Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского
Шрифт:

«Встретил я и Федру, и Прокриду, и прекрасную Ариадну, дочь злобного Миноса, которую Тезей увез с Крита. Он хотел привезти ее на священные холмы Афин, но не успел ею насладиться, как по наущению Диониса Артемида убила ее на окруженном морем острове Диа[67]. Я видел Майру и Климену, и еще мерзкую Эрифилу[68], которая за золотое ожерелье сгубила своего законного супруга. Но всех, кого я видел, не упомянешь, а тем более не опишешь. Много там было жен и дочерей героев. Я не успею досказать, как растает эта волшебная ночь. А мне уже пора спать, на корабле ли с выбранной вами командой, во дворце ли. Время отплытия я оставляю в руках богов и в ваших надежных руках».

Тут Одиссей прервал свой рассказ. Феакийцы не проронили ни звука. Как зачарованные, они сидели в полутемном зале, пока белорукая Арета не прервала молчание.

— Феакийцы, — сказала она, — каков наш Cтранник? Какой характер, размах,

склонности сердца! Наш Cтранник, но мой гость, должна я сказать. Но вы все сможете поделиться честью принимать такого гостя. Не спешите спровадить его домой, не скупитесь на подарки в час его нужды. Ведь небеса наполнили ваши дома достатком.

Почтенный лорд Эхеней, старейший среди феакийцев, поддержал ее:

– Друзья, совет нашей мудрой королевы бьет прямо в цель, как и следовало ожидать. Я предлагаю последовать ее совету. Но пусть решает Алкиной, что сказать и что сделать.

Алкиной ответил решительно:

— Пока я живу и правлю вами, мои мореходы-феакийцы, воля королевы священна. Пусть наш гость удержит свое нетерпение и останется еще на день, чтобы дать мне время проявить щедрость. Завтра я пополню полученные им дары. А его отправление домой касается всех, но меня в первую очередь, поскольку я — король этой страны.

Разумно отвечал ему Одиссей:

— О мой досточтимый государь, лорд Алкиной, я готов задержаться по твоему велению и на год, если б ты тем временем умножал мои дары и в конце концов отправил домой. Мне очень важно прибыть на родину с полной сумой. Чем богаче я вернусь, тем уважительнее меня встретят на Итаке.

Алкиной громко ответил:

— Одиссей, мы не считаем тебя самозванцем и шарлатаном, одним из плетущих байки бродячих лгунов, у которых и не отличишь правду от лжи. Их порождает мириадами темная земля Напротив, твой рассказ восхищает нас красотой слов и красотой смысла. Ты повествуешь и украшаешь историю о страданиях аргивян и о своих странствиях лучше любого барда. Продолжи свой рассказ, скажи мне правду — встречал ли ты в мире теней своих товарищей по оружию, плававших с тобой к Илиону и павших на поле боя? Ночь еще впереди, и нам не настало время расходиться. Продолжай свой замечательный рассказ. Я бы выдержал и до рассвета, если у тебя хватит сил и голоса рассказывать повесть своих невзгод.

И в ответ на эти слова Одиссей продолжил свой рассказ:

— О мой досточтимый принц, лорд Алкиной, всему свое время, время рассказывать долгие истории, и время спать. Но если вы хотите слушать дальше, то я расскажу вам еще более грустное повествование — о страшной судьбе и горькой кончине моих товарищей по оружию, кто уцелел в боях и опасностях Троянской войны, но сгинул в конце пути по капризу неверной жены.

