Одиссея капитана Блада - английский и русский параллельные тексты

Upon that he proceeded to his summing-up, showing how Baynes and Blood were both guilty of treason, the first for having harboured a traitor, the second for having succoured that traitor by dressing his wounds.	После этого верховный судья приступил к изложению речи, в которой пытался доказать, что и Бэйнс и Блад виновны в измене: первый - за укрытие предателя, а второй - за оказание ему медицинской помощи.
He interlarded his address by sycophantic allusions to his natural lord and lawful sovereign, the King, whom God had set over them, and with vituperations of Nonconformity and of Monmouth, of whom - in his own words - he dared boldly affirm that the meanest subject within the kingdom that was of legitimate birth had a better title to the crown. "Jesus God! That ever we should have such a generation of vipers among us," he burst out in rhetorical frenzy.	Речь судьи была усыпана льстивыми ссылками на законного государя и повелителя - короля, поставленного богом над всеми, и бранью в адрес протестантов и Монмута, о котором он сказал, что любой законнорожденный бедняк в королевстве имел больше прав на престол, нежели мятежный герцог.
And then he sank back as if exhausted by the violence he had used. A moment he was still, dabbing his lips again; then he moved uneasily; once more his features were twisted by pain, and in a few snarling, almost incoherent words he dismissed the jury to consider the verdict.	Закончив свою речь, он, обессиленный, не опустился, а упал в свое кресло и несколько минут сидел молча, вытирая платком губы. Потом, корчась от нового приступа боли, он приказал членам суда отправиться на совещание.
Peter Blood had listened to the intemperate, the blasphemous, and almost obscene invective of that tirade with a detachment that afterwards, in retrospect, surprised him.	Питер Блад выслушал речь Джефрейса с отрешенностью, которая впоследствии, когда он вспоминал эти часы, проведенные в зале суда, не раз удивляла его.
He was so amazed by the man, by the reactions taking place in him between mind and body, and by his methods of bullying and coercing the jury into bloodshed, that he almost forgot that his own life was at stake.	Он был так поражен поведением верховного судьи и быстрой сменой его настроений, что почти забыл об опасности, угрожавшей его собственной жизни.
The absence of that dazed jury was a brief one. The verdict found the three prisoners guilty.	Отсутствие членов суда было таким же кратким, как и их приговор: все трое признавались виновными.
Peter Blood looked round the scarlet-hung court. For an instant that foam of white faces seemed to heave before him.	Питер Блад обвел взглядом зал суда, и на одно мгновение сотни бледных лиц заколебались перед ним.
Then he was himself again, and a voice was asking him what he had to say for himself, why sentence of death should not be passed upon him, being convicted of high treason.	Однако он быстро овладел собой и услышал, что кто-то его спрашивает: может ли он сказать, почему ему не должен быть вынесен смертный приговор [14] после признания его виновным вгосударственной измене?
He laughed, and his laugh jarred uncannily upon the deathly stillness of the court.	Он внезапно засмеялся, и смех этот странно и жутко прозвучал в мертвой тишине зала.
It was all so grotesque, such a mockery of justice administered by that wistful-eyed jack-pudding in scarlet, who was himself a mockery - the venal instrument of a brutally spiteful and vindictive king.	Правосудие, отправляемое больным маньяком в пурпурной мантии, было сплошным издевательством. Да и сам верховный судья -продажный инструмент жестокого, злобного и мстительного короля - был насмешкой над правосудием.
His laughter shocked the austerity of that same jack-pudding.	Но даже и на этого маньяка подействовал смех Блада.

"Do you laugh, sirrah, with the rope about your neck, upon the very threshold of that eternity you are so suddenly to enter into?"	– Вы смеетесь на пороге вечности, стоя с веревкой на шее? – удивленно спросил верховный судья.
And then Blood took his revenge.	И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:
"Faith, it's in better case I am for mirth than your lordship.	– Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас.
For I have this to say before you deliver judgment. Your lordship sees me - an innocent man whose only offence is that I practised charity - with a halter round my neck.	Прежде чем будет утвержден мой приговор, я должен сказать следующее: вы видите меня, невинного человека, с веревкой на шее, хотя единственная моя вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача.
