Одиссея "Варяга"

Посветлело небо на востоке, скоро взойдет солнце, наши дозорные крейсера что-то заметили. По эскадре пробили боевую тревогу, в направлении врага направился "Новик". Эскадра начала перестраиваться в боевой порядок, выдвигая ближе к неприятелю наш быстроходный броненосный отряд, которым командовал контр-адмирал Руднев. Крейсера Грамматчикова, образовывающие до этого сторожевую завесу, увеличили ход и обгоняя эскадру собирались вместе в голове колонны слева, потом отойдя в пределах видимости поближе к каравану. Я с завистью смотрел, как они легко обгоняют нашего неторопливого "Сисоя".

Неприятеля не было видно, почему на "Святителях" был поднят сигнал: "команда имеет время завтракать". Часть людей и офицеров остались у пушек, а остальные побежали перекусить. В кают-компании "Сисоя" завтрак был чисто походный: без скатерти; каждый брал тарелку, вилку, ножик и забирал себе завтрак, усаживаясь, где попало. Настроение было вполне приподнятое и веселое. Слышался смех (может быть немного и нервный, так как каждый старался замаскировать свое волнение).

Вдруг трапеза наша в своем конце была прервана: сыграли боевую тревогу. Публика побросала тарелки и побежала к пушкам, а кто был по расписанию внизу, подрали на верхнюю палубу, посмотреть неприятеля.

С юго-востока раздавалась стрельба, но с "Сисоя" ничего было не разобрать - мешало встающее солнце. Как я позже узнал: это японские броненосные крейсера обстреливали "Новик", который не обращая внимание на падающие снаряды, продолжал разведку, надеясь выяснить расположение главных сил противника. К счастью "Новик" отделался одним или двумя попаданиями не повредившими особо ничего. Наши разведчики отступили, а неприятельские броненосные крейсеры и примкнувшие к ним несколько малых крейсеров, попытались обойти наш строй с кормы и добраться до транспортов, находившихся между нами и берегом.

Крейсеры Руднева и небогатовский отряд пошли им наперерез с целью помешать - и им удалось это, после нескольких выстрелов "Памяти Корейца" с большой дистанции - японцы отвернули. Но видимо это был обманный маневр со стороны японцев, т.к. на юге показались идущие нам наперерез под хвост их главные силы. Не помню, наверное, кто, но кажется отряд Небогатова, оказавшийся в хвосте нашей эскадры и бывший на траверсе японцев, открыл огонь и дал несколько выстрелов из десятидюймовых орудий. Один из первых снарядов лег у борта головного японца, накрыв его полубак фонтаном воды, после чего "Токива" повернулся и ушел в хвост колонны устранять повреждения. Публика на "Сисое" ликовала, говоря: "молодцы, сразу дали японцам гостинец" .

Японские броненосцы тем временем, пошли на выручку своим оконфузившимся крейсерам, надеясь, видимо, раздавить наши броненосные крейсера числом. И это им почти удалось. Адмирал Руднев увлекся неожиданно представившейся возможностью сделать палочку над Т японским главным силам и, по-видимому, сам не заметил, как положение поменялось на обратное - теперь японские броненосцы делали нашим крейсерам кроссинг с хвоста. У наших крейсеров была только надежда, что японцы не успеют сбить им скорость, чтобы успеть выскочить из-под огня. И это им удалось, существенно пострадала только "Россия". А мы ничем не могли помочь, удаляясь от места боя и держа себя между японцами и нашими драгоценными транспортами.

Но Григорий Павлович не мог бросить своих в беде. По его приказу при транспортах остался только "Мономах" со "Штандартом" и миноносцами, а мы повернули "все вдруг" и со "Святителями" во главе пошли на японцев. Навстречу нашим отступающим крейсерам в надежде прикрыть их. Наш "Сисой" был вторым в линии! Ход отряда увеличили до 14 узлов.

Вскоре мимо нас контркурсами слева прошли на полном ходу броненосные крейсера. Закопченные и побитые, на корме "России" бушевало огромное пламя и что-то беспрестанно взрывалось. Корабль управлялся машинами, шел каким-то зигзагом, причем явно отставая от трех передних кораблей. Спину ему прикрывал верный "Рюрик". На их фоне броненосцы Небогатова, находившиеся дальше от противника и избежавшие серьезного обстрела, выглядели как новенькие. По приказу Чухнина, Небогатов стал в кильватер нашему отряду, и мы, не закончив сближения с японцами на дистанцию действенного огня, вновь повернули "все вдруг" и пошли за Рудневым. Сзади нас медленно, но верно нагонял весь японский флот...

