Одиссея "Варяга"

Как было однажды сказано Великим князем Михаилом, и фраза эта скоро стала у армейцев крылатой - "У нас же за спиной - ФЛОТ!" После получения полного второго комплекта снарядов, русские моряки бросили на весы артиллерийского противостояния свою "соломинку", калибром от шести до двенадцати дюймов. Каждому орудию крупного калибра был отпущен лимит в пятнадцать, а среднего в сорок выпущенных по берегу снарядов. Во избежание предотвращения преждевременного расстрела стволов до встречи с Того. Но в Артуре, после прибытия эскадр с Балтики и из Владивостока, скопилось очень много этих орудий...

****

Двенадцатидюймовок было сорок четыре. Шестнадцать на быстроходных, до семнадцати узлов, кораблях первого отряда броненосцев - "Цесаревиче", "Александре III", "Орле" и "Суворове". Ими теперь командовал контр-адмирал Иессен, облюбовавший "Александра" в качестве своего флагмана еще с Кронштадта.

Сам Степан Осипович, как и собирался, поднял флаг командующего флотом на "Князе Потемкине-Таврическом", наиболее мощном корабле второго отряда броненосцев, да и всего флота. В этот же отряд входил "Ретвизан", способный легко развить 17 узлов, и на котором держал флаг командующий отрядом контр-адмирал Матусевич, а так же "Три Святителя". Этот пришедший с Черного моря корабль, чьи немолодые, но прекрасно построенные англичанами механизмы при необходимости могли надежно обеспечить скорость в 15-16 узлов на несколько часов, имел самый толстый и практически не пробиваемый броневой пояс среди всех русских линкоров. Замена сталежелезной брони каземата на крупповскую меньшей толщины, но такой же сопротивляемости, позволила добронировать трехдюймовой броней его оконечности, обеспечив кораблю практически такой же уровень боевой устойчивости, как и у двух его более молодых сотоварищей. На вооружении этого грозного трио было двенадцать 12-ти дюймовых орудий.

Еще 16 таких орудий было на кораблях третьего отряда - "Петропавловске", "Полтаве", "Севастополе" и "Сисое Великом". Увы, именно эти броненосцы были главным тормозом русского линейного флота - отрядная скорость в пятнадцать узлов была для них пределом мечтаний, и даже при таком ходе на любом из них могли возникнуть проблемы.

Третьим отрядом командовал недавно повышенный в звании контр-адмирал Григорович, бывший командир "Цесаревича". У этого, на первый взгляд вполне логичного назначения, была, однако, и некая предыстория. По началу Макаров перевел его на должность начальника над портом. Комфлот нуждался в энергичном и системно мыслящем руководителе для наведения порядка в этом беспокойном хозяйстве, ибо то, с чем он столкнулся по прибытии в Артур в результате деятельности контр-адмирала Греве, его, мягко говоря, не удовлетворило.

Но Петрович помнил о том, что в "его" мире Иван Константинович довольно быстро "сжился" с береговой должностью, а за построенный для себя и прочего портового начальства трехнакатный блиндаж, усиленный старыми рельсами, был даже причислен рядом современников к сообществу "пещерных адмиралов". К таковым кроме него относили Витгефта, Лощинского и Вирена.

Но причислен к ним он был, по правде говоря, скорее эмоционально, чем действительно заслуженно. Хотя одним из критиков Григоровича и выступал фон Эссен. Увы, вкупе с отъездом после сдачи Артура в Питер "на слово", а не в японский плен, "пещерность" стала досадным пятном на безупречной в остальном биографии Ивана Константиновича...

Когда Макаров с Чухниным и Рудневым обсуждали в узком кругу предстоящую кадровую расстановку высших офицеров флота, Петрович довольно долго убеждал Степана Осиповича поставить Григоровича на этот отряд. Макаров, считавший Григоровича прекрасным хозяйственником и организатором тыла флота, поначалу воспротивился этому наотрез. Тем паче, что и "контру" он ему выхлопотал как раз под должность начальника порта.

Руднев минут пятнадцать настойчиво уговаривал Макарова принять иное решение. Но только неожиданное союзничество Чухнина, предложившего перевести на должность начальника над портом Голикова, которому было вполне по силам потянуть эту работу, поколебало решимость комфлота. И после некоторого размышления, Макаров согласился вернуть Григоровича на палубу. Видит Бог, это решение было принято в добрый час...

Иван Константинович, чьи организаторские таланты и доброе, трудовое упрямство ценил командующий, оказался именно тем человеком, которому по силам было быстро привести в чувство "стариков". Ведь с ними были сейчас связаны главные проблемы флота: "Петропавловск" и "Севастополь" только недавно вышли из ремонта, и до полной боеготовности их еще предстояло довести, а состояние механизмов "Сисоя" после трансокеанского перехода вызывало закономерные опасения.