Your lordship, being the justiciar, speaks with knowledge of what is to come to me.	Вы выступали здесь, заранее зная, что меня ожидает.
I, being a physician, may speak with knowledge of what is to come to your lordship.	А я как врач могу заранее сказать, что ожидает вас, ваша честь.
And I tell you that I would not now change places with you - that I would not exchange this halter that you fling about my neck for the stone that you carry in your body.	И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не поменялся бы с вами местами, не сменял бы той веревки, которой вы хотите меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите.
The death to which you may doom me is a light pleasantry by contrast with the death to which your lordship has been doomed by that Great Judge with whose name your lordship makes so free."	Смерть, к которой вы приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к которой вас приговорил тот господь бог, чье имя вы здесь так часто употребляете.
The Lord Chief Justice sat stiffly upright, his face ashen, his lips twitching, and whilst you might have counted ten there was no sound in that paralyzed court after Peter Blood had finished speaking.	Бледный, с судорожно дергающимися губами, верховный судья неподвижно застыл в своем кресле. В зале стояла полнейшая тишина.
All those who knew Lord Jeffreys regarded this as the lull before the storm, and braced themselves for the explosion.	Все, кто знал Джефрейса, решили, что это затишье перед бурей, и уже готовились к взрыву.
But none came.	Но никакого взрыва не последовало.
Slowly, faintly, the colour crept back into that ashen face.	На лице одетого в пурпур судьи медленно проступил слабый румянец.
The scarlet figure lost its rigidity, and bent forward.	Джефрейс как бы выходил из состояния оцепенения.
His lordship began to speak. In a muted voice and briefly - much more briefly than his wont on such occasions and in a manner entirely mechanical, the manner of a man whose thoughts are elsewhere while his lips are speaking - he delivered sentence of death in the prescribed form, and without the least allusion to what Peter Blood had said.	Он с трудом поднялся и приглушенным голосом, совершенно механически, как человек, мысли которого заняты совсем другим, вынес смертный приговор, не ответив ни слова на то, о чем говорил Питер Блад.
Having delivered it, he sank back exhausted, his eyes half-closed, his brow agleam with sweat.	Произнеся приговор, судья снова опустился в кресло. Глаза его были полузакрыты, а на лбу блестели капли пота.
The prisoners filed out.	Стража увела заключенных.

Mr. Pollexfen - a Whig at heart despite the position of Judge-Advocate which he occupied - was overheard by one of the jurors to mutter in the ear of a brother counsel:	Один из присяжных заседателей случайно подслушал, как Полликсфен, несмотря на свое положение военного прокурора, втайне бывший вигом, тихо сказал своему коллеге-адвокату:
"On my soul, that swarthy rascal has given his lordship a scare.	– Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал верховного судью.
It's a pity he must hang.	Жаль, что его должны повесить.
For a man who can frighten Jeffreys should go far."	Человек, способный устрашить Джефрейса, пошел бы далеко.
Chapter IV	Глава IV
HUMAN MERCHANDISE	ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ
Mr. Pollexfen was at one and the same time right and wrong - a condition much more common than is generally supposed.	Полликсфен был прав и неправ в одно и то же время.
He was right in his indifferently expressed thought that a man whose mien and words could daunt such a lord of terror as Jeffreys, should by the dominance of his nature be able to fashion himself a considerable destiny.	Он был прав в своем мнении, что человек, способный вывести из себя такого деспота, как Джефрейс, должен был сделать хорошую карьеру.
He was wrong - though justifiably so - in his assumption that Peter Blood must hang.	И в то же время он был неправ, считая предстоящую казнь Питера Блада неизбежной.
I have said that the tribulations with which he was visited as a result of his errand of mercy to Oglethorpe's Farm contained - although as yet he did not perceive it, perhaps - two sources of thankfulness: one that he was tried at all; the other that his trial took place on the 19th of September.	Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства положительного порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд состоялся 19 сентября.
Until the 18th, the sentences passed by the court of the Lords Commissioners had been carried out literally and expeditiously.	До 18 сентября приговоры суда приводились в исполнение немедленно.
