Одинокие женщины
Шрифт:
Зазвонил телефон. Флер схватила Диану за руку:
— Не подходи. Это она.
— Но я не могу не ответить. Может… может, это кто-то еще.
— Твой парень? Он позвонит еще раз.
На четвертом гудке заработал автоответчик:
«Алло. Это Диана Саммерфильд. Простите, но я не могу подойти сейчас к аппарату».
Диана с Флер обменялись настороженными взглядами.
«Пожалуйста, оставьте свое имя и номер, когда услышите гудок».
— Диана, помоги мне! — При звуках дрожащего от горя голоса Флер превратилась в статую. — Это я — Розмари. Случилось нечто ужасное. Мне нужен адвокат. Друг! Я всю ночь не буду спать, так
Раздался щелчок отбоя, и наступила тишина.
— Бедняге нельзя оставаться одной в таком состоянии, — заметила Диана. — Я сейчас ей перезвоню. Пожалуйста, не обижайся. — И она уединилась в спальне, откуда вышла через десять минут с красными от слез глазами.
— Надеюсь, ты не сказала, что я у тебя? — поинтересовалась Флер, неловко рассыпав жареные орешки. Диана только мрачно посмотрела в ответ, наливая себе виски.
— Ну, Флер, — сердито произнесла она наконец, — ты все-таки добилась своего. Разрушила долгий и счастливый брак. И как ты могла! — Ее голос задрожал от боли. — Разве Розмари когда-нибудь сделала тебе что-то по-настоящему плохое? Она всегда была доброй и верной подругой. Может быть, излишне сентиментальной — но такой уж у нее характер. А Крис! Тебе хоть на секунду пришло в голову, что здесь затронуты интересы ребенка? Нет! Все, что тебя интересует, — собственные желания. По-моему, это просто непорядочно! Непорядочно!
Флер едва не подавилась орешком.
— Непорядочно! — передразнила она, издевательски закатив глаза. — Ну и старомодное словечко! А я-то думала, что оно осталось в прошлом — вместе с поясом целомудрия. Да ведь ты у нас всегда была известной моралисткой. Ладно же, Диана, оставайся ею и впредь. Я — непорядочная. Но что же такого отвратительного я, в сущности, натворила? Влюбилась и поступила так, как велело сердце? Может быть, в твоих глазах это и выглядит ужасным преступлением, но мне всегда было далеко до тебя, Ди, — такой хладнокровной, сдержанной, владеющей собой в любой ситуации. Черт возьми, да хоть раз в жизни поступи ты обычно, по-человечески! Пошли к дьяволу свои принципы…
— Не могу.
— Не можешь? В самом деле не можешь? Неужели ты ни разу в жизни не шла на поводу у чувства… на поводу у любви?
«Так, это уже удар ниже пояса».
— Плохое остается плохим, Флер, ясно и просто. И компромисс здесь неуместен. Я сама прошла по той же дорожке, и никогда больше на нее не ступлю. Я рассталась за свою жизнь с двумя мужчинами, которых больше всего…
— С двумя? — подхватила Флер. — С этим профессором из Йеля и с кем еще?
И тут Диану прорвало: она выложила всю историю их отношений с Аврамом от начала и до конца, больше не в силах сдерживаться. Флер слушала открыв рот.
— Вот те на! — пробормотала она, когда Диана умолкла. — Да ты просто шкатулка с сюрпризами! Я-то вообразила, что ты одна из тех железных леди в броне из тысячедолларовых купюр. И что же в этом парне такого особенного?
— Он дарил мне тепло, — всхлипнула Диана, утирая слезы.
— Да брось ты, — отвечала Флер. — Знаю, знаю, по-твоему, я слишком самоуверенная, но все равно мне невдомек, с какой стати ты его послала. О'кей, из него не выкроишь мужа, но спать-то с ним ты могла? По крайней мере до тех пор, пока не подвернется кто-то подходящий.
— Не могла, потому что тогда бы я просто пользовалась
им, — пояснила Диана. — Потому что у меня есть принципы и барьеры. Ты скажешь, что я слишком задираю нос. Вполне возможно. Но так или иначе, каждому из нас приходится от чего-то отказываться. Я сама виновата, не надо было позволять Авраму надеяться на что-то несбыточное, и теперь отвечаю за те несчастья, которые породила на свет. К тому же, — добавила она, с удивлением обнаружив, что почему-то пытается обороняться, — есть еще и чувство собственного достоинства.— Точно! — съязвила Флер. — Вот и сунь себе это чувство в койку холодной зимней ночью! А я посмотрю, много ли тебе с этого будет проку. Может, оно тебе милее всего. А вот мне — нет. Я не такая святоша. Да я хоть на карачках готова ползти за Алексом — и к черту ваши принципы! Если уж на то пошло, мне жалко Розмари, однако я твердо решила прийти первой к финишу в наших скачках. Кстати, что она тебе наплела по телефону? Подает на развод?
— Не желаю это обсуждать, и еще меньше вклиниваться между вами двумя. Все, что я могу сказать, — очень удачно, что Розмари не застала тебя дома, от Флер Чемберлен мокрого места не осталось бы.
Флер жеманно потянулась, зевнула и премило улыбнулась:
— Означает ли это отмену заседания «Клуба по средам» на будущей неделе?
Диана постелила подруге в гостиной и пошла спать, но так и не сомкнула глаз. Через тонкую дверь она слышала, как Флер названивает по телефону. Скорее всего Алексу. Предупреждает его, обменивается нежностями, шутками. Диана с головой закуталась в одеяло, не желая быть свидетелем чьей-то разделенной любви. Флер сказала правду. Чувство собственного достоинства не лучший сосед в постели.
— Диана Саммерфильд сообщила мне, что вы самый образованный, деловой и успешный адвокат по разводам на севере Восточного побережья, — отчеканила Розмари.
Артур Граймс расцвел улыбкой, оценив комплимент в полной мере. Тем не менее он не изменил обычный порядок действий и не менее четверти часа распинался о примирении, называя развод «крайней мерой».
— А вы уверены, что стоит доводить дело до конца?
— А вы уверены, что дважды два — четыре? — запальчиво передразнила его Розмари.
Двумя днями ранее Алекс вернулся из Чикаго, заранее обо всем предупрежденный и чувствующий себя весьма неловко. В его доме все было перевернуто вверх дном, его сын находился где-то у соседей, и, что еще неприятнее, оборону держала его теща. Розмари успела послать за тяжелой артиллерией.
— И как у вас хватило духу, — заявила Долли Бэйнтер, стоя на пороге со скрещенными руками, — сунуть сюда нос после всего, что вы учинили над моей милой крошкой.
— Это касается лишь Розмари и меня, — возразил обливавшийся потом Алекс. Бэйнтеры были сплоченным и воинственным кланом — особенно если их задевали за живое. Больше всего ему хотелось поджать хвост и удрать.
Но все-таки это был его дом, Розмари — его жена, и он отлично знал, как с ней управляться. Опыт подсказывал: лучшая оборона — поза оскорбленной невинности. С этими мыслями Алекс прорвался в кухню.
Розмари сидела за столом и чистила серебро, неловко изобразив, что не заметила его появления. Со времени их прощания она постарела на десять лет. Обычно добродушное лицо стало бледным и бесформенным, некогда пышущие здоровьем щеки поражали мертвенной бледностью.