Одинокая звезда

Дима достал гитару и спел Маринкину песенку про щенка. Песня настолько понравилась, что ее решили сделать групповым гимном и петь на всех мероприятиях.

Дима очень опасался соперничества со стороны мужской половины их группы по отношению к Лене. Но поглядев на него и на нее, все сразу все поняли, и вопрос был снят с повестки дня. Группа весело разучила Димину песенку и дружно спела ее дважды под гитару, собрав в качестве слушателей остальных пассажиров, включая проводников. Потом все как-то незаметно рассосались по полкам и вагону. Дима пошел провожать Лену. К тому времени уже совсем стемнело. Они постояли еще немного, глядя в окно но в нем, кроме проносившихся мимо огней, ничего не было видно.

Ни обнять ее, ни тем более поцеловать у него не было никакой возможности. Дверь в их купе была открыта, и ее мама, читая журнал, время от времени поглядывала на них. Пассажиры, извиняясь, непрестанно сновали мимо, и в коридоре все время кто-нибудь торчал. Всего пару раз удалось незаметно, как ему казалось, чмокнуть ее в щеку. Но даже стоять с ней рядом, прижавшись друг к дружке, было так хорошо, что уходить не хотелось никак.

Принесли чай. Они поужинали и еще немного поболтали. Потом по красноречивым взглядам ее мамы Дима понял, что ему пора ретироваться.

«Не хочется, но приходится», – подумал он, прощаясь. Ах, ему бы остаться с ней в этом купе вместо ее мамы. Он даже зажмурился, представив себе такой вариант. Но тут вагон дернуло, и он с размаху треснулся лбом о дверь тамбура – аж искры из глаз посыпались.

«Ох и фонарь завтра вырастет! – огорчился Дима, потирая ушибленное место. – Можно будет свет не зажигать. И чего я, дурак, зажмурился? В будущее надо смотреть с открытыми глазами».

Добравшись до своего вагона, он приложил ко лбу монетку, не очень надеясь, что это поможет. Боль немного утихла. Свет в вагоне был притушен, и большинство ребят уже спали. Дима забрался на свою полку и тоже попытался уснуть. Но это ему удалось плохо. Сначала он довольно долго пребывал в каком-то полусне: то засыпал, то просыпался. Перестук колес, хождение мимо полок пассажиров и мысли о Лене не давали ему заснуть. Потом, вроде бы, задремал.

Проснулся он внезапно, как будто его толкнули в бок. Поезд стоял. За окнами виднелись какие-то здания и слышались негромкие голоса. Дима посмотрел на часы. Было два часа ночи. Сна – ни в одном глазу. И вдруг ему безумно захотелось увидеть Лену. Мысль о том, что она находится совсем близко – через каких-то три вагона, – иглой застряла в мозгу и стала буквально сводить его с ума.

Он представил ее спящую – ее косички на подушке, ладошку под щекой. И то, что произошло бы между ними, если бы не ее мама, а он остался с ней в купе. И сразу устыдился своих мыслей. Как будто он вознамерился наступить на прекрасный цветок, доверчиво тянущий к нему свою головку, и сломать его.

«Но она же не цветок, – возразил он себе, – она женщина. И ей тоже должно хотеться того же».

Он снова подумал о том, что когда-нибудь произойдет между ними, – и волна нежности затопила его. О, как он будет ее любить! В сто раз сильнее, чем теперь, – хотя, кажется, сильнее любить уже невозможно. Он будет носить ее на руках. Он достигнет любых высот, чтобы у нее было все, что только пожелает.

Но как же хочется увидеть ее прямо сейчас!

«Схожу туда, – решил он, – хоть постою возле ее купе. Может, полегчает?»

Стараясь никого не разбудить, он спустился с полки и пулей пронесся через три вагона. Вот и их купе – дверь, конечно, заперта. Дима прислонился к стенке и стал взглядом сверлить дверь, пытаясь мысленно проникнуть сквозь нее. Он снова представил себе Лену. Перед сном она заплела волосы в две толстые косички и стала похожа на девочку-пятиклассницу. Тонкая шейка, худенькие плечики. И он даже застонал от нежности и нестерпимого желания ее поцеловать. Как же он любит ее – это какой-то кошмар!

– Молодой человек, что вы здесь делаете? – Сердитый голос вернул его от сладких грез к суровой действительности. Рядом стояла толстая проводница со шваброй и весьма подозрительно взирала на него.

«Еще как даст по башке!» – опасливо подумал Дима и встал по стойке смирно.

– Стою, – отчеканил он, – никого не трогаю, отдыхаю. А что, разве нельзя?

– Вы из какого вагона? – не отставала проводница.

Дима назвал.

– Так и иди в свой вагон! Нечего здесь ошиваться! – повысила она голос. – Ходят тут всякие!

– А потом ложки пропадают, – поддакнул ей Дима. – Но я не из таких. Я ничего не уворую – не беспокойтесь. Еще немного постою и уйду.

– Я те постою! – рассвирепела та. – Щас бригадира позову – он тебя живо высадит. А ну, убирайся!

Дверь купе немного отъехала, и в образовавшемся промежутке показалось заспанное лицо Ольги.

– Что происходит? – зевая, спросила она. – Дима, что ты здесь делаешь?

– Вы его знаете? – В голосе проводницы прозвучало облегчение. – А я гляжу: стоит и стоит. Дай, думаю, выясню, чего ему надо.

– Мамочка, что случилось? – Дима увидел разрумянившееся личико Лены, выглядывавшей из-за Ольгиного плеча. И ему сразу стало легче. Беспокойство, мучившее его, куда-то исчезло, и появилась возможность жить дальше. Даже спать захотелось.

– Ничего не случилось, – заверил он. – Просто потянуло постоять возле вашего купе. Сейчас уйду.

– Дима, погоди, не уходи. – Лена накинула на плечи кофточку и вышла в коридор. – Мамочка, мы немного постоим, ладно? Ты не беспокойся.

– А чего беспокоиться, когда рядом с тобой такая охрана? – пошутила Ольга. – В обиду не даст.

И, подмигнув Диме, притворила дверь.

Проводница тоже ушла, но время от времени выглядывала из своего купе – ей не терпелось знать, чем они там занимаются.

Дима обнял Лену за плечи и притянул ее к себе. Она посмотрела на него с нежностью и тоже обняла его сзади одной рукой. Так, тесно прижавшись друг к другу, они долго стояли и смотрели на проплывавшие мимо огни. Наконец, Лена сказала:

– Димочка, я пойду, а то мама не спит.

Ох, как хотелось Диме сжать ее в объятиях и припасть к этим, таким желанным губам! Но наглая проводница торчала в коридоре, всем своим видом показывая, что никакой аморалки в своем вагоне не допустит. Поэтому он только поцеловал Лену в макушку, и она скрылась за дверью. А Дима отправился в свой вагон, залез на полку и моментально уснул.

Зато теперь не спалась Ольге. Она лежала с открытыми глазами и размышляла о Лене и ее друге.

«Мальчик весь пылает, – думала она. – Просто можно обжечься. А Леночка только начинает светиться».

Тоска в глазах дочери, которую прежде замечала Ольга, исчезла – взгляд Лены стал радостным и умиротворенным. Как будто она долго шла по темному тоннелю и наконец увидела впереди свет.

Очевидно, что ничего серьезного между ними еще не было. Мальчик, конечно, рвется к этому, а Лена еще не зажглась. Но в любой момент может вспыхнуть – все-таки в ней течет южная кровь. А впереди у них такие трудные экзамены. Может, поговорить с ней, предостеречь? Но можно ли вмешиваться в этот процесс?