But on the morning of the 19th there arrived at Taunton a courier from Lord Sunderland, the Secretary of State, with a letter for Lord Jeffreys wherein he was informed that His Majesty had been graciously pleased to command that eleven hundred rebels should be furnished for transportation to some of His Majesty's southern plantations, Jamaica, Barbados, or any of the Leeward Islands.	Но утром 19 сентября в Таунтон прибыл курьер от государственного министра лорда Сэндерленда с письмом на имя лорда Джефрейса. В письме сообщалось, что его величество король милостиво приказывает отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные колонии на Ямайке, Барбадосе и на Подветренных островах.
You are not to suppose that this command was dictated by any sense of mercy.	Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось какими-то соображениями гуманности.
Lord Churchill was no more than just when he spoke of the King's heart as being as insensible as marble.	Лорд Черчилль, один из видных сановников Якова II, был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь же чувствительно, как камень.

It had been realized that in these wholesale hangings there was taking place a reckless waste of valuable material. Slaves were urgently required in the plantations, and a healthy, vigorous man could be reckoned worth at least from ten to fifteen pounds.	"Гуманность" объяснялась просто: массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здорового, сильного мужчину можно было продать за 10-15 фунтов стерлингов.
Then, there were at court many gentlemen who had some claim or other upon His Majesty's bounty. Here was a cheap and ready way to discharge these claims.	Немало сановников при дворе короля имели основания претендовать на королевскую щедрость, и сейчас представлялся дешевый и доступный способ для удовлетворения их насущных нужд.
From amongst the convicted rebels a certain number might be set aside to be bestowed upon those gentlemen, so that they might dispose of them to their own profit.	В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некоторое количество осужденных бунтовщиков?
My Lord Sunderland's letter gives precise details of the royal munificence in human flesh.	В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевской милости, заключенной в человеческой плоти и крови.
A thousand prisoners were to be distributed among some eight courtiers and others, whilst a postscriptum to his lordship's letter asked for a further hundred to be held at the disposal of the Queen.	Тысяча осужденных отдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы.
These prisoners were to be transported at once to His Majesty's southern plantations, and to be kept there for the space of ten years before being restored to liberty, the parties to whom they were assigned entering into security to see that transportation was immediately effected.	Всех этих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля, где они и должны были содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица, которым передавались заключенные, обязывались обеспечить их немедленную перевозку.
We know from Lord Jeffreys's secretary how the Chief Justice inveighed that night in drunken frenzy against this misplaced clemency to which His Majesty had been persuaded.	От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночь верховный судья в пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на его взгляд, "милосердие" короля.
We know how he attempted by letter to induce the King to reconsider his decision. But James adhered to it.	Нам известно, что в письме, посланном королю, верховный судья пытался убедить его пересмотреть свое решение, однако король Яков отказался это сделать.
It was - apart from the indirect profit he derived from it - a clemency full worthy of him.	Не говоря уже о косвенных прибылях, которые он получал от этого "милосердия", оно вполне соответствовало его характеру.
He knew that to spare lives in this fashion was to convert them into living deaths. Many must succumb in torment to the horrors of West Indian slavery, and so be the envy of their surviving companions.	Король понимал, что многие заключенные умрут мучительной смертью, будучи не в состоянии перенести ужасы рабства в Вест-Индии, и судьбе их будут завидовать оставшиеся в живых товарищи.

Thus it happened that Peter Blood, and with him Jeremy Pitt and Andrew Baynes, instead of being hanged, drawn, and quartered as their sentences directed, were conveyed to Bristol and there shipped with some fifty others aboard the Jamaica Merchant.	Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт, вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью заключенными в Бристоль, а оттуда морем на корабле "Ямайский купец".
From close confinement under hatches, ill-nourishment and foul water, a sickness broke out amongst them, of which eleven died.	От большой скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осужденных вспыхнули болезни, унесшие в океанскую могилу одиннадцать человек.
Amongst these was the unfortunate yeoman from Oglethorpe's Farm, brutally torn from his quiet homestead amid the fragrant cider orchards for no other sin but that he had practised mercy.	Среди погибших оказался и несчастный Бэйнс.
