Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Воздух вибрировал от пролетавших снарядов, то глухо, то резко и громко заахали удары взрывающихся в воде снарядов. Вот вновь среди скал сверкнули сполохи дульного пламени, опять гул и уханье снарядных падений...
– А что же им делать осталось, Николай Владиславович? Пристреливаться станут, так выпустят нас из узости окончательно. Мы, с учетом течения двадцать три узла держим. Так что светопреставление началось. Бьют по квадрату. Но не все то лихо, что пятница... Терпим! Смотрите, какой разброс громадный...
Следить
– крикнул в мегафон Коломейцов, - И, лейтенант, уберите пока ваших людей вниз, могут осколков нахватать, а целей для минной атаки у нас нет пока.
Артиллеристы! Братцы комендоры! Не части, не части!
– Может пристрелка у них и не удалась, но "Бодрого" только что чуть не накрыли. Снаряд у него прямо перед носом упал, в нашей кильватерной струе, Евгений Владимирович... Может быть хоть дымнем? Масло на колосники...
– Нельзя. Закроем своим же дымом японцев от наших броненосцев. Ничего не поделаешь, друг мой, шапок-невидимок у нас нет... Лево на борт! Два румба. Так... Одерживай... И обратите внимание, кстати, их первый миноносец-то парит, или мне только кажется?
– Никак нет, не кажется! Похоже котел-с...
– Смотрите! Смотрите! "Ушаков"! Дал им прикурить!
Вновь все глаза на истребителе устремились в сторону изрыгающего сталь и шимозу острова. Там, на скалах Токушимы, где выше, где ниже батарейных верков полыхнули красным, а затем с грохотом вздыбились и расползлись в стороны облаками камней, пыли и дыма четыре разрыва тяжелых снарядов.
– Ну, слава Богу! Засекли с "Ушакова" их пальбу и тоже без пристрелки шарахнули! Залпом! И правильно сделали. Сейчас не до жиру, не до прямых попаданий. А вот прыти и меткости этот душ из камней и осколков самураям поубавит. Все правильно ушаковские артиллеристы сделали. Сами ли Дмитриев с Гавриловым решились, адмирал ли приказал, а все правильно...
С минуту Беклемишев метался по мостику "Ушакова" как затравленный зверь. Приступ ярости всегда столь спокойного и уравновешенного командующего привел старших офицеров броненосца почти что в состояние ступора. Когда контр-адмирал смог, наконец, взять себя в руки, он понял, что какое то время ему предстоит выполнять еще и обязанности командира корабля, поэтому бесцеремонно отодвинув Сильмана в сторону, склонился к амбушурам машинного и котельных.
– Федор Андреевич, голубчик, самый полный! Самый-самый полный! Минут на десять всего! Да, пусть шуруют как черти!
– то ли причитал, то ли рычал в раструб Беклемишев.
В ответ труба донесла исполненный олимпийского спокойствия голос старшего механика броненосца Яковлева:
– Будет исполнено, Ваше превосходительство! Полузла еще наколдуем сейчас, но минут на пятнадцать, не более, у нас...
– А больше и не нужно, может меньше даже, мы Вам тут же сообщим!
–
Ваше превосходительство, Николай Александрович, смотрите, по-моему их видно уже, вон - поглядите...– первым подал признаки жизни старший офицер Мусатов.
– Да! Вспышки вроде вижу. И слышу очень хорошо! Лупят по Коломейцову и Матусевичу во всю! А как их достать-то? Дистанцию как брать? Туман этот чертов никак не пронесет, мы и берега то острова не видим.
Или по счислению стрелять прикажете?
И дернула меня нелегкая по диспозиции ворочать! Видели же, Федор Федорович, что туман с пролива наносит! Почему за "Сенявиным" не пошли!
– Но, Николай Александрович, Вы же сами не позволили...
– Да, сам! Черт возьми, САМ приказал! Знаю! Почему не убедили, не воспротивились, раз видели! Я не Господь всеведущий, в конце то концов. И адмиралы тоже ошибаются...
– Но...
– Ах, оставьте... И не обижайтесь, господа, ради Бога... Нервы сдают...
Только бы пронесло "невок", а мы как из тумана вылезем, уж насыплем этим пушкарям под хвост.
– Ваше превосходительство, разрешите... Пару залпов...
– Что? Куда пару залпов?
– Простите, но мы со штурманами прикинули. Получается... Как Вы и сказали, почти по счислению. До острова чуть больше трех миль, орудия у нас дальнобойные, траектория настильная...
Разрешите пару залпов по их выстрелам! Башни готовы, и Гезехус и Дмитриев держат по целику...
– А и давайте, Андрей Александрович! И попробуйте корректировать по вспышкам. У них дульные - желтые, Наши от взрывов - красные. А минут через... несколько мы через эту дымку пробьемся, там все проще будет. Открывайте огонь главным!
– Есть, открыть огонь, Ваше превосходительство, - вскинув руку к козырьку фуражки, задорно отчеканил лейтенант Гаврилов.
– Командир! Вы можете встать? Нам нужно покинуть судно... Артиллеристы уже прыгнули за борт. Берег рядом, я помогу вам плыть...
– Что? Как покинуть... Моришита-сан, вы в своем уме... Лейтенант Хига без приказа бросил корабль?
– Хига-сан убит... Прямо у орудия. Мы вот-вот взорвемся... Сами посмотрите!
Йозо Ямасита с трудом поднялся, размазывая по лицу начавшую запекаться кровь, почти склеившую ему правый глаз...
Глаз был цел. И видел. И это было хорошо. Но вот то, что предстало перед взором капитан-лейтенанта... Это было плохо. Вернее СОВСЕМ плохо. Минный офицер отнюдь не сгустил краски. Положение "Тада-Мару" было ужасным. Судно имело ощутимый крен на левый борт и медленно увеличивающийся дифферент на нос. Мало того: рев пожара в первом трюме и стена пламени, закрывшая всякий доступ к носовому орудию, свидетельствовали о том, что взрыв артпогреба - вопрос нескольких минут, если не меньше того. Комендоров можно было понять.