перед нами не просто два человека, а два мира, которые уже теряют точки соприкосновения, которые разделены деньгами, золотом, богатством. Таких рассказов много у Йозефа Рединга. И много таких, которые говорят о развращающей, убивающей душу силе, таящейся в накопительстве, стремлении к жизненному успеху в его материальном выражении.

Большое место в творчестве Йозефа Рединга занимает минувшая война или, точнее, ее наследие, непреодоленное преступное прошлое. Ни один западногерманский писатель не прошел, естественно, мимо этой темы; у Йозефа Рединга она дает себя знать с большой силой и определенностью. Она живет больной памятью во многих рассказах, построенных вокруг судеб тех, кого война погубила и искалечила («Промежуточный час», «Учебная тревога»); она возникает в гневных миниатюрах 50-х годов, запечатлевших то время, когда милитаризм снова открыто выходил на поверхность общественной жизни ФРГ («Устаревшие перспективы», «Перестройка производства»); писатель снова и снова возвращается к ней в страшных рассказах о сегодняшней казарме, где готовятся солдаты будущей войны («Отбой не для помешанных»). Сцены фашистского прошлого постоянно возникают в его рассказах — как кошмар, как напоминание и предупреждение, как урок на будущее. Ничто, кажется, не вызывает в нем такой ненависти, как отечественная военщина. Вольфганг Кёппен, один из самых острых критиков германского милитаризма прошлого и настоящего, говорил в 50-е годы, что его пугают старые интонации в устах ничему не научившихся соотечественников. Можно вспомнить эти слова, читая книги Йозефа Рединга. Полон горькой ярости рассказ писателя о преуспевающем немецком дельце, приехавшем во французский город, в котором он был в дни войны. Тогда он, спасаясь от партизан, убил их командира, сегодня он, захлебываясь от самодовольства, рассказывает об этом своей семье, уверенный в том, что старое забыто, и не зная, что хозяин ресторана — отец убитого им французского патриота («Прекрасная погода в Фужеролле»).

В предисловии к сборнику «Бумажные кораблики против течения», вышедшему в 1963 г. (этот сборник, включающий не только рассказы и радиопьесы, но и острые статьи на злободневные темы, обозначил определенный этап творческого пути Йозефа Рединга), он писал: «Тому, что люди моего поколения прожили и пережили третью империю, не сделавшись совиновными, они едва ли обязаны особой силе характера, а просто дате рождения. Поэтому у нас нет права из этого случайного политического алиби делать моральный капитал. Мы потеряем этот незаслуженный дар невиновности, если не будем стремиться честной повседневной работой, установлением предупредительных сигналов остановить возврат на позиции вчерашнего дня» [7] .

7

Josef Reding. Papierschiffe gegen den Strom. Kurzgeschichten. Aufs"atze. Tagebuchskizzen und H"orspiele. Recklinghausen. 1963, S. 6.

С этой же точки зрения написаны острые сатирические рассказы Йозефа Рединга на темы политической жизни ФРГ, которые он объединил в сборник, названный — в отступление от обычая — «Мои предложения правительству» («Бутафорский бундестаг», «Тележка для парадов», «Фильтр для мемуаров»). Вошел в этот сборник и рассказ «Доктор Безиллюзио», уничтожающий портрет модного современного пророка, в котором нетрудно увидеть новоявленных властителей дум и развратителей молодежи, во множестве появлявшихся в общественной жизни Запада за последние годы.

Бумажным корабликам, борющимся с течением, писатель уподобляет листки рукописей. Этот образ взят из воспоминаний детства, когда Йозеф Рединг вместе с другими детьми пускал кораблики по каналам родного Рура. Большинство бумажных суденышек гибло, но некоторым удавалось достичь цели за горизонтом. Эта цель означала «простор, незамутненную ясность и воздух, которым все могут дышать свободно» [8] .