The mortality might have been higher than it was but for Peter Blood.	Смертность среди заключенных, однако, была сокращена вмешательством Питера Блада.
At first the master of the Jamaica Merchant had answered with oaths and threats the doctor's expostulations against permitting men to perish in this fashion, and his insistence that he should be made free of the medicine chest and given leave to minister to the sick.	Вначале капитан "Ямайского купца" бранью и угрозами встречал настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику с лекарствами для оказания помощи больным.
But presently Captain Gardner came to see that he might be brought to task for these too heavy losses of human merchandise and because of this he was belatedly glad to avail himself of the skill of Peter Blood.	Но потом капитан Гарднер сообразил, что его, чего доброго, еще притянут к ответу за слишком большие потери живого товара. С некоторым запозданием он все же воспользовался медицинскими познаниями Питера Блада.
The doctor went to work zealously and zestfully, and wrought so ably that, by his ministrations and by improving the condition of his fellow-captives, he checked the spread of the disease.	Улучшив условия, в которых находились заключенные, и наладив медицинскую помощь, Блад остановил распространение болезней.
Towards the middle of December the Jamaica Merchant dropped anchor in Carlisle Bay, and put ashore the forty-two surviving rebels-convict.	В середине декабря "Ямайский купец" бросил якорь в Карлайлской бухте, и на берег были высажены сорок два оставшихся в живых повстанца.
If these unfortunates had imagined - as many of them appear to have done - that they were coming into some wild, savage country, the prospect, of which they had a glimpse before they were hustled over the ship's side into the waiting boats, was enough to correct the impression.	Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, так и казалось), что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взгляда на нее, брошенного во время торопливой перегрузки живого товара с корабля в лодки, было достаточно, для того чтобы изменить это представление.
They beheld a town of sufficiently imposing proportions composed of houses built upon European notions of architecture, but without any of the huddle usual in European cities.	Они увидели довольно большой город с домами европейской архитектуры, но без сутолоки, характерной для городов Европы.

The spire of a church rose dominantly above the red roofs, a fort guarded the entrance of the wide harbour, with guns thrusting their muzzles between the crenels, and the wide facade of Government House revealed itself dominantly placed on a gentle hill above the town.	Над красными крышами возвышался шпиль церкви. Вход в широкую бухту защищался фортом, из амбразур которого во все стороны торчали стволы пушек. На отлогом склоне холма белел фасад большого губернаторского дома.
This hill was vividly green as is an English hill in April, and the day was such a day as April gives to England, the season of heavy rains being newly ended.	Холм был покрыт яркозеленой растительностью, какая бывает в Англии в апреле, и день напоминал такой же апрельский день в Англии, поскольку сезон дождей только кончился.
On a wide cobbled space on the sea front they found a guard of red-coated militia drawn up to receive them, and a crowd - attracted by their arrival - which in dress and manner differed little from a crowd in a seaport at home save that it contained fewer women and a great number of negroes.	На широкой мощеной набережной выстроился вооруженный отряд милиции, присланный для охраны осужденных. Здесь же собралась толпа зрителей, по одежде и по поведению отличавшаяся от обычной толпы в любом морском порту Англии только тем, что в ней было меньше женщин и больше негров.
To inspect them, drawn up there on the mole, came Governor Steed, a short, stout, red-faced gentleman, in blue taffetas burdened by a prodigious amount of gold lace, who limped a little and leaned heavily upon a stout ebony cane.	Для осмотра выстроенных на молу осужденных приехал губернатор Стид - низенький полный человек с красным лицом, одетый в камзол из толстого голубого шелка, обильно разукрашенный золотыми позументами. Он слегка прихрамывал и потому опирался на прочную трость из черного дерева.
After him, in the uniform of a colonel of the Barbados Militia, rolled a tall, corpulent man who towered head and shoulders above the Governor, with malevolence plainly written on his enormous yellowish countenance.	Вслед за губернатором появился высокий, дородный мужчина в форме полковника барбадосской милиции. На большом желтоватом лице его словно застыло выражение недоброжелательства.
