Одна беременность на двоих

— Я ничего не боюсь, — перебила меня Аманда. — Я была дурой, что рассказала тебе.

— А ты мне ничего не рассказала.

— Вот и отлично. Иди уже в душ, или ты передумала уезжать? Я могу остаться. Мне плевать на мнение Абби. Это ты боишься взглянуть всем в глаза. Особенно Стиву. Ты ведь чувствуешь ту же вину, да? Что у тебя с ним ничего не получилось? Это тоже нормально, как говорят психологи. Нас веками приучали к тому, что в постели хорошо должно быть только мужчине. Они быстрее нас привыкли и даже не задумываются, что нам может быть нужно что-то совсем другое. Чёрт побери, а вот когда в Средние века школяры обратились к наследию античности ещё до эпохи Возрождения, они писали, что женщина может зачать только при получении оргазма, и все их учебники по деторождению были сборниками картинок о том, в каких позах лучше всего удовлетворить женщину. Наверное, их все сожгли на кострах вместе с ведьмами и продолжают жечь!

Аманда уже не говорила, а орала, и я была до безумия рада, что в доме мы одни. Это было похлеще индийских храмов, и я решила выскочить в коридор и запереться в душе, чтобы она остыла.

— Так мы уезжаем, или ты ждёшь Стива? — бросила мне в спину Аманда.

Но я лишь со всей дури хлопнула дверью ванной комнаты и, бросив одежду на пол, рухнула на неё, потому что тело сотряс дикий смех, причину которого я не могла себе объяснить. Отсмеявшись, я включила душ и залезла под его обжигающие струи. Господи, шептала я, когда-нибудь она будет говорить со мной прямо, без только ей известного подтекста? Или меня ждёт участь Стива, в голове которого она создала непонятно зачем и непонятно какой образ себя и, похоже, меня тоже. Какого чёрта, Аманда? Какого чёрта!

Глава тридцать первая "Запах корицы"

Я провела рукой по каминной полке, украшенной искусственной еловой веткой, и вдохнула будоражащий запах корицы, смешанной с шоколадом — запах настоящего домашнего Рождества. Жаль, конечно, что он не был дополнен ароматом хвои, но Аманда не допускала и мысли о том, чтобы меньше чем на месяц ставить в дом живое дерево. Поэтому в доме её матери в главной зале стояла пушистая под самый потолок искусственная ёлка, увенчанная фигурой ангела и украшенная красными и серебристыми шарами и бордовыми бантами. Под ней лежали подарочные коробки. Я добавила к ним свои две: одну с шарфом для матери Аманды, другую — с туниками в стиле хиппи, которые любила Аманда. Не имея возможности пойти одной в магазин, я сделала заказ в онлайн магазине на адрес отца — иначе по лейблу на бандероли Аманда сразу бы догадалась, что это для неё, ведь я подобное не носила, мне такое просто не шло. Что же придумала для меня Аманда? Идей никаких не было. В прошлом году она подарила мне набор дорогих пастельных мелков, который, признаться, я так и не открыла.

Я вновь потянула носом запах корицы. Это был настоящий материнский запах. В нашем доме так больше не пахло, даже тогда, когда мы с отцом разогревали в духовке замороженные булочки с корицей. Я взяла в руки один из стеклянных шариков, которые рядком стояли на полке. По ободку зеркала белой зубной пастой при помощи зубной щётки Аманда час назад нарисованы морозные узоры, чтобы хоть немного посидеть к матери спиной, чтобы та не пялилась на выпирающий живот.

Аманда постаралась одеться по-старому, будто и не было никакого живота. Она натянула свою обычную жёлто-зелёную футболку с вышитыми разноцветным мулине растительными индийским орнаментами и поверх неё, чтобы прикрыть живот, над которым ткань, конечно же, собралась гармошкой, надела короткую однотонную серую тунику-сарафанчик, скрывавший резинку вельветовых штанов с заниженной талией. Со спины Аманда совсем не выглядела беременной, только мы-то, я и её мать, знали, что через три месяца на свет появится маленький мальчик.

Как же дурманит голову приторно-горький запах корицы! Я даже ощущала похрустывание сахара на зубах, но вода в чайнике давно остыла, а мать с дочкой как ушли в спальню, так всё и не возвращались. Я встряхнула шарик, и спрятавшийся в нём сказочный город начисто исчез в снежном вихре, а потом начал постепенно вновь проявиться в оседающих на дно блёстках-снежинках. Хорошо, что мы всё же сообщили миссис О’Коннер, что приедем к обеду, иначе не было бы этих замечательных плюшек, пусть и скрученных на скорую руку из готового слоёного теста.

Аманда вызвалась вести машину, сославшись на то, что моим черепашьим ходом мы и к ужину не доберёмся. Желание беременной — закон, да я и не жаждала вести машину в снегу. Цепи с колес Стив снял ещё по приезду, когда отгонял нашу машину, чтобы Пол мог вывести свою из гаража. Дорога в городе была скользкой, а знакомства с гололёдом мне хватило и на джипе Стива. Всё-таки Аманде водить в снегу привычнее — из её Рино добраться в зиму намного быстрее, чем из моего Салинаса, и она явно делала это самостоятельно не один раз. Тем более начал идти мелкий снег, а Аманда не позволила бы мне включить щётки на полную мощность.

Мы настроились на радиостанцию с рождественскими песенками, чтобы улучшить настроение и чтобы не создавать атмосферу вынужденного разговора. Я всё ждала, что Аманда расскажет про отца ребёнка, ведь вчера ночью я была уверена, что она устала держать свою боль внутри, но Аманда решила молчать и подпевать песенкам. А я смотрела в окно, мысленно прощаясь со снежными равнинами. Почему-то, когда я сидела на пассажирском сиденье и безучастно глядела на то, как сливаются в одну панорамную картинку ничего не значащие пейзажи, мне казалось, что я вновь маленькая девочка, которую родители опять тащат в какую-то даль, чтобы покорить очередные горные тропы. Сейчас же надо было покорить Эверест — объяснить матери Аманды, каким образом та весной станет бабушкой.

— Ты уже решила, что скажешь про… про свою беременность?

Аманда не отвела взгляда от дороги, но поправила лямку ремня безопасности под животом. Прошло больше минуты, и я уже подумала, что мой вопрос проигнорирован.

— Оставь это мне. Я знаю, что мать станет расспрашивать тебя, но ты молчи.

— Да что мне говорить, если я ничего всё равно не знаю.

— Ты знаешь кое-что, что моей матери знать совсем не нужно.

— Ты бы хотя бы позвонила ей, а то вваливаться вот так, без предупреждения, даже к собственной матери немного не вежливо.

— Хочешь — звони. Я за рулём, мне штрафы не нужны.

— Так остановись вообще… Сколько там штраф-то, двадцатка? Да и шерифов тут в лесу днём с огнём не сыщешь.

— Сто восемьдесят, не хочешь? Со всеми судебными выплатами. Стива в Сакраменто поймали недавно, да и меня почти что тоже пару месяцев назад. Стою на светофоре на выезде с трассы, решила музыку сменить на Айфоне. Выбираю альбом и чувствую, как моё правое ухо гореть начинает. Поднимаю глаза, а на соседней полосе стоит полицейская машина, и шериф уже шею сломал, пытаясь увидеть, что у меня в руках. Слава Богу, у меня телефон на кресле лежал почти у самой дверцы. Я улыбнулась шерифу и вцепилась в руль. Я потом глаза скосила, следя в зеркало, поедет он за мной или нет. Сердце, думала, выскочит. Меня за пять лет ещё ни разу не останавливали.

— Счастливая, значит. Гоняешь, как чокнутая, и хоть бы хны… А меня просто так поймали. Я всё пыталась её уломать отпустить меня, но разве бабу разжалобишь — мы же ненавидим друг друга. Она ещё в довершение всего афроамериканка была.

— Говори — чёрная, к чёрту политкорректность.

— Не, я к ним нормально отношусь. У меня училка по английскому классная была. Потом… Ну их культура даже интересна. Та же Кванза. Жаль, что мы в этом году не сходили послушать их барабаны.

— Сдались тебе эти барабаны! Один раз послушать достаточно. Я тоже к ним нормально отношусь. Я вообще ко всем нормально отношусь. Только дружить я с ними не собираюсь, у меня химии с ними нет и не будет. Они другие, и всё тут, но это, конечно, не повод загонять их вновь в конец автобусов. А праздник их глупый… Ну, может, в шестидесятые, когда чёрные боролись за свои права, его введение и имело смысл, чтобы доказать, что вместе они сила и могут победить предвзятость белых, а сейчас… Даже они сами забыли, что это праздник урожая и, думаю, считают его африканским Рождеством. Наверное, как и еврейские дети здесь свою Хануку. Я вот помню, как меня маленькой мать привела в библиотеку, а там тётка-клоун рождественские гимны пела под бой барабанов и учила детей, как латкес печь… Жаль ещё индусские огоньки для полного салата не зажгли… В Калифорнии, наверное, зажигают.

— А я не согласна с тобой, — перебила я и выдержала паузу, если вдруг Аманда начнёт возмущаться по-привычке, но она молчала и делала вид, что ей интересно моё продолжение. — Знаешь, я беседовала с одной еврейской мамой, так она сказала, что объясняет ребёнку, что здесь многие верят в Иисуса, поэтому у них есть ёлка, и они дарят друг другу подарки. А у нас есть минора, и мы тоже дарим друг другу подарки…

— То есть детям важны материальные ценности? А? Согласна? Остальное — это уже фетишизм взрослых.