Дети — частые гости на страницах книг Йозефа Рединга. Он любит писать не только для маленьких, но и о маленьких. Его влечет к себе детское сознание, в котором еще не потускнели представления об истине, добре, справедливости, в котором видимость совпадает с сущностью. Из всех униженных и оскорбленных этого мира дети, по Йозефу Редингу, больше всего нуждаются в защите и более всего достойны зашиты. Но нигде детский взгляд на жизнь не абсолютизируется им — как это часто бывает в современной литературе, — не становится неким символом чистоты в противовес «грязному» миру взрослых, то есть связанному с общественной жизнью. Противоречия этой жизни настигают и его маленьких героев. Человек начинается с детства, характер формируется с самых ранних лет — таков не в последнюю очередь смысл рассказа «Иссоп через два “с”». В рассказе «Воспитание мужества в роду Маллингротов» подросток спас маленькую девочку от неминуемой гибели. Уже после того, как он, подчиняясь безотчетному порыву, вырвал ее из-под колес автомашины, его начинает бить дрожь страха. Отец не успокаивает мальчика; он рассказывает, что и он сам, и его отец не раз в решающие минуты испытывали чувство страха, но это не мешало им действовать так, как они считали правильным. У бедняков свой кодекс чести.

8

Josef Reding. Papierschiffe gegen den Strom. Kurzgeschichten. Aufs"atze. Tagebuchskizzen und H"orspiele. Recklinghausen. 1963, S. 5.

Среди произведений Йозефа Рединга есть немало рассказов о людях искусства, о писателях. Герои их весьма отличаются друг от друга — есть талантливые, а есть ограниченные, есть скромные, а есть самодовольные, есть смелые, а есть и трусы. Герой рассказа «Выстраданное решение» — писатель, который пишет так, что «понятно и молочнице», который не гнушается злобы дня, не боится враждебных нападок, не боится ставить острые вопросы и не предлагает легкие ответы. Таким его сделала война и концлагерь. «Но теперь слова у него стали не такими, как до войны. В них была решимость, была четкая позиция. Строки машинописных листов тыкали читателя носом в неприятное». После его смерти осталась старая, кряхтящая машинка, которую вдова, не без сомнений и колебаний, отдает сыну-школьнику. Сын характером похож на отца. Так передают подмастерью инструмент умершего мастера. Этот писатель — тоже неотъемлемая часть мира, созданного Йозефом Редингом, ибо он взят из жизни.

Рассказы Йозефа Рединга редко бывают назидательны, они полны внутреннего драматизма, в них всегда есть сложное и не «однолинейное» столкновение характеров. Поэтому их так легко превратить в пьесы, а некоторые, по существу, представляют собой готовый сценический текст. В них большую роль играет диалог — короткий, напряженный, оставляющий широкий простор для читательского воображения, позволяющий немногими репликами воссоздать характеры героев, их глубинную человеческую сущность. Сложность человеческой психологии, как и сложность мира, в котором живет человек, входит одной из главных составляющих в мышление Рединга-художника. Его рассказы надо читать медленно, лучше — вслух, потому что каждое слово в них значимо и важно, каждое слово стоит на своем месте.

П. Топер

Триста кубиков крови

«Повторный курс для актеров без ангажемента. Часть IV. Нетленное призвание мима. Ведет профессор Турра». Вот что было написано заковыристыми буквами на белом куске картона, прикрепленном к двери. А за дверью…

— Итак, господа, в вас должен вибрировать каждый нерв, вскипать каждая капля крови при мысли о тех задачах, которые встанут перед вами пусть не сегодня, пусть в ближайшем будущем. О эта столь часто поминаемая кровь артиста! Не расточайте ее, столкнувшись с преходящими затруднениями, в балаганах и низкопробных кабаре! Берегите эту творческую субстанцию в ожидании великого часа! Помните одно: истинная творческая потенция, кровь искусства, не имеет цены. Quod erat demonstrandum! [9]

9

Что и требовалось доказать (лат.).

Сосущий звук был прерван звяканьем. Резиновый жгут, сжавший руку молодого человека, ослабил хватку. На мгновение подкатила не очень сильная боль: крохотную ранку под иглой смазали йодом. Сверху пластырь. Кровать, стоявшая рядом, отъехала почти бесшумно.

— Все в порядке, — сказал дурно выбритый врач своему ассистенту. — По-моему, переливание прошло удачно. — И, бросив взгляд в тронутое синевой лицо молодого человека, докончил. — А вы можете сразу же идти в кассу, господин, господин…