At his side, and contrasting oddly with his grossness, moving with an easy stripling grace, came a slight young lady in a modish riding-gown.	Рядом с ним шла стройная девушка в элегантном костюме для верховой езды.
The broad brim of a grey hat with scarlet sweep of ostrich plume shaded an oval face upon which the climate of the Tropic of Cancer had made no impression, so delicately fair was its complexion.	Широкополая серая шляпа, украшенная алыми страусовыми перьями, прикрывала продолговатое, с тонкими чертами лицо, на котором тропический климат не оставил никаких следов.
Ringlets of red-brown hair hung to her shoulders.	Локоны блестящих каштановых волос кольцами падали на плечи.
Frankness looked out from her hazel eyes which were set wide; commiseration repressed now the mischievousness that normally inhabited her fresh young mouth.	Широко поставленные карие глаза открыто смотрели на мир, а на лице ее вместо обычного задорного выражения сейчас было видно сострадание.
Peter Blood caught himself staring in a sort of amazement at that piquant face, which seemed here so out of place, and finding his stare returned, he shifted uncomfortably.	Питер Блад спохватился, поймав себя на том, что он не сводит удивленных глаз с очаровательного лица этой девушки, находившейся здесь явно не на месте.
He grew conscious of the sorry figure that he cut.	Обнаружив, что она, в свою очередь, также пристально его разглядывает, Блад поежился, чувствуя, какое печальное зрелище он представляет.

Unwashed, with rank and matted hair and a disfiguring black beard upon his face, and the erstwhile splendid suit of black camlet in which he had been taken prisoner now reduced to rags that would have disgraced a scarecrow, he was in no case for inspection by such dainty eyes as these.	Немытый, с грязными и спутанными волосами и давно не бритой черной бородой, в лохмотьях, оставшихся от некогда хорошего камзола, который сейчас обезобразил бы даже огородное пугало, он совершенно не подходил для того, чтобы на него смотрели такие красивые глаза.
Nevertheless, they continued to inspect him with round-eyed, almost childlike wonder and pity.	И тем не менее эта девушка с каким-то почти детским изумлением и жалостью продолжала его рассматривать.
Their owner put forth a hand to touch the scarlet sleeve of her companion, whereupon with an ill-tempered grunt the man swung his great bulk round so that he directly confronted her.	Затем она коснулась рукой своего компаньона, который с недовольным ворчанием повернулся к ней.
Looking up into his face, she was speaking to him earnestly, but the Colonel plainly gave her no more than the half of his attention.	Девушка горячо говорила ему о чем-то, но было совершенно очевидно, что полковник слушал ее невнимательно.
His little beady eyes, closely flanking a fleshly, pendulous nose, had passed from her and were fixed upon fair-haired, sturdy young Pitt, who was standing beside Blood.	Взгляд его маленьких блестящих глаз, расположенных близко к мясистому крючковатому носу, перешел с нее и остановился на светловолосом крепыше Питте, стоявшем рядом с Бладом.
The Governor had also come to a halt, and for a moment now that little group of three stood in conversation.	Но тут к ним подошел губернатор, и между ними завязался общий разговор.
What the lady said, Peter could not hear at all, for she lowered her voice; the Colonel's reached him in a confused rumble, but the Governor was neither considerate nor indistinct; he had a high-pitched voice which carried far, and believing himself witty, he desired to be heard by all.	Девушка говорила очень тихо, и Блад ее совсем не слышал; слова полковника доносились до него в форме неразборчивого мычания. Губернатор же, обладавший пронзительным голосом, считал себя остроумным человеком и любил, чтобы ему все внимали.
"But, my dear Colonel Bishop, it is for you to take first choice from this dainty nosegay, and at your own price.	– Послушайте, мой дорогой полковник Бишоп. Вам предоставляется право первого выбора из этого прекрасного букета цветов и по той цене, которую вы назначите сами.
After that we'll send the rest to auction."	А всех остальных мы продадим с торгов.
Colonel Bishop nodded his acknowledgment. He raised his voice in answering.	Полковник Бишоп кивнул головой в знак согласия:
"Your excellency is very good.	– Ваше превосходительство очень добры.
But, faith, they're a weedy lot, not likely to be of much value in the plantation."	Но, клянусь честью, это не партия рабочих, а жалкое стадо кляч. Вряд ли от них будет какой-нибудь толк на плантациях.
His beady eyes scanned them again, and his contempt of them deepened the malevolence of his face. It was as if he were annoyed with them for being in no better condition.	Презрительно щуря маленькие глазки, он вновь осмотрел всех осужденных, и выражение злой недоброжелательности на его лице еще более усилилось.

Then he beckoned forward Captain Gardner, the master of the Jamaica Merchant, and for some minutes stood in talk with him over a list which the latter produced at his request.	Затем, подозвав к себе капитана "Ямайского купца" Г арднера, он несколько минут разговаривал с ним, рассматривая полученный от него список.
Presently he waved aside the list and advanced alone towards the rebels-convict, his eyes considering them, his lips pursed.	Потом полковник сунул список обратно Г арднеру и подошел к осужденным повстанцам.
Before the young Somersetshire shipmaster he came to a halt, and stood an instant pondering him.	Подле молодого моряка из Сомерсетшира Бишоп остановился.
Then he fingered the muscles of the young man's arm, and bade him open his mouth that he might see his teeth. He pursed his coarse lips again and nodded. He spoke to Gardner over his shoulder.	Ощупав мускулы на руках Питта, он приказал ему открыть рот, чтобы осмотреть зубы; облизнулся, кивнул головой и, не поворачиваясь, буркнул шедшему позади него Гарднеру:
"Fifteen pounds for this one."	– За этого - пятнадцать фунтов.
The Captain made a face of dismay.	Капитан скорчил недовольную гримасу:
"Fifteen pounds!	– Пятнадцать фунтов?
It isn't half what I meant to ask for him."	Это не составит и половины того, что я хотел просить за него.
"It is double what I had meant to give," grunted the Colonel.	– Это вдвое больше того, что я был намерен заплатить, - проворчал полковник.
"But he would be cheap at thirty pounds, your honour."	– Но ведь и тридцать фунтов за него - слишком дешево, ваша честь.
"I can get a negro for that.	– За такую цену я могу купить негра.
These white swine don't live. They're not fit for the labour."	Эти белые свиньи не умеют работать и быстро дохнут в нашем климате.
Gardner broke into protestations of Pitt's health, youth, and vigour. It was not a man he was discussing; it was a beast of burden.	Гарднер начал расхваливать здоровье Питта, его молодость и выносливость, словно речь шла не о человеке, а о вьючном животном.
Pitt, a sensitive lad, stood mute and unmoving.	Впечатлительный Питт стоял молча, не шевелясь.
Only the ebb and flow of colour in his cheeks showed the inward struggle by which he maintained his self-control.	Лишь румянец, то появлявшийся, то исчезавший на его щеках, выдавал внутреннюю борьбу, которую вел с собой молодой человек, пытаясь сохранить самообладание.
Peter Blood was nauseated by the loathsome haggle.	У Питера Блада эта гнусная торговля вызывала чувство глубочайшего отвращения.
In the background, moving slowly away down the line of prisoners, went the lady in conversation with the Governor, who smirked and preened himself as he limped beside her.	В стороне от всего этого прогуливалась, разговаривая с губернатором, девушка, на которую Блад обратил внимание. Губернатор прыгал около нее, глупо улыбаясь и прихорашиваясь.
She was unconscious of the loathly business the Colonel was transacting.	Девушка, очевидно, не понимала, каким мерзким делом занимался полковник.
Was she, wondered Blood, indifferent to it?	А быть может, подумал Блад, это было ей совершенно безразлично?

Colonel Bishop swung on his heel to pass on.	В эту секунду полковник Бишоп повернулся на каблуках, собираясь уходить.
"I'll go as far as twenty pounds.	– Двадцать фунтов - и ни пенса больше.
Not a penny more, and it's twice as much as you are like to get from Crabston."	Это моя предельная цена. Она вдвое больше той, какую вам предложит Крэбстон.
Captain Gardner, recognizing the finality of the tone, sighed and yielded.	Капитан Гарднер, поняв по его тону, что это действительно окончательная цена, вздохнул и согласился.