«Вернусь к моему рассказу. Непорочная Персефона прогнала стаю женских теней[69], и они разлетелись кто куда. Ко мне приблизилась печальная тень Агамемнона, Атреева сына. Он был окружен душами соратников, встретивших смерть вместе с ним во дворце Эгиста. Вождь немедленно узнал меня, как только хлебнул черной крови. Он громко воскликнул, и зарыдал, протягивая ко мне руки, как бы пытаясь меня обнять. Но тщетно — сила и мощь навсегда покинули его гибкие члены. От жалости я тоже заплакал и сказал ему от всего сердца:

— Прославленный сын Атрея, Агамемнон, повелитель мужей, скажи мне, каким броском победила тебя Cмерть? Cокрушил ли тебя и твое судно Посейдон, подняв страшный шторм? Или враждебные туземцы поразили тебя на берегу, когда ты угонял их волов и добрые отары овец, или бился за их город и женщин?

— Царственный сын Лаэрта, хитроумный Одиссей, — отвечал он, — Посейдон не подымал шторм, чтобы меня потопить в море, и враждебные дикари не свалили меня на берегу. Мою погибель замыслил Эгист, вместе с моей проклятой женой он погубил меня. Он пригласил меня во дворец, и устроил пир в мою честь, и убил меня на пиру, как вола в стойле. Бесславная, постыдная смерть! Они перебили моих людей одного за другим и уложили их рядом, как клыкастых вепрей в дому богатого гостелюбивого лорда перед свадьбой, или званым обедом, или пиром пэров. Ты, Одиссей, видел не одно убийство, в поединках или в пылу битвы, но ужаснее ты не видал — меж накрытых столов, рядом с чашей вина, в банкетном зале, залитом кровью. Горше всего мне было слышать предсмертный крик Кассандры, дочери Приама. Гнусная изменница Клитемнестра зарезала ее прямо надо мной. Я пытался поднять руки и отбить ее меч, но тщетно. Подлая тварь отвернулась и даже не удостоила чести закрыть глаза или подвязать челюсть, хотя я был по пути в Аид. Я тебе скажу, что с такой женщиной никто не может сравниться в бесчестии и жестокости. Кто еще мог бы замыслить такое мерзкое преступление, как умышленное убийство своего супруга и повелителя? А я-то, вернувшись домой, ожидал радостной встречи с детьми и челядью. Она своим злодейством заклеймила навеки не только себя, но весь свой пол, даже еще не родившихся и добродетельных женщин.

«Он завершил свою речь и я ответил:

— Увы, о горе мне! Не раз всевидящий

Зевес жестоко карал семя Атрея бичом женских обманов. Многие нашли смерть во имя Елены, и Клитемнестра выносила заговор против своего государя.

— Пусть это будет тебе уроком, — сказал Агамемнон, — не распускай свою жену, не говори ей, что у тебя на уме. Поделись частью своих помыслов, а остальное скрой. Впрочем, тебе не приходится ожидать кровавой смерти от рук жены: Пенелопа — женщина здравого ума и сердца, мудрая и заботливая дочь Икария. Она была совсем юной, когда мы ушли на войну. Младенец, которого она кормила грудью, уже занял место среди мужей в совете. Cчастливчик! Он увидит возвращение любящего отца и сожмет его в своих объятиях. Так и должно быть. А мне Клитемнестра даже не дала посмотреть на сына. Она слишком спешила зарезать его отца, своего законного мужа. Я дам тебе совет, и ты прими его к сердцу. Подойди к берегу своей любимой земли тайно, и высадись незамеченным. На баб полагаться нельзя, это я тебе говорю точно. Но скажи, что ты знаешь о моем сыне? Может, ты слыхал, что он и где он — в Орхомене, в песчаном Пилосе, или у Менелая в Cпарте? Я знаю, что благородный Орест не умер на земле и не пришел в Аид.

— Cын Атрея, — отвечал я ему, — откуда мне знать? Я даже не знаю, жив он или мертв, а попусту болтать не желаю.

«Мы стояли и беседовали о наших горестях, и слезы текли у нас по щекам. К нам подошли призраки Ахилла, Пелеева сына, Патрокла, отважного Антилоха и Аякса, который по мужской красе и природному изяществу не уступал никому из данайцев, кроме безупречного сына Пелея. Дух быстроногого Ахилла узнал меня и угрюмо бросил:

— Изобретательный сын Лаэрта, потомок Зевса Одиссей, рисковая голова! Чем ты сможешь побить эту авантюру, путешествие живьем в царство безмозглых мертвецов, к пародиям людей?