Эти 11 броненосцев 1-го, 2-го и 3-го отрядов броненосцев составили Первую линейную эскадру, самое мощное боевое соединение российского императорского флота за всю историю его существования, командование эскадрой Степан Осипович поручил вице-адмиралу Григорию Павловичу Чухнину, чей флаг развевался сейчас на фор-стеньге "Цесаревича". При назначении нового командира броненосца Макаров и Чухнин приняли неординарное, и как впоследствии стало понятно, вполне оправдавшее себя решение. Степан Осипович забрал с собой на "Потемкин" каперанга Михаила Петровича Васильева, отправив не пользующегося особым авторитетом у команды жесткого и педантичного Голикова на вакантную должность начальника над портом, о чем уже было сказано выше. На "Цесаревич" же был переведен с присвоением звания капитана 1-го ранга (и было за что) Николай Оттович фон Эссен до этого командовавший "Новиком".

Вторая линейная эскадра, как не пытался возражать, убеждать и даже упрашивать Руднев, была вверена комфлотом ему. Макаров просто вежливо остановил Рудневский (или Карпышевский) "поток сознания" сказав с улыбкой, что "вопрос этот мною решен, и у Вас, Всеволод Федорович, есть право только одного выбора - на каком корабле поднять свой флаг". В эту эскадру входили два отряда: четвертый отряд броненосцев в составе трех броненосцев-крейсеров типа "Пересвет" и первый отряд крейсеров, в который вошли Владивостокские большие крейсера. После определенных раздумий, посовещавшись с Макаровым, Чухниным и Небогатовым, чьим флагманом был определен "Пересвет", Руднев в смятенных чувствах поехал прощаться на "Варяг".

Когда его катер проходил мимо высоченного борта "Громобоя", команда крейсера без чьей либо команды дружно кричала "Ура нашему адмиралу!" Как же быстро в русской армии и на флоте узнает рядовой состав о только что принятых командирских решениях... Руднев встал на корме катера и поприветствовал экипаж своего нового флагмана: "Здорово, Молодцы! Ну что? Порвем япошек, как Тузик грелку!?" В ответ несколько сотен глоток выдали такое, что описать литературным способом просто не представляется возможным. Офицеры успокаивали команду до самого прибытия нового начальника эскадры на борт, а за громадным броненосным крейсером с тех пор закрепилось шутейное прозвище "Тузик"...

Отряд Небогатова состоял из тройки однотипных броненосцев-крейсеров: "Пересвета", "Победы" и "Осляби". Ну, почти однотипных. При ближайшем рассмотрении - "Победа" могла дальше стрелять, но ходила почти на полтора узла медленнее систершипов. На троих они имели двенадцать десятидюймовок, причем усиленные стволы "Победы" позволяли вести огонь почти на десять миль. После модернизации - снятия носовой погонной пушки, торпедных аппаратов, шлюпок и катеров, части противоминной артиллерии и боевых марсов - два броненосца из трех могли устойчиво держать восемнадцать узлов. Увы, даже после обдирания водорослей с днища "Победы", каковую операцию провели со всеми кораблями в гавани Порт-Артура, она была тормозом отряда. Да и заделка минных пробоин в кессонах, а не в нормальном доке, особому соблюдению чистоты обводов не способствовала. Зато "Победа" в паре с "Памятью Корейца" хорошо потренировалась в сверхдальней стрельбе по перешейку. Когда надо было поддержать атаку пехоты на расстоянии недоступном для артиллерии остальных броненосцев, эта пара с пятью десятидюймовыми орудиями повышенной дальнобойности была незаменима.

Ремонт "Пересвета" неожиданно затянулся: при монтаже правого орудия пушку, вывешенную на плавкране, умудрились жестко "приложить" к броневому брустверу башни, что потребовало ее "лечения в стационаре". В итоге флагман Небогатова вступил в строй только 9 ноября, немедленно включившись в работу "по заявкам" армии, а через два дня броненосцы-крейсеры впервые вместе вышли на совместное маневрирование и стрельбу по щитам.

После перевода Кроуна на "Аскольд", а о переводе этом Макарова и Небогатова лично просили Рейценштейн, Грамматчиков и сам Кроун, на "Пересвет" вернулся поправившийся после ранения его прежний командир Бойсман, за которого Небогатов ходатайствовал перед Степаном Осиповичем, как за своего хорошего товарища еще по прежней службе. То, что бледный и здорово исхудавший Бойсман, еще не вполне оправился от двух осколочных ранений в правый бок, полученных в бою у Эллиотов, было очевидно: врачи с грехом пополам выпустили его из госпиталя. Простояв на мостике весь бой с наскоро сделанной перевязкой, Василий Арсеньевич потерял много крови и чуть не заработал сепсис. Ситуацию спасло только переливание крови, благо методику Вадик уже прислал. Понимая, что опытный командир броненосца для предстоящего флоту ценность не преходящая, Руднев не стал возражать, хотя и подумывал на счет Великого князя Кирилла, так как после Рюкю в его готовности получить корабль 1-го ранга уже не сомневался...