Already Bishop was moving down the line.	Бишоп направился дальше, вдоль шеренги заключенных.
For Mr. Blood, as for a weedy youth on his left, the Colonel had no more than a glance of contempt.	Блада и стоявшего рядом с ним худого юношу полковник удостоил только мимолетным взглядом.
But the next man, a middle-aged Colossus named Wolverstone, who had lost an eye at Sedgemoor, drew his regard, and the haggling was recommenced.	Однако, следующий за ними мужчина средних лет и гигантского телосложения, по имени Волверстон, потерявший глаз в сражении при Седжмуре, привлек к себе его внимание, и торговля началась снова.
Peter Blood stood there in the brilliant sunshine and inhaled the fragrant air, which was unlike any air that he had ever breathed.	Питер Блад стоял в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая незнакомый душистый воздух.
It was laden with a strange perfume, blend of logwood flower, pimento, and aromatic cedars.	Он был насыщен странным ароматом, состоящим из смеси запахов кампешевого дерева[15], ямайского перца и душистого кедра.
He lost himself in unprofitable speculations born of that singular fragrance.	Необычайный этот аромат заставил его забыть обо всем и погрузиться в бесполезные размышления.
He was in no mood for conversation, nor was Pitt, who stood dumbly at his side, and who was afflicted mainly at the moment by the thought that he was at last about to be separated from this man with whom he had stood shoulder to shoulder throughout all these troublous months, and whom he had come to love and depend upon for guidance and sustenance.	Он совершенно не был расположен к разговорам. Так же чувствовал себя и Питт, молча стоявший возле Блада и думавший о неизбежной разлуке с человеком, рядом с которым, плечом к плечу, он прожил смутные месяцы и полюбил его, как друга и старшего брата.
A sense of loneliness and misery pervaded him by contrast with which all that he had endured seemed as nothing.	Чувства одиночества и тоски властно охватили его, и по сравнению с этим все, что он пережил раньше, показалось ему незначительным.
To Pitt, this separation was the poignant climax of all his sufferings.	Разлука с доктором была для Питта мучительным завершением всех обрушившихся на него несчастий.
Other buyers came and stared at them, and passed on. Blood did not heed them.	К осужденным подходили другие покупатели, рассматривали их, проходили мимо, но Блад не обращал на них внимания.
And then at the end of the line there was a movement.	Затем в конце шеренги осужденных произошло какое-то движение.

Gardner was speaking in a loud voice, making an announcement to the general public of buyers that had waited until Colonel Bishop had taken his choice of that human merchandise.	Это Гарднер громким голосом сообщал что-то толпе остальных покупателей, ожидавших, пока полковник Бишоп отберет нужный ему человеческий товар.
As he finished, Blood, looking in his direction, noticed that the girl was speaking to Bishop, and pointing up the line with a silver-hilted riding-whip she carried.	После того как Г арднер закончил свою речь, Блад заметил, что девушка говорила о чем-то Бишопу и хлыстом с серебряной рукояткой показывала на шеренгу.
Bishop shaded his eyes with his hand to look in the direction in which she was pointing. Then slowly, with his ponderous, rolling gait, he approached again accompanied by Gardner, and followed by the lady and the Governor.	Бишоп, прикрыв глаза рукой от солнца, поглядел на осужденных и двинулся к ним тяжелой, раскачивающейся походкой вместе с Гарднером и в сопровождении шедших позади девушки и губернатора.
On they came until the Colonel was abreast of Blood. He would have passed on, but that the lady tapped his arm with her whip.	Медленно идя вдоль шеренги, полковник поравнялся с Бладом и прошел бы мимо, если бы девушка не коснулась своим хлыстом руки Бишопа.
"But this is the man I meant," she said.	– Вот тот человек, которого я имела в виду, -сказала она.
"This one?" Contempt rang in the voice.	– Этот? – спросил полковник, и в его голосе прозвучало презрение.
Peter Blood found himself staring into a pair of beady brown eyes sunk into a yellow, fleshly face like currants into a dumpling.	Питер Блад пристально всматривался в круглые глазки полковника, глубоко сидевшие, как изюминки в пудинге, на его желтом мясистом лице.