Григорович на "Петропавловске" увеличил ход до предельного, примерно до 15 узлов, но третий в строю "Севастополь" начал отставать и увеличивать дистанцию. Так как адмирал приказа сбавить ход не давал, то наш отряд как бы распался на два отдельных - "Полтава" и "Петропавловск" в голове и за ними, медленно отставая "Севастополь", "Сисой" и "Святители".

На какое-то время дым пожара на "России" закрыл неприятеля, когда же он наконец рассеялся, глазам представилась следующая картина - японцы броненосцами шли нам под корму, явно намереваясь перейти на левый борт. А Камимура это не только уже сделал, но и находится к нам много ближе, на слегка расходящимся с нами курсе. Я поначалу не понял, что это он гнался за крейсерами Грамматчикова, которые подошли с запада.

Шеститысячники были у нас впереди траверса, и шли они, по-моему, почему-то даже тише, чем настигающие их японцы! У нас в рубке заволновались, но адмирал тоже все видел. И наш отряд выстроив пеленг влево, повернул "Вдруг" на 2 румба, подкатываясь Камимуре под борт. Вскоре раздался по нему первый выстрел со "Святителей", и мы все побежали вниз на свои места, так как наши артиллеристы так же открыли пристрелку. В это время броненосцы Небогатова находились еще не в линии, а "Громобой", "Витязь" и "Память Корейца" резали наш курс далеко впереди, переходя нам на левую.

Я спустился в батарейную палубу, так как по боевому расписанию был при исправлении канализации тока и старшим в палубах по тушению пожаров и заделке пробоин. Ревели наши пушки. Первое время особенно старалась, и совершенно бессмысленно, наша 75-мм батарея, так как все равно снаряды ее не долетали до неприятеля. Однако это не мешало командиру ее, лейтенанту Щ. вопить во всю глотку: "подавай патроны скорее" и держать безумно беглый огонь. Рассудив, что таким образом 75-мм батарея бессмысленно выпустит весь запас снарядов без всякого вреда неприятелю, а между тем, ночью именно она и понадобится, я взял на себя и приказал подаче не подавать больше снарядов при общем одобрении команды, которая говорила: "так ведь нам ночью нечем будет отбиваться от миноносцев".

Первые полчаса боя никаких повреждений "Сисой" не получил, и было особенно тягостно стоять без дела и ждать чего-то. Я тогда завидовал офицерам, которые были при орудиях, - те не имели времени для жуткого чувства стоянки без дела. Чтобы занять себя и подбодрить людей трюмно-пожарного дивизиона, я пошел обходить палубы, помещения динамо-машин, заходил в подбашенные отделения посмотреть подачу и, наконец, зашел в 6" батарею. В ней царило оживление; офицеры и прислуга орудий спокойно снаружи, но, по-видимому, в несколько приподнятом нервном состоянии, деловито вели огонь. Звонили указатели, выкрикивались плутонговым командиром лейтенантом Бушем установки прицелов.

Я подошел к Бушу, спросил, хорошо ли работает электрическое горизонтальное наведение и, получив утвердительный ответ, вместе с ним стал смотреть в бинокль на неприятельские крейсера и новые английские броненосцы, которые оказались лежащими на параллельном курсе. На них то и дело вспыхивали огоньки выстрелов и был слышен свист снарядов, ложащихся впереди "Сисоя".

Заглянув через амбразуру вперед, я увидел у борта "Севастополя" целый ряд столбов воды от падающих снарядов, который приближался к броненосцу, и вдруг правый борт его начал окутываться черным дымом с желтоватым оттенком, и в этом дыму вспыхивало пламя. Очевидно, сноп падающих снарядов, ложившийся раньше недолетами, дошел до "Севастополя" и обрушился на него. Буш рассказал мне, как его артиллеристы выстрелили два шестидюймовых снаряда по внезапно появившимся в прицелах "Очакову" и "Аскольду", уходивших полным ходом от японской колонны. Выстрелы были от неожиданности, но, к счастью, похоже промазали.