Одинокая звезда

Так думал Шадринский, совершенно забыв, какую перегрузку они с Паршиковым наваливали на несчастного Сенечкина в прежние времена. Но жизнь – зебра полосатая, и вот теперь ему самому суждено испытать, что значит не быть в фаворитах.

В отличие от обозленного и не сдерживавшего эмоций Щадринского, Гарик Лисянский покорно принял свалившиеся на него дополнительные часы. Последнее время ему на кафедре было лучше, чем дома. Непрерывные скандалы с женой и тещей, на которые он прежде реагировал слабо, вдруг стали выводить его из себя.

Он все пытался понять, как тоненькая хохотушка Женька, покорившая его когда-то своим безудержным темпераментом, превратилась в сварливую бабу, изводившую домашних своими придирками.

Он вспоминал, как, впервые побывав у нее дома, поразился грубости, с которой она отчитывала тогда уже больного отца. Ему бы остановиться, задуматься. Так нет же, продолжал встречаться, довел дело до свадьбы. И вот теперь всю жизнь отдувается. Если бы не дочь Люська, так похожая на него, сбежал бы, куда глаза глядят. Но Люську жалко – как она будет без него? Ее же мать с бабкой совсем сожрут, и некому будет заступиться.

Нет, надо нести этот крест хотя бы до Люськиной свадьбы. Недолго осталось – девчонке скоро семнадцать. И красотка хоть куда, вся в отца. Парни хвостом ходят. Вот выдаст ее замуж – и сбежит.

Гарик представил, что не будет слышать каждый день визгливый голос жены и вечные попреки тещи, и такая жизнь показалась ему раем. Но сначала надо дочку запихнуть в какой-нибудь институт попрестижнее. Лучше всего, конечно, в торговый. И работа хлебная, и круг знакомств полезный. Правда, туда надо математику сдавать, а Люська в ней ни бум-бум. Даром что отец математик.

Что ж, придется платить, и платить немало. А пока он будет отсиживаться на кафедре. Работа перестала быть ему в тягость, особенно после того, как он увидел, с каким увлечением отдается ей Ольга. Ольга все больше занимала его мысли. Приходя на работу, он сразу чувствовал, здесь она или еще нет. В ее присутствии на кафедре становилось как будто светлее. Ее идеи, ее дела казались ему столь значительными, что он беспрекословно подчинялся всем требованиям, облекаемым ею обычно в форму просьбы, но такой просьбы, не выполнить которую невозможно.

Он полюбил заседания кафедры, которыми прежде так тяготился, стремясь сбежать при первой возможности. Теперь Гарик радовался, когда заседание затягивалось. Ведь тогда, изображая заинтересованность, он мог подолгу смотреть на нее. Смотреть на нее стало для него тайным наслаждением. Он скоро понял, что влюблен, и влюблен безнадежно.

Правда, теперь все заседания у них проходили в два раза быстрее. Ольга сама не любила много говорить и других просила высказываться кратко и конкретно. Они оперативно решали все наболевшие вопросы и разбегались заниматься каждый своим делом.

Гарик прекрасно понимал, что шансов у него ноль целых, ноль десятых. Особенно после его идиотского поведения в дни их первого знакомства. И что малейшие попытки стать к ней ближе могут получить такой резкий отпор, после которого не останется никаких надежд даже на простую дружбу. И потому сидел тихонько в уголке и получал удовольствие от простого созерцания ее лица.

Он мечтал побывать у нее дома, чтобы стать к ней хоть чуточку ближе. Но надежд, что она пригласит его сама, тоже не было. Оставалось ждать удобного случая. И он вскоре представился.

Однажды Ольга ушла с работы пораньше, чтобы закончить очередную статью. И тут на кафедру позвонил ректор – ему зачем-то срочно понадобилась Туржанская. Сказав, что задержится на работе допоздна, ректор попросил Гарика найти Ольгу и передать ей, чтобы она позвонила ему в кабинет.

Такой случай упускать было нельзя. Хорошо, что Гарик в этот день был на колесах. Он мог, конечно, позвонить ей домой. Но Гарик быстренько спустился, сел в машину и вскоре был у двери Ольгиной квартиры.

Увидев ее настороженное лицо, он еще за порогом принялся объяснять, что ректор просил срочно связаться с ним. Но ведь культурные люди через порог не разговаривают. А Ольгу никто не назвал бы некультурной. Поэтому она поблагодарила его и пригласила войти.

С чувством тайной радости Гарик перешагнул порог ее квартиры. Вот он – мир, в котором обитает эта прелестная женщина, так озарившая своим появлением их нудную жизнь.

В коридор вышла девочка, похожая на весеннее утро, и с любопытством уставилась на него.

– Моя дочь Елена, – представила ее Ольга. – Леночка, это мой коллега Гарри Станиславович.

Девочка вежливо поздоровалась.

– Доченька, поставь чайник, – попросила Ольга, – я сейчас переговорю с ректором, а потом чайку попьем. Составьте нам компанию, Гарри Станиславович, вы ведь с работы.

Разглядывая за столом изумительно красивое лицо девочки, Гарик подумал, что та очень мало похожа на мать. Он поделился этой мыслью с Ольгой.

– Сейчас я вам покажу, на кого она похожа. – И Ольга пригласила его в комнату дочери. На стене Гарик увидел портрет молодого человека той редкой красоты, которая заставляет остановиться и заглядеться на нее любого человека, от малого до старого. Его дочь была поразительно похожа на своего отца.

Гарик привык считать себя красавцем, почти неотразимым. У него были яркие черные глаза, смуглое лицо и густые курчавые волосы. Его открытая белозубая улыбка заставляла не одно женское сердце биться сильнее. Но, глядя на этот портрет, он понял, что шансов у него – никаких. И это при том, что он, Гарик, живой. А портрет – только портрет, кусок бумаги и все. Но выражение ее лица, обращенного к юноше, изображенному на портрете, болью отозвалось в его душе. Так смотрят на Бога, на Иисуса Христа.

Да, понял он, стучаться в ее сердце бесполезно. Пока этот бесплотный образ там, ей больше никто не нужен. А он, похоже, там навсегда.

И ему сразу захотелось уйти. Забыв про недопитый чай, он молча вышел в коридор и стал одеваться. Так же молча мама с дочкой проводили его и заперли дверь.

Домой идти не хотелось совершенно. Но больше ему некуда было идти. Не на кафедру же, когда там никого нет.

Жена, как обычно, встретила его воплем: «Где ты шлялся? На кафедре давно никого нет!» – Но он не услышал из ее крика ни слова. Молча прошел в свой кабинет и запер дверь на ключ. Он долго сидел за письменным столом, глядя в черное окно, и все никак не мог унять терзавшую его душу боль. Он понимал, что больше не может жить, как жил, и не знал, как ему жить дальше.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– Гарик, ты?

Он узнал голос Тихоновой и поморщился.

– Слушай, я тебе такое порасскажу о вашей парашютистке, – торжествующе начала та, – ты упадешь! Я тут навела справки о ее прошлом – и такое узнала! Оказывается, она никогда не была замужем.

– Как не была? У нее же дочь.

– Не, ну ты прямо как младенец. Не знаешь, что и у незамужних дети случаются? В общем, было так. Восемь лет назад она с подружкой поехала на море, в Пицунду. И там спуталась с одним грузином. Едва познакомилась, как он снял квартиру, и наша скромница там… с ним… на полную катушку… ну, сам понимаешь.