He felt the colour creeping into his face under the insult of that contemptuous inspection.	Блад чувствовал, что этот оскорбительный осмотр вызывает краску на его лице.
"Bah!	– Ба! – услышал он голос Бишопа.
A bag of bones.	– Мешок костей.
What should I do with him?"	Пусть его берет кто хочет.
He was turning away when Gardner interposed.	Он повернулся, чтобы уйти, но тут вмешался Гарднер:
"He maybe lean, but he's tough; tough and healthy.	– Он, может быть, и тощ, но зато вынослив.
When half of them was sick and the other half sickening, this rogue kept his legs and doctored his fellows.	Когда половина арестантов была больна, этот мошенник оставался на ногах и лечил своих товарищей.
But for him there'd ha' been more deaths than there was. Say fifteen pounds for him, Colonel.	Если бы не он, то покойников на корабле было бы больше... Ну, скажем, пятнадцать фунтов за него, полковник?
That's cheap enough.	Ведь это, ей-богу, дешево.
He's tough, I tell your honour - tough and strong, though he be lean.	Еще раз говорю, ваша честь: он вынослив и силен, хотя и тощ.
And he's just the man to bear the heat when it comes.	Это как раз такой человек, который вынесет любую жару.
The climate'll never kill him."	Климат никогда не убьет его.

There came a chuckle from Governor Steed.	Губернатор Стид захихикал:
"You hear, Colonel.	– Слышите, полковник?
Trust your niece.	Положитесь на вашу племянницу.
Her sex knows a man when it sees one."	Женщина сразу оценит мужчину, едва лишь на него взглянет.
And he laughed, well pleased with his wit.	Он рассмеялся, весьма довольный своим остроумием.
But he laughed alone.	Но смеялся он один.
A cloud of annoyance swept across the face of the Colonel's niece, whilst the Colonel himself was too absorbed in the consideration of this bargain to heed the Governor's humour.	По лицу племянницы Бишопа пронеслось облачко раздражения, а сам полковник был слишком поглощен мыслями об этой сделке, чтобы обратить внимание на сомнительный юмор губернатора.
He twisted his lip a little, stroking his chin with his hand the while.	Он пошевелил губами и почесал рукой подбородок.
Jeremy Pitt had almost ceased to breathe.	Джереми Питт почти перестал дышать.
"I'll give you ten pounds for him," said the Colonel at last.	– Хотите десять фунтов? – выдавил из себя наконец полковник.
Peter Blood prayed that the offer might be rejected.	Питер Блад молил бога, чтобы это предложение было отвергнуто.
For no reason that he could have given you, he was taken with repugnance at the thought of becoming the property of this gross animal, and in some sort the property of that hazel-eyed young girl. But it would need more than repugnance to save him from his destiny.	Мысль о том, что он может стать собственностью этого грязного животного и в какой-то мере собственностью кареглазой молодой девицы, вызывала у него величайшее отвращение.
A slave is a slave, and has no power to shape his fate.	Но раб есть раб, и не в его власти решать свою судьбу.
Peter Blood was sold to Colonel Bishop - a disdainful buyer - for the ignominious sum of ten pounds.	Питер Блад был продан пренебрежительному покупателю, полковнику Бишопу, за ничтожную сумму в десять фунтов стерлингов.
Chapter V	Глава V
ARABELLA BISHOP	АРАБЕЛЛА БИШОП
One sunny morning in January, about a month after the arrival of the Jamaica Merchant at Bridgetown, Miss Arabella Bishop rode out from her uncle's fine house on the heights to the northwest of the city.	Солнечным январским утром, спустя месяц после прихода "Ямайского купца" в Бриджтаун, мисс Арабелла Бишоп выехала из красивого дядиного дома, расположенного на холме к северо-западу от города.
She was attended by two negroes who trotted after her at a respectful distance, and her destination was Government House, whither she went to visit the Governor's lady, who had lately been ailing.	Ее сопровождали два негра, бежавших за ней на почтительном расстоянии. Она направлялась с визитом к жене губернатора: миссис Стид в последнее время жаловалась на недомогание.