Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую
Шрифт:
Сгущёнкин решил, что нужно двигаться дальше. Он мысленно поблагодарил Шалтая за заботу. Следующий шаг она сделает сам.
Сгущёнкин достал стопку листов бумаги и взялся за перо – точнее за ручку. Он писал два объявления: о поиске работы и о съёме жилья.
И в том и в другом объявлениях, Сгущёнкин описал себя, как ответственного, без вредных привычек, отца-одиночку.
Начеркав приличную стопочку, Сгущёнкин убрал их во внутренний карман пальто, взял два клея («карандаш» и «Момент»), и отправился на улицу, – развешивать.
Он тщательно обклеивал улицы заветными бумажками:
На одной из таких досок его собственно и ждал привет от бывшей жены: Сгущёнкин уже приклеил оба объявления, когда обратил внимание на свой чёрно-белый портрет. Над портретом зияла надпись: разыскивается. И мелким шрифтом подпись: обвиняется в киднеппинге.
Бывшей супруге удалось раскрутить дело с похищением и навесить на Сгущёнкина кучу нелицеприятных ярлыков. На волне общественной истерии, связанной с педофилами, похищением детей и использованием детских органов в качестве донорских, все эти три направления сплелись в единый поток, и дело Сгущёнкина оказалось, что называется, на гребне волны. Холод пробрал тело.
«В розыске, так, так, так… – хаотично соображал Сгущёнкин. – Одинокий, с ребёнком на руках, Толечка, сыночек, выдаёшь меня с потрохами. Нужно бежать!»
Сгущёнкин сорвал свой портрет, спрятал в карман, и в срочном порядке понёсся по улицам срывать с таким усердием расклеенные объявления.
Он не сорвал и половины, когда нервы его не выдержали. Он немог отделаться от чувства, что за ним следят, ему казалось, что срывание объявлений выглядит слишком подозрительным и привлекает ещё больше внимания, что он не на то тратит время.
Запыхавшийся Сгущёнкин вернулся домой, и принялся собирать вещи.
Лиза тёрлась о его ноги и вопросительно мяукала. Шкреди спрятался поглубже под диван и вжался в пол. Сборы его нервировали.
Вещи собраны: к спортивной сумке прибавилось еще два мешка с домашними мелочами, так усиленно закупаемыми Сгущёнкиным в последнее время. Сгущёнкин покормил Толечку, а тот, как назло, куксился и выплёвывал детское питание, несколько раз больно ухватил Сгущёнкина за нос.
– Всё слишком серьёзно, – убеждал Сгущёнкин сына. – Будь собраннее!
Последними Сгущёнкин упаковал кошек – он отловил малявку Шкреди из-под дивана и вместе с доверчивой, не ожидающей подвоха Лизой, погрузил их в сумку, которую надел через плечо. Остальной скраб водрузил поверх тумбочки на колёсиках. Наверху пирамиды Сгущёнкин тщательно пристегнул Толечку.
Сгущёнкин нервничал, мысли рассыпались и память отказывала. Анна Николаевна была на работе, её сын привычно потерялся в глубинах квартиры. И нервный Сгущёнкин ушёл по-английски, даже записки не оставил.
Сгущёнкин вышел из подъезда, пыхтя, допёр вещи до автобусной остановки и остановился.
Куда идти, он не знал. Что делать тоже. Сгущёнкин осмотрелся, ожидая найти в окружающем пространстве подсказку. Он не мог уйти с остановки – сил тащить вещи не было. Сгущёнкин мог только сделать шаг вперёд и вытянуть руку, ведь рано, или поздно найдётся кто-нибудь и подвезёт его.
Он стоял долго. Машины неслись мимо. Некоторые притормаживали,
но, завидев у него за спиной пирамиду вещей с восседающим на ней Толечкой и мордочки кошек, выглядывающих из сумки на плече, давили на газ.Несколько водителей предлагали подвезти за скромное финансовое вознаграждение, но денег у Сгущёнкина не было.
Мимо шли автобусы, толь к о Сгущёнкин знал, что с автобусом ему точно не по пути: слишком много людей и маршруты внутри города. А ему нужно гораздо дальше, туда, где на улицах не висят его портреты. Фиолетовая волга остановилась около Сгущёнкина, он наклонился к водительскому окошку и онемел: за рулем сидел зазывала – тот самый, похожий на лягушку. А рядом с ним – громила с заячьей мордой.
– Куда путь держишь, музыкант? – спросил лягух.
Сгущёнкин замялся.
– Подальше… из этого города, – робея, ответил Сгущёнкин.
– Садись, подвезём.
– У меня денег нет, – виновато ответил Сгущёнкин.
– Садись, садись, поможем бродячему музыканту.
– Я с ребёнком, и кошками, – совсем вяло добавил Сгущёнкин.
– Не слепые. Ты садишься?
Ребята помогли погрузить вещи в багажник, правда спортивная сумка и один тюк не влезли, их пришлось взять в салон.
Оказавшись в привычной атмосфере автомобильного салона, Лиза переливчато замурлыкала и выбралась из сумки. Котёнок за ней не торопился притаился на дне.
Лиза расположилась по соседству со Сгущёнкиным, а маленький Толечка устроился у папы на руках. Отец семейства погрузился в грустную думу. Он не заметил, как занервничал лягушкообразный водитель, как неспокойно он поглядывал в зеркало заднего вида и наращивал скорость.
Из раздумий Сгущёнкина вывел только пронзительный вой сирены.
Он обернулся. Их преследовал полицейский автомобиль. Сгущёнкин судорожно сглотнул. «Всё-таки они меня вычислили», – подумал он и вжался в сидение.
Толечка радостно захлопал в ладоши и засмеялся. Лиза вернулась в сумку к котёнку. Добрые бандиты психовали.
Лягух резко вывернул руль и машина ушла с дороги на «пересечёнку».
Сгущёнкин охнул, Лиза зашипела, а Толечка с удивлением посмотрел на папу: мол, что происходит? А? Сгущёнкин проникся искренней благодарностью к лягуху и его зайцеобразному товарищу: так рискуют ради его шкуры! Вот это люди!
Ситуация становилась всё более опасной и неконтролируемой.
«Уж лучше сдаться,» – думал Сгущёнкин, подлетая на кочках и с трудом страхуя Толечку.
Лиза накрыла своим мягким пузом котёнка и вцепилась в сидение всеми когтями.
– Стойте, стойте! – завопил Сгущёнкин! – Хватит! Спасибо вам, но не стоит меня спасть, я сам, как-нибудь. я жить хочу!
– Рот закрой! – рыкнул на него лягух и.
Машина подлетела на кочке, сделала сальто и приземлилась на четыре колеса. Мотор заглох. Ушастый выругался, дёрнул ручку дверцы, выскочил из машины и дал дёру. Зайцеобразный последовал его примеру. А Сгущёнкин, не успевший оправиться от шока, так и остался сидеть в машине, судорожно обнимая Толечку. Первой от испуга оправилась Лиза.