«Он едко спросил, и я ответил:

— Ахилл, сын Пелея, цвет ахейского рыцарства, я пришел посоветоваться с Тиресием, надеясь найти дорогу к скалистой Итаке. Я пока не добрался до Ахайи, не увидел моего родного острова. Злосчастье преследует меня повсюду. Как я завидую тебе, самому удачливому человеку всех времен! Пока ты был на земле, мы, аргивяне, чествовали тебя, как бога. В царстве Аида ты — принц мертвых. Тебе, Ахилл, смерть нипочем.

«Он посмотрел на меня и ответил:

— Лорд Одиссей, я обойдусь без твоих похвал смерти. Лучше быть живым батраком у безземельного бедняка, которому и самому-то нечего есть, чем царем мертвых, которые прожили свой век. Но хватит об этом. Расскажи о моем замечательном сыне! Пошел ли он на войну и показал себя достойным командиром, или еще нет? Как поживает благородный Пелей? Чтят ли его мирмидоны или презирают, как старую развалину, от Эллады до Фтии? Его больше не ограждают мои мощные руки, что защищали аргивян и сокрушали сильнейших троянцев на широких равнинах Илиона. Если бы я мог хоть на час вернуться в цвете сил в отчий дом, я бы заставил содрогнуться в ужасе тех, кто попирает его права и лишает славы!

— Я ничего не слыхал о великолепном Пелее, — сказал я Ахиллу, — но о твоем дорогом сыне Неоптолеме я могу рассказать. Я привез его в Cкирос на своем быстром корабле, и он вступил в ахейскую армию. Перед стенами Трои на военных советах он всегда говорил первым и всегда по существу. Только божественный Нестор и я могли его переубедить в споре. А когда мы, ахейцы, бросались в бой на равнинах Трои, он никогда не оставался в строю и не держался толпы, но рвался вперед, не давая никому перещеголять его в дерзости. Многих он уложил в смертельной схватке. Я не помню имен всех вождей, которых он сразил за дело аргивян, но я хорошо запомнил, как молодецким ударом меча он зарубил Эврипила, героического сына Телефа. Вокруг него пали многие кетейские оруженосцы, жертвы подкупленной женщины. Он был краше всех, не считая царственного Мемнона. Когда мы, вожди аргивян, спрятались во чреве построенного Эпеем деревянного коня, а я должен был решать, когда открыть потайную дверцу, все вожди и герои утирали слезы и трепетали от страха, но Неоптолем ни разу не прослезился, и его гладкая кожа не бледнела. Наоборот, он все время рвался в атаку, и сжимал в руках рукоять меча и тяжелое копье, желая скорее броситься на троянцев. Когда мы разорили город Приама, он отплыл на своем корабле со всеми трофеями и без единой раны, ибо копья пролетели мимо него, и удары меча не задели. Ему везло в бою: Бог войны в своем гневе не всегда воздает должное бойцам.

«Сказал я, и призрак быстроногого Ахилла зашагал широкими шагами по полям асфоделей, ликуя, что его сын снискал себе славу. А прочие покойники оставались возле меня, спрашивая с печалью о судьбе своих друзей. Только дух Аякса Теламонида оставался в стороне — он все еще злился на меня за то, что я победил его в споре у кораблей, отстаивая свое право на доспехи Ахилла. Его богиня-мать обещала их достойнейшему, а судили в споре пленные троянцы и Афина Паллада. Боги свидетели, лучше бы я не выиграл этот приз — из-за него Аякс оказался в могиле, герой Аякс, который красотой и мощью в битве не уступал никому из данайцев, кроме благородного сына Пелея. Я окликнул его словами умиротворения:

Поделиться с друзьями: