Одинокая волчица

Надо бы с Николаем Дмитриевичем пошептаться. Этот может кое-что подсказать. Не за так, конечно, но с ним хоть спать не придется. Пообещать твердый процент с каждой получаемой суммы — и ладушки. Зря она его со Львом свела, недодумала. Старый пройдоха может охранника перекупить, тогда они её с двух сторон прижмут — мало не покажется. Надо срочно наводить мосты, перетягивать полковника в отставке на свою сторону.

Ирина бросила из-под ресниц короткий взгляд в сторону переднего сидения, где в обманчивой неподвижности застыл Николай Дмитриевич. За три дня он успел узнать много, даже слишком много, так что выбирать не приходится. Убить его? Как? Это не Юля, с которой можно было делать все, что душеньке угодно. Нанять кого-нибудь? Она никого, кроме Музыканта, не знает, а он и без того не в восторге, что пришлось труп «подружки» вывозить. Кстати, Музыкант первый сказал, что начальник охраны опасен. Нет, ну до чего подло все-таки устроена жизнь! Молодая, красивая, богатая вдова должна оглядываться при каждом своем шаге! Не-е-т, хватит с неё таких развлечений! Девять дней ещё можно потерпеть, а потом нужно продать это самое «дело», положить денежки в какой-нибудь заграничный банк и жить в свое удовольствие подальше от России…

— Ирина Феликсовна, — услышала она негромкий голос.

— Да? — отозвалась она, маскируя надменностью испуг.

(Неужели о чем-то догадался? Тогда придется платить ещё дороже.)

— Я попрошу вас во время похорон держаться поближе ко мне. Не отходите ни на шаг.

— Вы что, ждете покушения на меня?

— У меня такая работа, — терпеливо, как малому ребенку, пояснил ей Николай Дмитриевич. — Я отвечаю за вашу безопасность головой, в прямом и переносном смысле слова. Да и Лев Валерианович обеспокоен…

— Он первый киллера и наймет! — брякнула Ирина и тут же прикусила язык.

Когда она отучится говорить то, что думает? А если этот секьюрити тут же доложит Льву Валериановичу, о странных умозаключениях вдовицы? А если в этом дурацком завещании что-то такое предусмотрено на случай её смерти, причем предусмотрено исключительно в пользу душеприказчика? А если…

— Вы серьезно? — отозвался Николай Дмитриевич. — Ему это выгодно?

— У меня мысли путаются, — вполне естественно пожаловалась Ирина. — Никак не приду в себя после всего этого кошмара. И потом… я первый раз в жизни на похоронах. До этого только в кино видела.

— Успокойтесь, Ирина Феликсовна, — почти мягко сказал Николай Дмитриевич. — Вы действительно измучены, у вас нервы на пределе. Вам нужно отдохнуть хотя бы неделю, таблеточки какие-нибудь попить, с подружкой поболтать. С другом пообщаться…

«Намекает! На усопшую подружку, на Олега, на то, что в курсе всех моих проблем! Или… просто успокаивает? Да какая разница, в конце-то концов! Будет шантажировать — пожалуюсь Льву, всего и делов-то. А со Львом проблем не возникнет, он на меня здорово запал.»

Машина остановилась, и Николай Дмитриевич снова повернулся к Ирине:

— Значит, прошу: будьте все время рядом со мной. Просто для подстраховки. Мои люди все держат под контролем, да и нечего вам опасаться. Прошу вас, Ирина Феликсовна.

Она молча кивнула, дождалась, пока он выйдет из машины и откроет ей дверцу, опустила на лицо полупрозрачную вуаль и медленно пошла ко входу в церковь. Краем глаза заметила, что народу собралось очень даже немало, причем случайных зевак среди них, судя по всему, нет. Интересно, неужели это все — представители того круга, к которому принадлежал Попугай? Это сколько же бандитов развелось на Руси-матушке! А милиции-то! Милиция охраняет бандитов от законопослушных граждан — ума можно лишиться от такой ситуации! Точно, живем в стране чудес, в ней же и умираем…

