Одна беременность на двоих

— Ты простыла?

Я подняла глаза на Стива. Он отвернулся от камина и смотрел на меня серыми виноватыми пёсьими глазами. Хотя могли ли его глаза по своей природе иметь такое выражение? Скорее всего нет, иначе как бы он мог переспать с подругой, ну хотя бы номинальной, своей беременной девушки. И как, как Аманда могла мне подобное предложить? Зачем? И как я могла оказаться такой дурой, что поднялась с ним наверх! У меня и в мыслях не было, что он… Наверное, Аманда права, и я остановилась в своём развитии ещё в школе… И почему, почему я не смогла сказать ему «нет», ведь мне до ужаса было противно с ним, до ужаса…

Мне не было так плохо даже тогда, в походе… Интересно, он заметил, как сухо было у меня внутри, хотя как он мог заметить в резинке… К тому же, было темно, чтобы увидеть, как я закусила губу и считала овец до того момента, когда он наконец-то остановится. Я даже не пыталась ничего симулировать, как тогда в походе. Я пыталась не показать, что мне просто больно, будто в первый раз… Может, Аманда права, и со мной действительно что-то не так?

— Ты чего носом шмыгаешь? — повторил вопрос Стив.

Я тут же втянула сопли и заморгала, чтобы просушить слезы.

— У меня, похоже, аллергия на специи, — прошептала я, но притянула кружку обратно, когда он попытался её забрать.

— Отдай. Я тебе подогрею без специй.

— Не надо, — сказала я и сделала большой глоток. Спасительная жидкость растеклась по замёрзшей груди, и я даже прикрыла глаза от удовольствия, но тут же распахнула их, испугавшись повторения утреннего поцелуя. Но Стив уже вернулся к камину и забрал у сестры джезву. Дура, отругала я себя, будет он тебя при всех целовать! И ты ему больше не нужна, он уже выиграл спор… О, чёрт! Так может не Аманда меня проверяла, а он, чтобы показать Аманде, что вся моя философия секса с чувствами яйца выеденного не стоит. Конечно, я же почти назвала Аманду блядью, и она явно обиделась, а потом долго сидела с ним в машине. И, похоже, он решил так утешить ее, показав, что я сама ничуть не лучше. Господи, боже мой, ну почему я такая дура… Как я могла так попасться… Папочка, ну почему я не поехала к тебе на Рождество… Это самое поганое Рождество в моей жизни…

— Давайте песни петь, что ли?

Я подняла глаза и поняла, что вновь выпала из времени. Все собрались подле камина с полными или уже пустыми кружками: кто на диване, кто в креслах, а кто просто на полу, отогревая руки на этих самых кружках, а Стив стоял у окна с гитарой.

— Настраивать не буду, а то батарейка на телефоне вконец разрядится!

— Погоди! Мы с Амандой подгузники не дообсуждали, — сказала Терри, присевшая к нам на диван. — Ну ты считаешь, что это всё зависит от физиологии?

— Конечно, ты же естественник, ты же должна понимать! Как раньше-то люди без памперсов обходились — явно не стирали каждую минуту. Это мы всё забыли, потому что с подгузниками легче. Снял, выбросил, надел другой и стирать ничего не надо. А то, что этот наполнитель в подгузниках, портит природу, никто не думает, да и бумага опять же…

— Ну и, ты мне про физиологию лучше расскажи, меня твои бумажные полотенца не особо интересуют.

— Короче, смысл в том, что младенец желает быть сухим и чистым, то есть он контролирует свои потребности. Родителям надо понять, как ребёнок сообщает им о своём желании пописать и покакать. Если всё время держать ребёнка в подгузнике и игнорировать его просьбы, то врождённый инстинкт со временем пропадает, и тогда уже надо будет не поддерживать желание «ходить в туалет», а обучать ему заново. В общем все мы знаем, когда дети хотят писать — обычно после и перед сном, после или перед кормлением. Тогда и надо подлавливать…

— Как? На горшок-то нельзя сажать.

— Держать над раковиной или унитазом.

— А потом с тряпочкой подтирать, — включилась в разговор Абигайль, продолжавшая сидеть у камина. — Помню, как мама чертыхалась, когда Стив попасть не мог.

— Хватит! — послышался голос Шона. — Ты-то под стол тогда ходила, что ты помнить можешь…

— Помню! Он и в семь лет не попадал. Уверена, что ты тоже… У вас физиология неправильная… У вас постоянно что-то да мимо льётся…

Она расхохоталась в голос, хоть и прикрыла рот ладонью. За ней расхохоталась и Терри, Аманда тоже не заставила себя ждать, а потом уже и парни начали смеяться.

Я бы тоже хотела рассмеяться, но не получилось, потому я спрятала лицо в кружку, чтобы не привлекать внимания. Я не стала оборачиваться, чтобы узнать, смеётся ли Стив. Мне было плевать… Главное, что он ничего не пролил три часа назад.

Хохотали долго. Уже просто оттого, что смотрели друг на друга. Аманда даже схватилась за живот.

— Толкается? — спросила Терри.

Аманда кивнула, а Абигайль тут же вставила через смех:

— Он заранее возмущается несправедливости — мама носила подгузники, а ему не разрешит.

— Да, Аманда, откуда такие мысли? — вмешался в разговор Шон. — Ну носили мы подгузники до трёх лет, но сейчас-то все нормально.

— Шон, роди себе сначала ребенка, а потом будешь на нём экспериментировать, — зло сказала Аманда. — Я буду воспитывать своего сына так, как считаю нужным, и никто из вас мне не судья и не авторитет.

— Ладно, Аманда, остынь, — бросила Абигайль. — Ты там не каркай, знаешь… У меня на жизнь много планов… И потом вдруг меня Шон тоже бросит, если…

Лицо Аманды стало каменным, и смех вокруг резко прекратился. Абигайль непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

— Меня никто не бросал, — в мёртвой тишине прозвучал ответ Аманды. — Это было моё решение и только моё. А свои стереотипы засунь себе в задницу!

Она резко поднялась и отступила назад, к камину, чтобы обойти диван с другой стороны и уйти в комнату. Абигайль еле успела отдёрнуть ногу, иначе Аманда точно наступила бы на неё. Все молчали, и я тоже. Только Стив перехватил Аманду за диваном. Все обернулись — одной рукой он продолжал держать гитару, а другой обнимал Аманду за плечи.

— Там холодно. Эта дура тебе больше слова не скажет. Слышишь, Абби? Иначе будешь искать на эту ночь гостиницу.

— Да мы не против, — тут же отозвалась его сестра. — Похоже, электричества уже не будет до утра. Поедем, Шон?

— Может, наоборот они поедут? — тут же отозвался парень. — Всё-таки Аманде нельзя простужаться, а мы вспомним походы. Ляжем тут у камина в куртках, под одеялами. Огонь пусть горит, как у викингов в домах…

— А может просто помиримся? — подал голос Пол. — Ты там играть собирался. Так поиграй уж тут. Давай про Рудольфа споем, а?

— Аманда, — голос Стива звучал слишком серьёзно. — Я отвезу тебя в гостиницу. Сейчас не так плохо с местами. Найдём что-нибудь. Кейти, — он повернул голову в мою сторону. — Собирайся.

— Не надо, — оборвала его Аманда. — Не будем устраивать панику. Но если твоя сестра ещё раз откроет рот, я оттаскаю её за волосы. Слышишь, Абби?! Ты знаешь мою руку.

Они с вызовом глядели друг на друга. Стив поспешил вернуться к двери и взял первый аккорд. Все, даже я, Аманда и Абигайль, подпели ему.

— You know Dasher and Dancer, and Prancer and Vixen, Comet and Cupid, and Donner and Blitzen. But do you recall the most famous reindeer of all? Rudolph the red-nosed reindeer had a very shiny nose. And if you ever saw it you would even say it glows. All of the other reindeer used to laugh and call him names. They never let poor Rudolph join in any reindeer games. Then one foggy Christmas Eve Santa came to say: Rudolph with your nose so bright won’t you guide my sleigh tonight? Then all the reindeer loved him and they shouted out with glee. Rudolph the red-nosed reindeer you’ll go down in history!