Одинокая волчица

— Опять ты завелся, — безнадежно вздохнула я. — Оставь в покое политику, у тебя своя сфера деятельности. Ты начал рассказывать про какого-то Химика.

— Он заново изобрел иприт, представляешь? — задал риторический вопрос Андрей.

Нет, не представляю. Понятия не имею, что такое иприт, с чем его едят и на что намазывают. И зачем вообще нормальному человеку такие познания, расскажите мне, пожалуйста.

— И вот все эти возможности оказались в распоряжении преступников. В результате — четыре трупа за достаточно ограниченное количество времени. Юлия — раз, Императрица — два, женщина из соседнего подъезда, у которой было какое-то необыкновенное платье — три…

— Она тоже убита? — ахнула я.

— Тоже, причем обнаружили её совершенно случайно. Не было бы счастья, извини за цинизм. В общем, все дело в «ракушке»…

Я напряглась, но связь между наркотиками, платьем и гаражом типа «ракушка» уловить не смогла. Думаю, на моем месте спасовала бы и прославленная мисс Марпл.

— В нашем дворе поставили очередную ракушку. Ну, поставили и поставили, никого не волнует. Только когда хозяин купил машину и решил её загнать в гараж, пол под ним провалился. Там оказалась яма. А в яме — труп. Все было очень хорошо рассчитано, но халтурно выполнено: засыпали яму кое-как, она и обвалилась под тяжестью лимузина.

Н-да, хотели, как лучше… Чисто российское преступление: мило, недорого, элегантно, в результате все усилия — псу под хвост.

— Всей правды мы сейчас, конечно, уже не узнаем, но, скорее всего, убил её сосед, которому она мешала. Во-первых, проявляла слишком пристальное внимание к его образу жизни, а во-вторых, занимала комнату. Он мог теперь претендовать на освободившуюся жилплощадь. Да не успел — врезался в это самое дерево, чем, кстати, спутал карты всех своих сообщников. Хотя им казалось, что наоборот — развязал руки, избавил от необходимости заметать следы очередного преступления.

— Почему они должны были заметать следы преступления, которого не совершали? — удивилась я.

Андрей нарочито тяжело вздохнул.

— И эта женщина переводит и пишет детективы! Вот расскажу твоим издателям…

— Правильно, осведомителей ещё никто не отменял, — поощрила я его порыв. — Сообщишь завтра. А пока объясни все-таки, сделай милость.

— Объясняю для тех, кто в танке. Они все — сообщники. А в комнате убитой обнаружено столько следов, что хватит на двоих и ещё третьему останется. Один держал, другой душил, третий стоял на стреме. Самое интересное, что одним из преступников была женщина…

— Императрица? — высказала я ослепившую меня догадку.

— Не царское это дело, — хмыкнул Андрей. — Лариса. У неё были какие-то очень тесные связи и с торговцем наркотиками, и с его приятелем. А кто был приятель?

Андрей сделал эффектную паузу и с торжеством закончил:

— Новый муж Императрицы!

— Слушай, я уже немножко укачалась, — жалобно взмолилась я. — А из этой милой компании кто-нибудь вообще в живых остался? Наркоделец мертв, это, надо полагать, четвертый труп из твоего списка, Императрица — мертва. А её супруг где?

— Там, где все мы будем, — без особого энтузиазма отозвался Андрей. — После того, как в его спальне обнаружили этот милый «мемориал», стали трясти его знакомых. И тут на определителе номера у Химика обозначился телефон Ларисы.

— Ну и что? — снова потеряла я нить дедуктивных размышлений моего друга.

— А то, что Лариса сидит в тюрьме, и никак не может воспользоваться собственным домашним телефоном. Кинулись к ней на квартиру. Звоним, стучим, никто не реагирует, хотя слышны голоса. Наконец, вышибли дверь. Поздно…

— Что — поздно? — спросила я, непроизвольно покрывшись гусиной кожей.

Нет, никогда у меня не будет иммунитета к таким сюжетам! Не своим делом занимаюсь, и работа друга меня отнюдь не приводит в состояние умиротворения.

— Он выбросился из окна. Я даже видел — как. Но самое интересное не это.

Конечно, чего уж интересного, если человек сигает из окна? Так, рутина.

— Он улыбался. Понимаешь, у него на лице застыла совершенно блаженная улыбка. Всякое повидал, но такое — впервые. Человек выбрасывается с тринадцатого этажа, прикинь. А выражение лица — как у детсадовца, который впервые увидел Деда Мороза. Правда, выпил он перед этим прилично. И, судя по всему, принимал какие-то таблетки. Не исключено — то самое «лекарство против страха». Они там грудой по всей квартире были навалены.

— Состав известен? — спросила я.

— Отдали на экспертизу. Наверняка очередное творение Химика. Его бы энергию, да в мирных целях…

— В тюрьме перекуется, — философски заметила я.

Андрей скептически хмыкнул.

— Не будет ему тюрьмы. Кажется, он уже абсолютно невменяем во всем, кроме своей химии. Наверное, направят на принудительное лечение. А ещё говорят, что гений и злодейство — две вещи несовместные.

— Так это когда было. Сам говорил, у нас гении не в цене. Разве что гении всяких махинаций. Кстати, за что Ларису упекли?

— В квартире у наркокурьера, ну, этого, который дерево сбил, обнаружили редчайшее химическое вещество, ему цены нет. А потом то же самое таможня изъяла у одного замутненного дельца в Бресте. Он тут же от всего открестился и заявил, что пробирку с порошком ему дала женщина по имени Лариса и попросила передать её знакомым в Германии. На всякий случай посадили и её, и его, а потом начали отрабатывать их связи. Тут и появились Химик, Императрица, её супруг. Знаешь, какая кличка была у этого супруга?

— Какая?

— Гиена в сиропе. Правда, существовала ещё более пристойная — Шакал. Но думаю, Императрице от этого не легче. Равно как и Ларисе.

— Которая теперь и будет крайней, — подхватила я.

— Судя по всему, именно так и получится, — кивнул Андрей. — Подумать только, из-за того, что десять с лишним лет назад один дядя приохотил мальчишку к не слишком пристойным забавам, а другой дал попробовать наркотик, образовалось четыре трупа. А сколько таких мальчишек и девчонок только начинают… Мало было России алкоголиков! Теперь — новая напасть.

Я не стала высказывать свои соображения, поскольку они были достаточно банальны. Наркомания, вестимо, бяка, но это ведь болезнь. Если вдуматься, моя излюбленная табачная палочка, от которой я абсолютно не в силах оторваться, явление того же порядка. Если я не в состоянии справиться с собственным пороком, то какое право имею судить других людей, пристрастившихся к какому-то ещё зелью? И меня, и их, надо лечить. Только добровольно подобной процедуре подвергается едва ли один из тысячи, остальных приходится исцелять, предварительно надев на них смирительную рубашку. Так разве на всех напасешься…