Во время отпевания Ирина была слишком ошеломлена принципиально новыми для неё ощущениями, чтобы вообще о чем-то думать. Так сложилось, что порог церкви она не переступала ни разу в жизни. До знакомства с Боссом было не до того, а потом — тем более. Сам Босс к религии относился, мягко говоря, прохладно, точнее — никак не относился, а моду новых русских освящать все подряд и выстаивать службы напоказ откровенно высмеивал. Из всего священного писания знал и цитировал одно-единственное высказывание, снабжая его достаточно развернутым комментарием:

— Сказано: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. Так зачем стараться? От того, что я свечку зажгу, грехов у меня не уменьшится, а от того, что не зажгу — не увеличится. Да и в раю мне делать нечего: там ангелы на музыкальных инструментах играют, а у меня от любой музыки крапивница делается. А с моими деньгами я себе и в аду курорт организую, черти — ребята ушлые, своей выгоды не упустят.

«Интересно, существует ли загробный мир? — лениво думала Ирина, рассеянно слушая заупокойную службу. — Если существует, папик, наверное, сейчас здорово забавляется всем этим мероприятием. Вот было бы здорово, если бы он вдруг приподнялся, сел, состроил свою обычную рожу и проскрипел: „А ну, все вон отсюда!“ Даже странно, что он такой тихий…»

Взгляд Ирины задержался на изображении какого-то святого и ей показалось, что иконописный старец пристально её рассматривает. Ощущение живого взгляда было настолько четким, что она невольно вздрогнула и сделала шаг в сторону. Но взгляд не отпускал её, а сам святой словно бы тоже шелохнулся. Или это ей показалось из-за густых клубов ладанного дыма?

В следующее мгновение произошло сразу несколько событий, причем одинаково невероятных. Стоявший рядом с Ириной Николай Дмитриевич вдруг резко толкнул её плечом в сторону, а сам, как подкошенный, упал навзничь, а во лбу у него появилась маленькая темная дырочка. Ирина услышала дикий, на невероятно высокой ноте, крик и поняла, что это кричит она сама. Внезапно возникшая в церкви мертвая тишина быстро разорвалась от воплей ужаса, криков, началась беспорядочная беготня. Ирину подхватили чьи-то крепкие руки и её почти мгновенно вынесли из церкви…

Очнувшись, она не сразу поняла, где находится. Потом увидела, что полулежит на подушках своего лимузина, а над ней склонился встревоженный Лев Валерианович и подносит к её лицу остро пахнущий флакон.

— Очнулись, Иринушка? — ласково спросил он. — Слава Богу, с вами все в порядке.

— Мне показалось, — чуть слышно сказала она.

— Вам не показалось, — помрачнел Лев. — Вас пытались убить. Николай Дмитриевич очень профессионально среагировал, иначе все могло быть скверно.

— А он…

— Погиб, к сожалению. Получил предназначавшуюся вам пулю. Умер мгновенно. Но кто мог предположить, чтобы в церкви… Мы ведь с ним, кажется, все предусмотрели…

— Но похороны?! Гроб ведь ещё не в могиле…

— Иринушка, гроб в могилу опустят без вас, я не позволю вам больше рисковать. Вполне может быть вторая попытка. Доставлю вас домой…

Только тут Ирина заметила, что машина не стоит на месте, а едет, причем довольно быстро. Господи, кому могло прийти в голову пытаться её убить? За что?

— Попытайтесь сейчас ни о чем не думать, — точно прочитал её мысли Лев Валерианович. — Этим делом я сам займусь. Вас наверняка будут со временем допрашивать люди из милиции, говорите только то, что сами знаете. Никаких догадок, никаких предположений. И с журналистами упаси вас Бог разговаривать, они такого напишут — не отмоешься.

Она смотрела на него остановившимися глазами и ничего не понимала. Милиция, журналисты, допросы… Какое все это имеет к ней отношение? И как можно не думать, забыть об этом ужасе? Мало ей жуткой смерти мужа? Так теперь ещё и это видение — Николай Дмитриевич с дыркой во лбу от пули, предназначавшейся ей. Ей! Ее, Императрицу, молодую, красивую женщину кто-то хотел убить. А если этот кто-то снова попытается? Почему она должна умирать? Кто имеет право распоряжаться её жизнью? Даже преступников расстреливают только по приговору суда, а она ведь не преступница.